Это было воскресенье. Мой отец умер в воскресенье. Хотя по всем канонам в этот день мёртвые возвращаются к живым, а не на оборот.
Добавить в моё избранное
10 мин, 39 сек 1905
И какая хорошая у него работа. И всегда этот скользкий как змея подтекст, вот бы и тебе так же устроиться, а не жить с нами просиживая целыми днями штаны в своей комнате.
Я с ненавистью посмотрел на мать, но она не смотрела на меня. Она что-то убрала в холодильник и не оборачиваясь пошла к себе в спальню. В этот раз я ничего не стал её говорить. Она знает, что не стоит говорить при мне о моём брате.
Я забрал остывший чай к себе в «берлогу» ещё раз напоследок хлопнув дверью.
Включил ноутбук, на часах было шесть часов вечера. Ни хотелось ничего. Немного пробродив по просторам сети мне встретился занимательный ролик про алкоголь и я вспомнил о початой бутылки виски.
После трети недопитой с утра огненной воды перестала болеть голова и я обмяк на старом скрипучем стуле.
Проснулся я от тупой боли в затёкшей шеи. Было четыре тридцать утра. Почти пустая бутыль с вискарём валялась под ногами. С трудом передвигая ногами я добрался до ванны и умылся. Лицо было опухшее как будто заснул не на столе, а головой в улье с дикими пчёлами. Оставив размышления о своей внешности в стороне, я вышел из ванны. Дверь в комнату матери была закрыта, но на кухне горел свет.
Ванну и кухню связывал длинный коридор примерно по середине которого была дверь в зал, где обычно и обитал отец. У него была привычка читать до полуночи при свете лампы в зале или на кухне, а под утро просто засыпать с книгой в руках. И если бы сегодня не нужно было его хоронить, я бы не сомневался, что сейчас на кухне застану спящего отца и его очередной томик современной фантастики свалившийся на пол.
Повинуясь странному желанию поверить в чудо, я пошёл на кухню. Коридор показался мне длиннее обычного раз в десять. Я на конец прошёл закрытые двери в зал, занавешенное простынёй зеркало прихожей и повернул на кухню.
На против входа в кухню, за столом лицом ко мне сидел брат. Перед ним стояла кружка отца, которую тот никогда не мыл, а только подливал в неё кипятка или заварки. Отца никогда не смущало, что было в его кружке до этого. Он просто оставлял её на столе, а потом доливал жидкости согласно текущим предпочтениям.
Встреча была неожиданной, я даже остановился на входе. Брата я узнал сразу, даже с учётом, что не видел его лица. Мы были очень похожи ростом и комплекцией. Два года разницы в возрасте, сейчас, когда обоим было почти под тридцать, не были заметны.
Я не спеша изучал фигуру на против меня. Разглядеть лицо мешал плафон лампы. Очень давно они с матерью купили такой светильник на кухню, который можно было поднимать и опускать регулируя освещённость комнаты. Никто никогда не трогал эту лампу и она всегда торчала под потолком. А сейчас плафон был опущен и освещал ярким пятном света почти пустой стол, оставляю остальную часть кухни во мраке. Не смотря на раннее утро окно не добавляло света. Да и не нужен мне сейчас свет, я и так прекрасно знаю кто сидит сейчас передо мной. И я знаю, что целым он отсюда не уйдёт. Я уже чувствовал первые лёгкие порывы гнева внутри меня, которые говорят о приближающейся бури. Сейчас моя кровь вскипать яростью и он мне ответит за всё. Я хотел уточнить для себя, что такое «всё». Чтобы потом рассказать ему, когда он будет лежать утирая кровь с разбитого лица. Но не нашёл ответа. Гнев уже начинал клокотать в моей груди вытесняя все мысли.
Я сделал первый шаг. Внезапно брат заговорил. Из-за этого чертового плафона я не видел как шевелятся его губы и какие эмоции выражают его глаза. Голос был тяжёлым, холодным и властным. Это не был голос брата. Схожесть без сомнения была, но так он никогда ни со мной, ни с кем либо ранее при мне не разговаривал.
— Сядь! — он сказал Одно короткое слово и моя нога занесённая для шага, который должен был дать мне достаточный толчок для разбега, чтобы, обогнув стол и слегка оттолкнувшись, вложить всю силу в удар правой руки и тут же придавить корпусом и потом левой и снова правой.
Нога зависла в воздухе.
— Что? — спросил я.
Гнев ещё клокотал во мне поднимаясь пузырями изнутри, но уже не разгонясь. Как будто под закипающей кастрюлей кто-то выключил комфорку. Вода только начала бурлить и будто осеклась. Я попытался раскачать себя и повторил с нажимом — Что ты сказал? Повтори!
Но это не помогло, фигура молчала.
Ладно, я сяду и наконец посмотрю в твои глаза, а ты посмотришь в мои. И я увижу как страх проникнет в тебя.
Я достал табуретку из под стола. У нас была большая кухня и стол был большой. Но даже через стол с смогу при желании дотянуться до его морды.
Усевшись на жёсткую табуретку, я уставился на лицо брата. Даже так его было плохо видно. Я с трудом мог различить черты лица, лицо казалось загорелым и даже смуглым. Может успел куда на тропические острова слетать. Он же может себе это позволить. А у нас ещё даже снег тут не везде сошёл.
Я с ненавистью посмотрел на мать, но она не смотрела на меня. Она что-то убрала в холодильник и не оборачиваясь пошла к себе в спальню. В этот раз я ничего не стал её говорить. Она знает, что не стоит говорить при мне о моём брате.
Я забрал остывший чай к себе в «берлогу» ещё раз напоследок хлопнув дверью.
Включил ноутбук, на часах было шесть часов вечера. Ни хотелось ничего. Немного пробродив по просторам сети мне встретился занимательный ролик про алкоголь и я вспомнил о початой бутылки виски.
После трети недопитой с утра огненной воды перестала болеть голова и я обмяк на старом скрипучем стуле.
Проснулся я от тупой боли в затёкшей шеи. Было четыре тридцать утра. Почти пустая бутыль с вискарём валялась под ногами. С трудом передвигая ногами я добрался до ванны и умылся. Лицо было опухшее как будто заснул не на столе, а головой в улье с дикими пчёлами. Оставив размышления о своей внешности в стороне, я вышел из ванны. Дверь в комнату матери была закрыта, но на кухне горел свет.
Ванну и кухню связывал длинный коридор примерно по середине которого была дверь в зал, где обычно и обитал отец. У него была привычка читать до полуночи при свете лампы в зале или на кухне, а под утро просто засыпать с книгой в руках. И если бы сегодня не нужно было его хоронить, я бы не сомневался, что сейчас на кухне застану спящего отца и его очередной томик современной фантастики свалившийся на пол.
Повинуясь странному желанию поверить в чудо, я пошёл на кухню. Коридор показался мне длиннее обычного раз в десять. Я на конец прошёл закрытые двери в зал, занавешенное простынёй зеркало прихожей и повернул на кухню.
На против входа в кухню, за столом лицом ко мне сидел брат. Перед ним стояла кружка отца, которую тот никогда не мыл, а только подливал в неё кипятка или заварки. Отца никогда не смущало, что было в его кружке до этого. Он просто оставлял её на столе, а потом доливал жидкости согласно текущим предпочтениям.
Встреча была неожиданной, я даже остановился на входе. Брата я узнал сразу, даже с учётом, что не видел его лица. Мы были очень похожи ростом и комплекцией. Два года разницы в возрасте, сейчас, когда обоим было почти под тридцать, не были заметны.
Я не спеша изучал фигуру на против меня. Разглядеть лицо мешал плафон лампы. Очень давно они с матерью купили такой светильник на кухню, который можно было поднимать и опускать регулируя освещённость комнаты. Никто никогда не трогал эту лампу и она всегда торчала под потолком. А сейчас плафон был опущен и освещал ярким пятном света почти пустой стол, оставляю остальную часть кухни во мраке. Не смотря на раннее утро окно не добавляло света. Да и не нужен мне сейчас свет, я и так прекрасно знаю кто сидит сейчас передо мной. И я знаю, что целым он отсюда не уйдёт. Я уже чувствовал первые лёгкие порывы гнева внутри меня, которые говорят о приближающейся бури. Сейчас моя кровь вскипать яростью и он мне ответит за всё. Я хотел уточнить для себя, что такое «всё». Чтобы потом рассказать ему, когда он будет лежать утирая кровь с разбитого лица. Но не нашёл ответа. Гнев уже начинал клокотать в моей груди вытесняя все мысли.
Я сделал первый шаг. Внезапно брат заговорил. Из-за этого чертового плафона я не видел как шевелятся его губы и какие эмоции выражают его глаза. Голос был тяжёлым, холодным и властным. Это не был голос брата. Схожесть без сомнения была, но так он никогда ни со мной, ни с кем либо ранее при мне не разговаривал.
— Сядь! — он сказал Одно короткое слово и моя нога занесённая для шага, который должен был дать мне достаточный толчок для разбега, чтобы, обогнув стол и слегка оттолкнувшись, вложить всю силу в удар правой руки и тут же придавить корпусом и потом левой и снова правой.
Нога зависла в воздухе.
— Что? — спросил я.
Гнев ещё клокотал во мне поднимаясь пузырями изнутри, но уже не разгонясь. Как будто под закипающей кастрюлей кто-то выключил комфорку. Вода только начала бурлить и будто осеклась. Я попытался раскачать себя и повторил с нажимом — Что ты сказал? Повтори!
Но это не помогло, фигура молчала.
Ладно, я сяду и наконец посмотрю в твои глаза, а ты посмотришь в мои. И я увижу как страх проникнет в тебя.
Я достал табуретку из под стола. У нас была большая кухня и стол был большой. Но даже через стол с смогу при желании дотянуться до его морды.
Усевшись на жёсткую табуретку, я уставился на лицо брата. Даже так его было плохо видно. Я с трудом мог различить черты лица, лицо казалось загорелым и даже смуглым. Может успел куда на тропические острова слетать. Он же может себе это позволить. А у нас ещё даже снег тут не везде сошёл.
