Наше время отличается большой бездуховностью…
Добавить в моё избранное
16 мин, 28 сек 18900
Многие исповедуют материализм. Думают, что умнее других, что свободны от мистических «предрассудков», которые «сковывают суеверных людей». Моё мнение: отрицая сверхъестественное, утверждая, что они не верят в светлые и тёмные силы, правящие миром, эти люди лукавят. В глубине души они понимают, что мир не так прост, как им бы хотелось. Что он почти полностью во власти тёмных сил, непрерывно строящих жестокие козни, мечтающих лишь об одном — погубить род человеческий, истребить наши души… Эти «материалисты», внушая себе, что потусторонних сил нет, что можно жить, как им хочется, без опаски, подобны неразумным детям, которые, увидев ночью вора, лезущего в окно, вместо того, чтобы бежать и звать на помощь, натягивают на голову одело: «Я его не вижу — значит его нет!» Думаю, прочитав мою историю, многие поймут наконец, что Зло — реально, оно вокруг нас, и абсолютно каждый человек стоит перед выбором: вступить с ним в бой или отвести глаза, сделать вид, что не замечаешь очевидного, и позволить Злу поработить и уничтожить себя. Третьего не дано!
Родился и вырос я в деревне, в простой работящей семье колхозников. Сколько я себя помню, нашим соседом напротив был Нифетин, Михаил Фролович. Жил один — с женой они развелись, взрослая дочь жила в городе, но иногда приезжала и привозила с собой сына Костю погостить у дедушки. С Костей мы были одногодки. Иногда играли вместе, но большой дружбы у нас не было.
Дом их, через дорогу от нашего, всегда производил на меня гнетущее впечатление. Маленькие тёмные оконца с треснутыми стёклами словно смотрели на тебя из-под сурово нахмуренной провалившейся крыши недобрым мутным взглядом. Серые некрашеные гниловатые доски, которыми он был обшит, и чёрный рубероид на крыше делали его похожим скорее на сарай, чем на жилое помещение… Этот дом пользовался дурной славой, говорили, что в нём умирали люди… В конце пятидесятых годов внезапно умер Фрол Нифетин, отец Михаила. Вроде бы ничего странного, ему было 70 лет, но рассказывали, что в ту ночь над деревней бушевала сильная гроза, какой не помнили даже самые древние старики, все собаки в селе надрывались отвратительным лаем, а в небе носились шаровые молнии… Через три года, в 67 лет скончалась Фролова жена, вроде от простуды… Однажды, когда мне было лет двенадцать, я возвращался домой с рыбалки. Смеркалось. Проходя мимо Нифетинского забора, я увидел стаю то ли черных птиц, то ли летучих мышей. Со свистом рассекая воздух крылышками, они пронеслись над самой моей головой и умчались на запад, навстречу тьме, ползущей вдогонку за убежавшим солнцем… Мне стало невыразимо жутко, оставшиеся метры до родной калитки я бежал… Прошли годы. Я окончил восемь классов, пошёл работать на комбинат.
В одну ненастную осеннюю ночь, в конце девяностых, в сером мрачном доме снова умер человек — старый Михаил Нифетин. Всю ночь лил дождь, и ветер страшно завывал в печных трубах… На похороны приехала вся его родня — дочь, внук Костя, жена и сын Кости, ещё кто-то… Меня позвали помогать нести гроб.
Во время похорон ничего необычного не произошло — только весь день небо было затянуто серыми тучами, и где-то далеко тоскливо выла собака. Но на это никто, кроме меня, внимания не обратил.
Вскоре в опустевший Нифетинский дом въехали новые жильцы — Костя с семьёй.
Странно было смотреть на молодую, современную семью, перебравшуюся из города в наше болото. У нас ни больницы, ни школы — дети ходят за пять километров в соседнее село. Из учреждений — сельсовет, неделями стоящий закрытым, магазин — работает один день через пять, клуб с забитыми окнами да развалины церкви у кладбища… Зачем им это? Ради отдельного жилья? Приехали они на нестарой, чистенькой «девятке», одеты неплохо, значит, не бедствуют — могли бы в городе квартиру снять, как все нормальные люди, которые наоборот едут в город, хоть в какие условия, лишь бы в город… Сам я жил тогда один в нашем старом доме — родители преставились, старший брат уехал в город, сестра замужем. Я тогда уже не работал — комбинат наш закрыли, колхоз развалился. Кормился огородом да случайными приработками. Да, бывало, пил, да кто же без греха?
Как водится, зашли мы с другими селянами поздравить новосёлов, познакомиться с семьёй Кости. Посидели, выпили, поговорили… Костина жена, Надежда, маленькая, хрупкая, бледная брюнетка, замкнутая и застенчивая, весь вечер молчала и за столом почти не сидела — то бегала на кухню за новым угощением для нас, то к сынишке в соседнюю комнату — шесть лет мальцу, незачем ему слушать взрослые разговоры. Странная какая-то.
Вечером, когда все уже пошли по домам и я, последний из гостей, тоже собрался уходить, Женя — так звали мальчика — вышел из своей комнаты. Отец подозвал его — познакомить со мной. Повернувшись пожать его маленькую ладошку, я чуть не отпрянул от неожиданности: правый глаз ребёнка очень сильно косил к переносице, настолько, что даже радужки почти не было видно, и казалось, что весь глаз — одно сплошное бельмо… Заметив мою реакцию, Костя пояснил:
— Давно это у него… Летом в город поедем, операцию делать.
Родился и вырос я в деревне, в простой работящей семье колхозников. Сколько я себя помню, нашим соседом напротив был Нифетин, Михаил Фролович. Жил один — с женой они развелись, взрослая дочь жила в городе, но иногда приезжала и привозила с собой сына Костю погостить у дедушки. С Костей мы были одногодки. Иногда играли вместе, но большой дружбы у нас не было.
Дом их, через дорогу от нашего, всегда производил на меня гнетущее впечатление. Маленькие тёмные оконца с треснутыми стёклами словно смотрели на тебя из-под сурово нахмуренной провалившейся крыши недобрым мутным взглядом. Серые некрашеные гниловатые доски, которыми он был обшит, и чёрный рубероид на крыше делали его похожим скорее на сарай, чем на жилое помещение… Этот дом пользовался дурной славой, говорили, что в нём умирали люди… В конце пятидесятых годов внезапно умер Фрол Нифетин, отец Михаила. Вроде бы ничего странного, ему было 70 лет, но рассказывали, что в ту ночь над деревней бушевала сильная гроза, какой не помнили даже самые древние старики, все собаки в селе надрывались отвратительным лаем, а в небе носились шаровые молнии… Через три года, в 67 лет скончалась Фролова жена, вроде от простуды… Однажды, когда мне было лет двенадцать, я возвращался домой с рыбалки. Смеркалось. Проходя мимо Нифетинского забора, я увидел стаю то ли черных птиц, то ли летучих мышей. Со свистом рассекая воздух крылышками, они пронеслись над самой моей головой и умчались на запад, навстречу тьме, ползущей вдогонку за убежавшим солнцем… Мне стало невыразимо жутко, оставшиеся метры до родной калитки я бежал… Прошли годы. Я окончил восемь классов, пошёл работать на комбинат.
В одну ненастную осеннюю ночь, в конце девяностых, в сером мрачном доме снова умер человек — старый Михаил Нифетин. Всю ночь лил дождь, и ветер страшно завывал в печных трубах… На похороны приехала вся его родня — дочь, внук Костя, жена и сын Кости, ещё кто-то… Меня позвали помогать нести гроб.
Во время похорон ничего необычного не произошло — только весь день небо было затянуто серыми тучами, и где-то далеко тоскливо выла собака. Но на это никто, кроме меня, внимания не обратил.
Вскоре в опустевший Нифетинский дом въехали новые жильцы — Костя с семьёй.
Странно было смотреть на молодую, современную семью, перебравшуюся из города в наше болото. У нас ни больницы, ни школы — дети ходят за пять километров в соседнее село. Из учреждений — сельсовет, неделями стоящий закрытым, магазин — работает один день через пять, клуб с забитыми окнами да развалины церкви у кладбища… Зачем им это? Ради отдельного жилья? Приехали они на нестарой, чистенькой «девятке», одеты неплохо, значит, не бедствуют — могли бы в городе квартиру снять, как все нормальные люди, которые наоборот едут в город, хоть в какие условия, лишь бы в город… Сам я жил тогда один в нашем старом доме — родители преставились, старший брат уехал в город, сестра замужем. Я тогда уже не работал — комбинат наш закрыли, колхоз развалился. Кормился огородом да случайными приработками. Да, бывало, пил, да кто же без греха?
Как водится, зашли мы с другими селянами поздравить новосёлов, познакомиться с семьёй Кости. Посидели, выпили, поговорили… Костина жена, Надежда, маленькая, хрупкая, бледная брюнетка, замкнутая и застенчивая, весь вечер молчала и за столом почти не сидела — то бегала на кухню за новым угощением для нас, то к сынишке в соседнюю комнату — шесть лет мальцу, незачем ему слушать взрослые разговоры. Странная какая-то.
Вечером, когда все уже пошли по домам и я, последний из гостей, тоже собрался уходить, Женя — так звали мальчика — вышел из своей комнаты. Отец подозвал его — познакомить со мной. Повернувшись пожать его маленькую ладошку, я чуть не отпрянул от неожиданности: правый глаз ребёнка очень сильно косил к переносице, настолько, что даже радужки почти не было видно, и казалось, что весь глаз — одно сплошное бельмо… Заметив мою реакцию, Костя пояснил:
— Давно это у него… Летом в город поедем, операцию делать.
