Он небрежно размазал пену для бритья по щекам и поднес к ним давно затупившийся станок, когда в дверь его квартиры постучали. Сначала это были безобидные «тук-тук», но спустя несколько секунд прогремели настоящие «БАХ-БАХ-БАХ», от которых Дмитрий нервно дернулся, и бритва выскользнула из его руки. Молодой человек выключил воду и крадучись вышел из ванной.
Добавить в моё избранное
20 мин, 30 сек 9067
Дмитрий смотрел, как она приближается, иногда останавливаясь, высоко поднимая голову со спутанными рыжими волосами и принюхиваясь, становясь похожей на слепую гусеницу. Он видел, как она поскользнулась в крови Старшего, которой вытекло порядочно, но удержалась на руках и поползла дальше, оставляя неровный след. Когда ее сморщенный нос принялся обнюхивать его обоссанный кроссовок, он не отдернул ногу, хотя и хотел этого больше всего на свете, а лишь продолжал смотреть, не понимая, как рассудок до их пор не покинул его.
— Ромочка, это ты?
Скажи «да»! Ради всего святого, скажи «да»!
— Да, это я.
Собственный голос заставил его прийти в себя. Он почувствовал, что теперь может управлять собственным телом, но было поздно. При желании тварь могла быть очень быстрой, и инстинкт самосохранения подсказывал ему, что резких движений делать не стоит.
— Ты вернулся, любимый.
Она схватилась за штаны парня и стала карабкаться по ним вверх, каждым своим движением заставляя его содрогаться от омерзения. Добравшись до его шеи, она обвила ее своими скользкими от крови руками.
— Как хорошо, что ты вернулся, — прошелестело из ее сухого рта, обдавая лицо запахом гнили.
— Я так ждала.
— Да, — сказал в ответ Дмитрий и с трудом заставил себя ее обнять. Он чувствовал под пальцами каждое ее ребро, каждый острый позвонок и радовался, что уже проблевался раньше.
— Отнеси меня на кровать.
— Хорошо.
Думай, как будешь выбираться из этого дерьма. Ты не сможешь долго притворяться, она все равно поймет, что ты — не он.
Дмитрий осторожно нес ее легкое тело через гостиную, переступил через подрагивающий труп Старшего и вошел в спальню. Там он аккуратно положил Любу на кровать, но она так и не разомкнула рук, продолжая держать его за шею.
— Пожалуйста, не уходи.
— Я не уйду.
Может быть, она снова уснет?
Он лег рядом с ней и уставился в потолок, думая, что будет делать дальше.
— Прости, что ударила тебя зонтом, я не хотела причинить тебе боль.
— Все хорошо, родная, я тебя прощаю, — сказал он и погладил ее по голове, чувствуя, с какой легкостью волосы отделяются от мертвой кожи.
— Родная? Ты никогда меня так не называл.
Ошибка! На секунду сердце Дмитрия замерло от страха, лоб покрылся испариной.
— Родная, — повторила Люба, — мне нравится. Называй меня так чаще.
На этот раз тебе повезло.
— Хорошо.
— Но ты должен понять, что я ударила тебя не просто так. Ты ведь был с этой мерзкой шлюхой… Ее длинные когти больно прошлись по его щеке и остановились на шее.
— Ты трахал ее на нашей кровати. Зачем ты это делал?
— Я… нет… то есть да, но пойми, ведь я ее не любил.
Длинные пальцы Любы все сильнее сжимали его шею, перекрывая доступ к кислороду.
— Я всегда любил только тебя, клянусь! — прохрипел он из последних сил.
Хватка ослабла, но рука осталась на шее.
— Ты правда меня любишь?
— Да! Я люблю тебя! Люблю больше всего на свете.
— И я тебя люблю.
И снова ты снова был на самом волоске. Думай!
Дмитрий не знал, сколько времени они вот так пролежали, но его тело начинало затекать. Нужно было на что-то решаться.
— Любочка, — прошептал он ей на ухо.
— Что, любимый?
— Я так хочу есть, просто умираю с голоду. Ты не могла бы мне что-нибудь приготовить?
— Да, конечно, любимый. Я тебя накормлю. Приготовлю твое любимое.
Люба отпустила его шею и быстро сползла с кровати на пол. Не поднимаясь, тварь схватила тело Младшего за щиколотку и потащила его к двери в гостиную. Оттуда она выползла в коридор и скрылась за поворотом направо, где, судя по всему, была кухня. Дмитрий подождал, пока вытянутые руки Младшего не исчезнут во тьме, а потом вскочил с кровати и схватил с пола пистолет. Это был старинный, тяжелый револьвер. Старший успел выстрелить, а это означало, что оружие находилось в полной боеготовности.
А подействуют ли на нее обычные пули? Она ведь и так мертва!
Из коридора послышался лязг кастрюль и, кажется, Люба решила спеть. У нее явно было приподнятое настроение.
Интересно, сколько она будет готовить Младшего? А что, если она решит его просто нарезать, как пирог? Действуй!
— Нужно сваливать, — прошептал Дмитрий сам себе.
— Но как? Она услышит, если я попытаюсь выйти через дверь.
Окно.
— Да, окно.
Размышляя, Дмитрий не сразу заметил, что шум на кухне прекратился. Он поднял глаза и увидел, что Люба смотрит на него из коридора. Ее окровавленный рот медленно открылся, вывалив язык наружу, и тишину пронзил самый жуткий крик, который ему когда-либо доводилось слышать.
Ноги сработали сами — два прыжка, к окну, потом звон разбитого стекла, вспышка боли в плече и свежий воздух.
