Голубятник

Мы жили на Севере, в небольшом рабочем посёлке. Родители работали, мы учились. Это был конец восьмидесятых, если я не ошибаюсь. Как сейчас говорят совок, застой. До путча, развала СССР еще оставалось несколько лет.

Нашего городка это мало касалось, рабочий люд не лез в политику, не страдал от репрессий и в принципе, было всё равно, какой вождь выступает по телевизору. Зарплаты платили стабильно, в магазинах стабильно ничего не было.

Но это я со слов родителей говорю, у нас же — у детей, всё было хорошо. Скучно на уроках, весело после уроков. Зимой — санки, лыжи, самодельные катки, снеговики. Весной и летом классики во дворе, походы на пикники, за ягодами и грибами. Кружки по интересам в Доме Пионеров.

Я, как и любая младшая сестра-третьекласница, предпочитала проводить время со старшим братом. Куда он, туда и я. Тем более родители это очень даже одобряли. Все-таки под присмотром, пока они на работе. Полдня школа контролирует и воспитывает, полдня — брат.

Игорю это не нравилось, но он сильно не возражал. Поэтому лет до десяти я играла в мальчуковые игры и вместо того, чтобы чертить классики, лазила по стройкам и подвалам.

В тот день мы сидели на обочине дороги, на сваленных, ржавых железных бочках, и спорили.

— Давай проверим, — говорил Паша, — он точно что-то скрывает.

Игорь покачал головой:

— Нет. Слишком опасно. Тем более со мной сестричка, а если придётся убегать? Она будет нас задерживать Помолчали. Я не хотела спорить, тем более он был прав.

Но Паша никогда просто так не сдавался. Тем более что мысль о походе в таинственную голубятню он вынашивал еще с зимы.

Мы часто ходили сюда, на окраину города, после школы и наблюдали за небольшим одноэтажным домиком с пристройкой. Все называли её голубятня. В доме действительно жил старик, который разводил голубей, много голубей. Все это знали, потому что все видели домик, но внутри никто не был. Старик не любил гостей, а ещё больше не любил детей.

Я слышала, что когда-то отец сказал о нем: «Старый чёрт усыновил своих птиц и больше ему ничего не надо».

Паша удобнее устроился на огромной ржавой бочке и, болтая ногами, смотрел задумчиво на «голубятню». Близко туда никто не подходил, и все предпочитали смотреть на взлетающих иногда птиц издалека.

— Знаете, что я думаю? — сказал Паша.

— Не простой он голубятник, а американский разведчик.

Я не выдержала и фыркнула тихонько. Паша укоризненно посмотрел на меня с выражением «Эх, дети» и продолжил:

— Живёт один. На окраине. В деревянном домике одноэтажном. Все живут в теплых квартирах, а он сам по себе. Как будто что-то скрывает. Вы хоть раз его в городе видели?

— Нет, — ответила я.

— Ни разу его в хлебном не видела. А голубей же хлебом кормят, не?

— Я один раз видел у паспортного стола, — сказал Игорь.

— Грязный как чёрт. Но разведчики паспорта не получают. Они наоборот скрываются.

— Значит у него сообщники в паспортном. Ему же нужно поддельный при себе держать, чтобы милиции показывать. У него их, наверное, десяток.

— Нет, — сказала я.

— Не похож он на разведчика. Ты видел Штирлица? Вот это разведчик. Умный, ухоженный, красивый. А этот на алкоголика похож.

— Точно, — подтвердил Игорь.

— Он же должен сведения добывать и передавать шифром за границу.

— Он не только шифр, судя по виду, он и алфавит не знает.

Игорь засмеялся, а Паша обиженно замолчал. Поднял камень с дороги и зашвырнул его куда-то вдаль. Игорь поднял острый камешек и начал чертить им на земле.

Знаете, что я думаю? — сказал он задумчиво. И продолжил: Я думаю, что он беглый фашист.

Теперь смеялись мы с Пашей. Но моего брата так просто не сбить с толку, особенно если он верит в то, что говорит:

Я вчера смотрел передачу. Там рассказывали, что сотни фашистов избежали возмездия. Поменяли паспорта, подкупили людей и разъехались по разным странам. Они до сих пор живут под вымышленными именами и ведут себя тихо, ждут возрождения нацисткой власти. Вот и подумайте. Старик живет один, ни с кем не общается, никого не пускает на свою голубятню. А у него может там портреты Гитлера развешаны, нацистские флаги и форма хранится в сундуке. Выучил русский язык и поселился у нас на Севере. Искать тут не будут. А у нас может секретное русское оружие хранится, и он хочет его найти и сфотографировать. А фотки специально обученными нацистскими голубями отправить.

Братец, если уже придумает, то с размахом. Я даже поверила сначала, но Паша все сбил своим идиотским писклявым смехом:

А-ха-ха! Голубями! Ну ты даёшь! Мы где живем, а?

А то ты не знаешь, где мы живем.

На Крайнем Севере, дурак! Сюда на самолёте восемь часов лететь от Москвы без пересадок? Голуби, ахаха. Нацистские! Сверхзвуковые!