Отряд не заметит потери бойца

В безбрежном океане поднимается плато Ланг, и из отвратного строения на свет вылезает Хадхулу, небеса исторгают орды шогготов, заселяющих Землю, из ниоткуда в пространстве появляется остров в океане, а из него выходят Старейшие, ужасные аморфные Крылатые выползают из подземных убежищ, и заполоняют видимое пространство, сметая все на пути, звездное небо закручивается по друг на друга, временные пространства накладываются по спирали.

Никаких сил уже нет, обмякаю на стуле.

В безбрежном плато Ланг поднимается океан и из отвратного убежища на свет вылезают шогготы, океан исторгает орды Старейших заселяющих звездное небо из ниоткуда в пространстве появляются аморфные Крылатые а из них выходит Хадхулу, ужасные аморфные острова выползают из пути закручивающемся по спирали и заполоняющем строения сметая видимые на ужасные небеса пространства Земли, временные убежища накладывают сферы на друга.

Тошнота подходит к горлу и на этой раз непереваренная еда пачкает колпак изнутри и балахон снаружи.

В плато океана поднимается Ланг и из видимого пространства орды вылезают Крылатые исторгая из отвратного острова шогготов заселяющих временные пространства пути проявляя ужасных Старейших из безбрежного убежища на свет вылезает звездное небо заселяющееся аморфным Хадхулу закручивающем по спирали и сметающем заполоняющие строения временных сфер Земли накладывающей пространства ужасных небесных убежищ.

Конец.

Небо темно-малиновое.

Жрец что-то восторженно вещает, как обычно активно жестикулируя.

Кажется, купол неба настолько сжался, что если протянуть руку, то можно коснуться рукой. Мир скукожился до небольшого пространства около идола Хадхулу. В этом замкнутом пространстве вокруг меня находятся те, кого я отчаянно искал в картинах, появлявшихся вчера.

Людей.

Да, человек отнюдь не старейший и не единственный хозяин Земли, он вообще не имеет значения для Земли, Космоса и Времени. Но можно быть бессильным перед могущественными властителями, можно быть бессильным перед высшими силами, но бессильный перед высшим не означает бессильность вообще, особенно, бессильности перед равными.

Подхожу к жрецу, в очередной раз что-то кричащем о близости пробуждения Хадхулу. Служитель настолько вошел в оккультный раж, что замечает меня только в последний момент. Со всего маху бью противника по лицу. Жрец отлетает, падая на спину, и долго лежит, наблюдая за небом, становящимся фиолетовым, и прибитой Луной. Обычно сильный ветер стихает, как бы ожидая, что будет дальше. Жрец ахает, словно только теперь понимая, что произошло. Руками трогает разбитый нос, хлюпает, силясь втянуть льющуюся кровь, и смотрит на красные руки, будто не веря в реальность происходящего.

Жрец поднимается на ноги и весь дрожа, истошно вопит:

— Это! Это! Бунтарь! Он восстал против Хадхулу! Хадхулу покарает его! — широко улыбаюсь.

— Схватите! Схватите его! — Жрец обращается к собравшимся.

— Убейте! Убейте его!

Наблюдаю за окружающими, с опаской ожидая их действий. Однако все смотрят на меня как на героя и не скрывают презрительных взглядов, бросаемых на жреца.

Теперь понимаю: все собравшиеся уже не служат Хадхулу, все они находились в бункере и все совершали путешествие, подобное вчерашнему, однако, не смогли принять бессильность перед высшим, опустили руки и перестали действовать в текущей реальности, однако, ждали того, кто сможет выйти из ритуального круга и сделать то, о чем все мечтают.

Жрец с окровавленным лицом мечется по кругу, причитая: «Что же! Что же вы стоите!», затем подбегает к идолу Оставляющего и рассыпает вокруг себя серебристый порошок из карманов халата. Языки пламени вздымаются, образуя защитный круг. «Не пройдете! Не пройдете!» — язвительно верещит жрец — «Хадхулу не пустит! Хадхулу не пустит!».

Трое выходят из круга, вытаскивают из песка флагштоки и срывают зеленые знамена Оставляющего, подбегают к волшебному костру, на секунду останавливаются, но затем смело перепрыгивают через огонь, как раньше на обрядах.

Жрец мертвецки бледнеет — все представления, в которые он так долго верил, рушатся в мгновение ока. Слугу Хадхулу сбивают и протыкают флагштоками.

Осматриваю собравшихся. Может мне и мерещится, но на каждом белоснежные балахон и колпак.

Хадхулу, заключенный в камне, наблюдает за нами, неспособный что либо сделать, сегодня здесь и сейчас мы оказались сильнее самого сильного, пока что неспособные разрушить идол, однако, скоро в наших руках окажутся молоты, превращающие памятники прошлого в пыль.

А пока мы берем в руки факелы, строимся в колонну и идем в город.