За правдивость этой истории не поручусь. Мне рассказал ее случайный попутчик в поезде Москва-Петербург, пару месяцев назад. В дороге все любят приврать. Но были в его рассказе кое-какие детали, которые, на мой взгляд, достаточно правдоподобны.
Добавить в моё избранное
9 мин, 5 сек 13325
Я изменил имена.
Попутчик мой был мужиком солидным, на вид лет пятидесяти, но собеседником он оказался дружелюбным, разговорились легко и вроде как ни о чем. Беседа сама собой перешла на воспоминания о девяностых годах. Мне было особо не о чем рассказать, в те годы я оканчивал школу, поступал в институт, а он, уже зрелый человек, начинал свое дело, чтобы содержать семью. Многие в девяностых ловили рыбку в мутной воде. Он занимался скупкой и перепродажей антиквариата. Торговля стариной — штука скользкая: балансирует на грани криминала, вроде лотереи — то густо, то пусто. Нужны чутье и удача, и не человеческие, а волчьи. Немногие могут отыскать среди ветхого барахла стоящую вещь. У него было много знакомых в этой сфере. В том числе и трое друзей, о которых и пойдет речь дальше.
Дело происходило в 1994 году, в Москве. Бизнес был жестко поделен по профилям — кто занимается серебром, кто живописью, кто мебелью, кто мелкими бытовыми вещами, вроде фарфора, портсигаров, подстаканников и пудрениц (попутчик мой в свое время как раз мелкашкой и пробавлялся). Но были особые категории. Вот у них уже чутье было не волчье, а шакалье. Одни торговали старыми наградными знаками и орденами, которые нищие ветераны продавали за копейки, другие — по контрабандным каналам гнали за кордон уникальные иконы.
Ездили бойкие парни по глухим вымирающим деревням и скупали у старух за бесценок образа. Таких называли «старушатниками». Говорят, доходило и до убийств, если икона была особенно ценной.
Были у этого мужика трое знакомых «старушатников». Один — Санек, простой парень, уже отсидевший по малолетке, по мелкой воровской статье, отличный шофер со своим внедорожником, второй — Стас — ловкач, манипулятор, барыга, его папаша в советское время работал в торговле, как тогда говорили — «имел блат на дефицит». Когда Союз рухнул, Стас вспомнил старые отцовские связи. Был из тех ребят, которые могут в аду угли втридорога продать. И третий — Олег, в этой компании птица залетная, экзотическая. Отец его был крупным партийцем, потом в девяностых годах открыл свое дело. Был вхож в политические круги, на больших деньгах вырастил балованного единственного сына, деньги на его обучение грохнул немалые, Олег окончил искусствоведческий МГУ с отличием, даже в Оксфорде слушал курсы, был неплохим знатоком русской иконописи.
Всем троим в тот год было лет по 20-25. Идеальная команда. Санек и Стас рыскали по деревням — от Нижегородской области до Урала, искали бабок с иконами. Олег оценивал находки, был у них экспертом и реставратором. Прибыль имели немалую.
И вот однажды Стас приезжает к Олегу и говорит: не в селе Кукуево, а считай рядом, в городе Озеры нашли женщину, у нее недавно умерла мать, девяностолетняя старуха, вроде из старообрядцев. Баба материнский дом в деревне продала, переселилась в город, а вещи распродает. Иконы я у нее смотрел, XIX век, а есть и XVIII вроде, и одна икона совсем старая. На ней изображен святой с собачьей головой. Наверное, подделка. Олег аж затрясся: «Где она живет? Поехали. Срочно».
Тут, надо сказать, я мужику-попутчику совсем перестал верить, не бывает православных святых с собачьими головами. Но из вежливости слушал. Уже потом, когда вернулся домой, посмотрел в сети. Оказалось, он не соврал: был такой святой — Христофор Песьеглавец.
Только его зверообразные изображения в первой половине XVIII века были запрещены церковью. Их сохранилось очень мало. Сейчас это музейный раритет, который на черном рынке стоит огромные деньги.
Короче, вся троица едет к бабе в Озеры. Панельная девятиэтажка, бедная квартира. Живут две женщины — мать и дочь. Мать — заморенная работой баба за пятьдесят, продавщица в водочном отделе круглосуточного магазина, сутки через трое и дочка — даун. Врожденная дебилка, глаза косые, лицо плоское. Живут на мизерную зарплату матери и на пособие дочери-инвалида.
Дочке под тридцать лет, а мозги у нее, как у семилетнего ребенка, слабоумная. Но кое-как по хозяйству помогает, себя обслуживает, чистоплотная.
Баба от нужды продавала семейные иконы. Но все иконы — обычные, много не наваришь. Только Олег заикнулся про святого с собачьей головой, даже в руки взял — баба доску отняла, сказала: «Эту умирать буду — не продам. Мать не велела».
И уперлась. Никак ее не уговоришь. Нет и все тут. Ни за какие деньги.
Трое друзей вернулись в гостиницу ни с чем. Олег накручивал остальных: ребята, икона не имеет цены, такой шанс выпадает раз в сто лет, мы за нее такой джек-пот сорвем — двадцать лет будем на дивиденды баб на Багамы катать.
Водила Санек сказал: «У них на двери замок хлипкий, я такие ломал. Не впервой».
Стас предложил: «Надо ей втрое сумму обещать. Или припугнуть».
Олег еще коньяку выпил и улыбнулся: «Не, мы ни на грабеж, ни на мокруху не пойдем. Надо брать хитростью».
Олег был видным парнем, на таких бабы западают, как на киноактеров.
Попутчик мой был мужиком солидным, на вид лет пятидесяти, но собеседником он оказался дружелюбным, разговорились легко и вроде как ни о чем. Беседа сама собой перешла на воспоминания о девяностых годах. Мне было особо не о чем рассказать, в те годы я оканчивал школу, поступал в институт, а он, уже зрелый человек, начинал свое дело, чтобы содержать семью. Многие в девяностых ловили рыбку в мутной воде. Он занимался скупкой и перепродажей антиквариата. Торговля стариной — штука скользкая: балансирует на грани криминала, вроде лотереи — то густо, то пусто. Нужны чутье и удача, и не человеческие, а волчьи. Немногие могут отыскать среди ветхого барахла стоящую вещь. У него было много знакомых в этой сфере. В том числе и трое друзей, о которых и пойдет речь дальше.
Дело происходило в 1994 году, в Москве. Бизнес был жестко поделен по профилям — кто занимается серебром, кто живописью, кто мебелью, кто мелкими бытовыми вещами, вроде фарфора, портсигаров, подстаканников и пудрениц (попутчик мой в свое время как раз мелкашкой и пробавлялся). Но были особые категории. Вот у них уже чутье было не волчье, а шакалье. Одни торговали старыми наградными знаками и орденами, которые нищие ветераны продавали за копейки, другие — по контрабандным каналам гнали за кордон уникальные иконы.
Ездили бойкие парни по глухим вымирающим деревням и скупали у старух за бесценок образа. Таких называли «старушатниками». Говорят, доходило и до убийств, если икона была особенно ценной.
Были у этого мужика трое знакомых «старушатников». Один — Санек, простой парень, уже отсидевший по малолетке, по мелкой воровской статье, отличный шофер со своим внедорожником, второй — Стас — ловкач, манипулятор, барыга, его папаша в советское время работал в торговле, как тогда говорили — «имел блат на дефицит». Когда Союз рухнул, Стас вспомнил старые отцовские связи. Был из тех ребят, которые могут в аду угли втридорога продать. И третий — Олег, в этой компании птица залетная, экзотическая. Отец его был крупным партийцем, потом в девяностых годах открыл свое дело. Был вхож в политические круги, на больших деньгах вырастил балованного единственного сына, деньги на его обучение грохнул немалые, Олег окончил искусствоведческий МГУ с отличием, даже в Оксфорде слушал курсы, был неплохим знатоком русской иконописи.
Всем троим в тот год было лет по 20-25. Идеальная команда. Санек и Стас рыскали по деревням — от Нижегородской области до Урала, искали бабок с иконами. Олег оценивал находки, был у них экспертом и реставратором. Прибыль имели немалую.
И вот однажды Стас приезжает к Олегу и говорит: не в селе Кукуево, а считай рядом, в городе Озеры нашли женщину, у нее недавно умерла мать, девяностолетняя старуха, вроде из старообрядцев. Баба материнский дом в деревне продала, переселилась в город, а вещи распродает. Иконы я у нее смотрел, XIX век, а есть и XVIII вроде, и одна икона совсем старая. На ней изображен святой с собачьей головой. Наверное, подделка. Олег аж затрясся: «Где она живет? Поехали. Срочно».
Тут, надо сказать, я мужику-попутчику совсем перестал верить, не бывает православных святых с собачьими головами. Но из вежливости слушал. Уже потом, когда вернулся домой, посмотрел в сети. Оказалось, он не соврал: был такой святой — Христофор Песьеглавец.
Только его зверообразные изображения в первой половине XVIII века были запрещены церковью. Их сохранилось очень мало. Сейчас это музейный раритет, который на черном рынке стоит огромные деньги.
Короче, вся троица едет к бабе в Озеры. Панельная девятиэтажка, бедная квартира. Живут две женщины — мать и дочь. Мать — заморенная работой баба за пятьдесят, продавщица в водочном отделе круглосуточного магазина, сутки через трое и дочка — даун. Врожденная дебилка, глаза косые, лицо плоское. Живут на мизерную зарплату матери и на пособие дочери-инвалида.
Дочке под тридцать лет, а мозги у нее, как у семилетнего ребенка, слабоумная. Но кое-как по хозяйству помогает, себя обслуживает, чистоплотная.
Баба от нужды продавала семейные иконы. Но все иконы — обычные, много не наваришь. Только Олег заикнулся про святого с собачьей головой, даже в руки взял — баба доску отняла, сказала: «Эту умирать буду — не продам. Мать не велела».
И уперлась. Никак ее не уговоришь. Нет и все тут. Ни за какие деньги.
Трое друзей вернулись в гостиницу ни с чем. Олег накручивал остальных: ребята, икона не имеет цены, такой шанс выпадает раз в сто лет, мы за нее такой джек-пот сорвем — двадцать лет будем на дивиденды баб на Багамы катать.
Водила Санек сказал: «У них на двери замок хлипкий, я такие ломал. Не впервой».
Стас предложил: «Надо ей втрое сумму обещать. Или припугнуть».
Олег еще коньяку выпил и улыбнулся: «Не, мы ни на грабеж, ни на мокруху не пойдем. Надо брать хитростью».
Олег был видным парнем, на таких бабы западают, как на киноактеров.
