Крошатся звезды в темной ночи

За то, что жру кукол.

… Жена сидит на нашей кухоньке. Выпрямившись, сложив руки на коленях, словно прилежная школьница. Одежда порвана, по лицу растеклась тушь.

— Зая, не волнуйся. Все будет хорошо, — говорит она надтреснутым голосом.

А в моей груди густой волной расходится боль. Я хмурюсь и не хочу смотреть ей в глаза.

Я пытаюсь снова почувствовать все это — только вместо этого из памяти выскакивают другие кусочки.

… Лето. Пляж. Я и дочь загораем. Жены нет. С ней связаны только бутират и неутихающая от времени боль.

Я смотрю, как дочь пытается лопаткой поймать муравья.

— Юляша, я схожу искупаюсь, — говорю я.

Дочка кивает, по-прежнему с усердием ловит бедное насекомое.

А потом я утонул. Вроде бы. Просто в груди будто взорвалась бомба.

Раз!

И я оказался здесь. С отваливающейся кожей, с горячим желанием поедать кукол.

Я прислушиваюсь. Показалось, что за дверью что-то хрустнуло.

Я знаю, что никого там нет. Конечно же нет!

Сам запирал дверь от квартиры и дверь от кладовки. Услышал бы, если «архаровцы» или еще кто попытались бы влезть.

Но глаза сами собой скашиваются к дверной ручке. Хочется развернуться боком, чтобы постоянно держать проем перед глазами.

А еще лучше — держать дверь, крепко вцепившись в ручку. Здесь, в кладовке, светло, а там, в квартире, так темно.

И в этой темноте… Дверь бешено затряслась.

Дверь бешено трясется.

Я ищу нож в куче мусора, но не могу его найти. Кожей ощущаю шершавый вязаный свитер, холодные и гладкие бутылки, мягкую бумагу с мельчайшими частичками пыли, колючие засушенные розы, склизкие, но приятные на ощупь кусочки тухлого мяса.

Кожей ощущаю.

Кожей, что умерла давным-давно. Кожей, что покрылась трупными пятнами и разлагается с каждым днем все сильнее и сильнее.

Свет от свечей становится ярче. Я пытаюсь закричать, но из горла вырывается лишь сдавленный хрип. Я давно разучился говорить, но не жалею об этом. Зато могу думать. Могу.

Закапываюсь в тряпье глубже. Нож. Я должен найти его.

За спиной громыхает. Ощущаю, как что-то вцепляется в спину и вытаскивает меня из кладовки. Вытаскивает меня из моего дома. Я оборачиваюсь. Один из «архаровцев» вырвал дверь и смог схватить меня за футболку. Наверное, когда-то «архаровец» был человеком или таким же живым мертвецом, как я. Но сейчас он монстр: лицо обезображено шрамами, веки сшиты грубыми нитками, вместо рта — хоботок нелепого насекомого. И одежда… Она чистаомого. И одежда… Она грязна, она смердит трупами и абрикосовыми духами.

Нет времени, чтобы найти нож. Нет времени, чтобы уклониться от «архаровца». Остается рвать кожу монстрам, чтобы сохранить свою. Свою мертвую кожу. Я широко улыбаюсь — кожа лопается и выступает кровь. Я чувствую, как стекают холодные капли по подбородку.

Я хватаю стеклянную бутылку с кучи мусора и бью о голову «архаровца». Он оседает на пол, но руки сильнее сжимают мою футболку.

Мы падаем, мы деремся. Я — за жизнь, он — за… не знаю. Мне все равно, какой приз получит чудовище, если убьет и сдерет с меня кожу. Наверное, вообще нельзя сказать, что «архаровцам» доставляет удовольствие охотиться на живых мертвецов. Я видел, как они вытаскивали из дома такого же бедолагу как я, кидали на тротуар, грубо и быстро сдирали кожу и разбредались кто куда.

На нас падает тень: еще один «архаровец». Я вскакиваю и начинаю ногами бить лежащего монстра. Удары громко отдаются в кладовке.

«А может, стоит сдаться? — говорит внутренний голос.

— Ты и так очень долго борешься за жизнь. Разве стоит она того? Все равно ни сына, ни жену не вернуть».

Нет. Если я и сдохну, то только от разложения. Мне случалось попадать и в более плохие и опасные ситуации.

Я ныряю в кучу.

Нож. Должен найти его.

«Архаровец» вцепляется в мою ногу, и я сильно, как только могу, лягаю монстра босой ногой, целясь в кровавые шрамы на голове, но тварь не расцепляет руки.

Я нащупываю нож. Мой кухонный, остро заточенный, но ничем не примечательный нож.

Теперь у меня есть прекрасная возможность вынырнуть из мусора, перерезать горло лежащей твари, а потом накинуться на другую.

«Ну, а если «архаровцев» нельзя убить?» — подленько нашептывает внутренний голос, но я отказываюсь ему верить. У меня все получиться, надо лишь сосредоточиться и напасть.

Я кидаюсь на стоящего в проходе монстра. Мне не страшно. Разве что самую малость. Чуть-чуть. Я бью ножом по горлу монстра. Он пытается отойти, но я держу его за плащ. «Архаровец» хрипит. Я бью снова. Что-то хрустит, наверное, перебил гортань этой твари.

Выбегаю из кладовки.

Резкий холодный ветер бьет мне в лицо. Как бы говорит, чтобы я остановился и передохнул.