Человек и его дом

Дочка увядает как цветок без воды под палящими лучами солнца. Она до последней минуты планирует, как пойдёт первый раз в первый класс, и ни у кого не хватает сил разубедить её. Последние деньги уходят на ученические принадлежности: пенал с Аладдином, фломастеры, портфель… Жена их радостно раскладывает на столе целых два года, ожидая пока дочка придёт из детского сада. Потом всю ночь они обычно ищут малышку в чужом недобром городе по подъездам, подворотням и дворам. К утру жене становится легче, и можно вернуться домой, чтобы отдохнуть.

Их домом на несколько лет становится маленькая комнатушка в городском общежитии. Человек последний раз ночует там, когда хоронит жену. Сам копает могилу, сам сколачивает крест. Бесплатно соглашается отпеть усопшую батюшка кладбищенской церкви. Он же даёт деньги на гроб.

Когда жена умирает, человек больше не может спать не на улице. Только близость звёзд и ощущение единения с космосом позволяют забываться странным прозрачным сном. Он спит, но всегда слышит и даже видит происходящее вокруг.

Кто знает, остался бы человек один, если бы не согласился уехать из дома? Порой ему кажется, что причина смерти в страхе и в том, что он без сомнения изменил своему теперь привалившемуся на бок дому, заросшему саду и лесу с его глянцевыми почками. И вообще, каким глупцом надо быть, чтобы покинуть этот рай со всем буйством бесконечной жизни в нём!

Идея вернуться домой возникла сама по себе с приходом весны. Зачем скитаться, когда где-то среди лесов есть дом, выстроенный собственными руками, есть кусок земли, который никогда не позволит умереть от голода, и есть лес?

… Человек впервые спит так, как это бывало с ним до аварии. Не видит снов и не слышит ничего. Если бы в дверь стучали, колотили в окна, он всё равно не проснулся бы. В доме холодно, гуляет мартовский ветер-сорванец, но человек, свернувшись калачиком в углу на куче старого тряпья, спит.

Он не слышит, как вдруг деревня начинает шуметь: шуршать, потрескивать, скрипеть, перестукивать, стонать, гудеть, вскрикивать, завывать, смеяться, истерически хохотать. Кто… или что издаёт такие звуки? Кто смеет тревожить покой улиц и домов, забывших людей и забытых ими?

Утро будит ещё более неуёмным холодком, чем ночью. Оно входит в дом через разбитые окна и неловко приставленную к притолоке дверь.

Вынутая из рюкзака начатая пачка печенья и вода из ручья в конце огорода сходят за завтрак. Эта же вода бодрит, омывая лицо, шею, руки по локоть. Человек набирает её в ведро и возвращается домой. Дом тоже нуждается в том, чтобы его освежили, омыли, начали возвращать к жизни.

В приятных хлопотах проходит первый день дома. Человек абсолютно уверен, что рядом с ним — души, ушедшие в небытие. Должны же они где-то обрести покой. Здесь самое место. Здесь начинался их земной путь, здесь они и должны обрести успокоение. «Надо сходить в церковь», — решает для себя человек. Он укладывается спать на их с женою кровать, планирует свой завтрашний день и снова глубоко засыпает, отключаясь ото всего внешнего мира… До самого утра.

А в деревне ночью — опять суета, опять она наполнена звуками и движением.

Новый день приносит новые радости. Кажется, что теперь любой день будет наполнен радостью. Дома и стены помогают, говорят в народе. Утром во дворе человек слышит звонкий собачий лай. Малышка, похожая на чеховскую Каштанку, скачет вокруг, будто видит давно ожидаемого хозяина. Человек зовёт её с собой в дом. Ещё нужна кошка, и жизнь никогда больше не покинет родной островок во вселенной.

… В церкви — тишина. Лишь у самого иконостаса падающие откуда-то сверху капельки талой воды со слабым звоном разбиваются о тёмную гладь образовавшегося посредине храма озерца. Лики темны, а у Иисуса по-прежнему кровоточат раны. Полно свечей! Обрадовавшись находке, человек забывает помолиться. Он собирает свечи в шапку, опустошая один подсвечник за другим. … Потом вдруг останавливается у распятия, перед которым — печальный прямоугольный канун, и начинает медленно выставлять все свечи в малюсенькие подставочки на нём. Глотая слёзы, зажигает их одну за другой и ещё долго стоит, заворожённый поминальным огнём.

Наступившая ночь окутывает уже не таким холодным одеялом, что накануне. Рядом — собака, под большим тёплым пледом, а в печи, которую удалось наладить по старинке, отделив от разорванных труб, потрескивает огонь. Сон приходит не сразу… Сквозь туман первого сновидения явственно пробиваются странные звуки. Человек выходит на улицу и не может сразу понять, что происходит. Кругом не только звучание, кругом — движение!

В загадочном лунном свете вдоль улицы маячат силуэты людей. Они никуда не идут, лишь топчутся бессознательно на месте, кружат в странном шаманском танце. Пройдя пару шагов, могут вдруг вернуться обратно, снова идти, не разбирая дороги.

Сердце человека колотится с силой желающего вырваться из материнской утробы ребёнка.