Василиск

— Вот они, воевода, — Хватко, родом из древлян, был ловок и по лесу ходил бесшумно. За то и послали вперед, разведать капище языческое. Кроме него, никто не смог бы сделать это так же незаметно. Древлянин вернулся и провел за собой воеводу — убедиться в правдивости слухов, ходящих о тайном лесном селении.

— Здесь они жертвы василиску приносят, — прошептал древлянин.

— Тьфу, мерзость! — он перекрестился, преданно глядя на воеводу. Тот, хмурясь и топорща бороду, всматривался в сгустившиеся над селением сумерки.

Жители деревушки столпились перед капищем, на видном месте которого возвышался идол. Не обычный, с грубыми чертами лица, принадлежащими Даждьбогу или Хорсу, коих воевода перевидал и пересжигал немало — здесь над низенькими, крытыми соломой и дранкой крышами возвышался огромный извивающийся двухголовый василиск. Отблески факелов играли на черном бугристом теле, обвившемся вокруг жертвенного столба, черного от засохшей крови, и Криву показалось, что чудище живое. Нет, этого не может быть… Ночь спустилась, оседая на ветках предчувствием тайны. Люди в черных рубахах зажигали костры, окружая капище кольцом огня. Два старика с длинными седыми бородами ввели в центр круга девицу. Она была нага, распущенные волосы спускались с ее плеч до живота, не закрывая полную, часто вздымавшуюся грудь. Жрецы оставили ее у столба, на помосте из бревен, а сами затянули песню. К изумлению Крива, жертва не пыталась бежать и не дрожала от страха, а стояла, раскачиваясь, и подпевала жрецам. Зрители сели поодаль, образовывая круг, и в тени, в своих черных одеждах, казались огромной затаившейся змеей. Многие кланялись василиску и падали в исступлении, подобно змеям, извиваясь на земле… В свете факелов воевода видел, как жрецы достали кривые черные ножи и надрезали запястья жертвы. Кровь заструилась с рук молодки, капля за каплей стекая в глиняную чашу, подставленную одним из стариков. Затем он поднес чашу к морде василиска, давая идолу напиться, остатки выплеснул на помост. Старцы взяли девицу за руки и осторожно опустили куда-то. Крив не видел, куда. Видно, в помосте прорезана дыра, а там вырыта яма: девица скрылась там с головой. Жрецы упали на колени и замерли.

Настала такая тишина, что воевода замер, боясь шевельнуться. Селяне ждали чего-то. Крив расслышал слабые завывания жертвы, и ему чудилось:

— Приди! Приди ко мне!

Старцы встали с колен, подняли деревянную крышку и закрыли яму. Голос девушки стал глуше — теперь воевода не мог разобрать ни слова.

— Идти надо, заметить могут, — прошептал отрок. Воевода, не глядя, протянул руку, нащупал загривок Хватко и с силой пригнул к земле, почти припечатав носом — не указывай старшим! Древлянин притих.

Из-под помоста взметнулся крик. Он был таким, что волосы на голове Крива зашевелились, и он, бившийся с самим Святополком на Альте, содрогнулся, зажав в кулаке нательный крест.

— Идем! — Крив поднялся и осторожно побрел прочь. Отрок семенил следом, стряхивая со лба налипшую хвою. Они вышли к опушке. Там их ждали.

— Ну что, Крив, правду Хватко сказал? — спросил один из воев, статный витязь в кольчуге и высоком шеломе с бармицей.

— Правду, Шелеп, — ответил воевода.

— Мерзости такой быть не должно на княжеской земле! Зови кметей!

Шелеп свистнул. Из лощины выступили люди. Луна блестела на остриях мечей и рогатин. Воевода махнул рукой, и отряд тихо вошел в лес, следуя за древлянином. Воины медленно окружали селение. Крив опустил кованое забрало-полумаску с хищным совиным клювом и вытащил меч.

Отряд разом вышел из-за деревьев и ринулся вперед, сужая смертоносный круг. Язычники заголосили, стремглав разбегаясь, кто куда, и гибли от ударов мечей. Кмети не щадили никого — да и не следовало щадить: князь приказал мерзость языческую огнем и мечом искоренить! Шелеп с факелом ходил меж домов, поджигая крытые соломой крыши. Иногда делал быстрое, неуловимое движение рукой, и идолопоклонник падал, пронзенный сулицей.

Воевода шел к капищу, убивая всякого, оказавшегося на пути. Удар — и голова жреца покатилась в жертвенную яму, а тело упало на помост, дергаясь и заливая его кровью. Крив схватил пробегавшего мимо селянина, развернул и всадил меч в живот. Отбросил, с улыбкой глядя, как корчится язычник.

Вскоре все было кончено. Убили всех, кроме нескольких девок и детей. Их можно продать на товарище сурожанам, варягам или грекам. Крив приказал воинам сбросить тела убитых в яму и изрубить василиска в щепы.

Потом подозвал Шелепа:

— Утром вернешься и проверишь, не придет ли еще кто на капище! Думаю, не все они здесь… — Понял, воевода.

Едва рассвело, Шелеп стреножил коня у опушки и вошел в лес. Дорогу он помнил и шел, не таясь. Селение встретило запахом дыма и догоравшими остовами домов. Ни души. Гридь обошел пепелище, подошел к яме, сдвинул тяжелую деревянную крышку. Туда воины сбрасывали убитых.