Добавить в моё избранное
22 мин, 51 сек 5553
Стул упал еще утром.
— Может, хватит? — Илья не выдержал, выбрался из-за стола, шагнул к ней и схватил за плечи. Она дернула головой, будто просыпаясь, посмотрела на него удивленно. Вытащила изо рта прядь волос, которую жевала все это время.
— Что?
— Что?! — Илья сорвался на крик. Если порох долго и тщательно сушить, с каждым днем он вспыхивает все быстрее и легче. Без осечек. Жена была лучшим сушильщиком пороха из всех, кто встречался ему в жизни.
— Ничего! Именно что ничего! Я специально провел эксперимент — не загружал посудомойку, не заправлял за тобой кровать, не убирал книги… Не убирал этот чертов стул!
Он яростно пнул деревяшку.
— И что? — она смотрела сквозь длинную рыжую челку, склонив голову. Тупо моргая. Не человек, а кукла. Долбаная кукла, не способная даже убрать за собой. Она лишь ходила туда-обратно, пока завод не кончится, а вечером молча валилась на кровать и вяло отталкивала, если он пытался ее обнять.
— Что происходит? У тебя депрессия? Или вегето-что-то-там? Надо к врачу? Скажи — пойдем! Хочешь гулять? Давай съездим куда-нибудь!
Она отцепила от себя его пальцы, один за другим, медленно и показательно лениво, больно вцепляясь ногтями в кожу. Потом улыбнулась — одной стороной рта, гаденько, искусственно, будто делая одолжение.
— Знаешь, как в песне? Ничего. Я. Не. Хочу.
— Я как-то пропустил момент, когда у нее началась эта дурацкая прострация. Знаете, как бывает. Вроде все нормально, ты приходишь домой в девять вечера с работы, привет-привет, ужинаешь перед компьютером, смотришь фильм или там играешь в игру, а потом уже два часа ночи, а наутро рано вставать. Нет времени на все эти рассусоливания, разговоры об отношениях, «расскажи, о чем ты думаешь»… Она всегда была не очень многословной, и я сначала не заметил. А когда заметил… — Дайте я угадаю. Потом ваша жена пошла к психологу, он вытащил ее из депрессии, а заодно оказался весьма интересным мужчиной, и она… — Если бы, — Илья хрустнул пальцами.
— Нет, она сначала уехала. Теперь я думаю, какого дьявола не поехал с ней… Зимин рассеянно смотрел в окно. Снежная равнина к полудню не побелена, а стала мертвенно-серой — и складчатой. Будто на землю накинули гигантскую застиранную скатерть и расчертили ее узкими овражками и цепочками следов.
«Уеду, — который раз подумал Зимин.
— На юг, только на юг. Жить тут зимой становится положительно невозможно».
Сентябрьский дождь моросил день за днем, и листья прилипали к асфальту желтыми плевками. Проснуться на работу казалось абсолютно немыслимым, выбраться из-под теплого одеяла — еще сложнее. В доме еще не топили; стуча зубами от холода, Илья первым делом шлепал на кухню и врубал электрический чайник, ругая сквозь зубы панельные хрущовки и ранние сентябрьские заморозки.
— Я уеду, — обычно жена валялась в постели до полудня, завернувшись в одеяло с головой, поэтому Илья чуть не выронил кружку с кипятком, когда она внезапно оказалась на пороге кухни у него за спиной.
— Сегодня.
— Куда это? — язвительной интонации не вышло. Вопрос получился глупый и чуть растерянный.
— Домой, к родителям.
— Ты… — Прости, надо было съездить раньше.
Она подошла и прижалась лицом к его спине.
— Может, тогда станет лучше. Помнишь, ты спрашивал, чего мне хочется?
— Конечно! — он обернулся, крепко обхватил, прижал к себе ее острые локти, спутанные волосы, мятую теплую пижаму.
— Конечно… Сначала он радовался, помогая ей собирать вещи. Собирать — громкое слово, пришлось всего лишь бросить в рюкзак джинсы и свитер, притащить из ванной зубную щетку, распечатать маршрутную квитанцию. Потом, когда она уже садилась в поезд — почему не на самолет? От Москвы до Уренгоя ехать больше двух суток, но она отнекивалась, мотала головой, утверждала, что боится летать, а стук колес помогает упорядочивать мысли, — Илья будто споткнулся. Поймал себя на ощущении, что вся эта радость, и показная деловитость, и «милая, не забудь ключи и бумажные платки» из-за того, что он просто рад избавиться от жены. Эдакая радость облегчения. Хотя бы какое-то время никто не будет слоняться по комнатам, лежать лицом к стенке, тихо всхлипывая во сне. Не будет часами стоять у окна, всматриваясь в дождь. И не будет повторять раз за разом это кукольное «не-хо-чу».
Он чуть не бросился следом по перрону. Пожалуй, и бросился бы — но в последний момент жена обернулась, и Илья снова поймал в ее глазах выражение безразличия. Блестящую пустоту. Он поглубже сунул руки в карманы и тупо зашагал обратно, к метро, пиная листья.
— Я понимаю, если бы она была с юга. Краснодар там или Одесса. Тогда можно было бы хвастаться. Но нет, она каждый раз находила возможность ввернуть при всех — и желательно, чтобы компания побольше, — мол, в Москве зимы отвратные, зато у нее на родине… — Уфф, — Зимин понимающе закивал.
— Может, хватит? — Илья не выдержал, выбрался из-за стола, шагнул к ней и схватил за плечи. Она дернула головой, будто просыпаясь, посмотрела на него удивленно. Вытащила изо рта прядь волос, которую жевала все это время.
— Что?
— Что?! — Илья сорвался на крик. Если порох долго и тщательно сушить, с каждым днем он вспыхивает все быстрее и легче. Без осечек. Жена была лучшим сушильщиком пороха из всех, кто встречался ему в жизни.
— Ничего! Именно что ничего! Я специально провел эксперимент — не загружал посудомойку, не заправлял за тобой кровать, не убирал книги… Не убирал этот чертов стул!
Он яростно пнул деревяшку.
— И что? — она смотрела сквозь длинную рыжую челку, склонив голову. Тупо моргая. Не человек, а кукла. Долбаная кукла, не способная даже убрать за собой. Она лишь ходила туда-обратно, пока завод не кончится, а вечером молча валилась на кровать и вяло отталкивала, если он пытался ее обнять.
— Что происходит? У тебя депрессия? Или вегето-что-то-там? Надо к врачу? Скажи — пойдем! Хочешь гулять? Давай съездим куда-нибудь!
Она отцепила от себя его пальцы, один за другим, медленно и показательно лениво, больно вцепляясь ногтями в кожу. Потом улыбнулась — одной стороной рта, гаденько, искусственно, будто делая одолжение.
— Знаешь, как в песне? Ничего. Я. Не. Хочу.
— Я как-то пропустил момент, когда у нее началась эта дурацкая прострация. Знаете, как бывает. Вроде все нормально, ты приходишь домой в девять вечера с работы, привет-привет, ужинаешь перед компьютером, смотришь фильм или там играешь в игру, а потом уже два часа ночи, а наутро рано вставать. Нет времени на все эти рассусоливания, разговоры об отношениях, «расскажи, о чем ты думаешь»… Она всегда была не очень многословной, и я сначала не заметил. А когда заметил… — Дайте я угадаю. Потом ваша жена пошла к психологу, он вытащил ее из депрессии, а заодно оказался весьма интересным мужчиной, и она… — Если бы, — Илья хрустнул пальцами.
— Нет, она сначала уехала. Теперь я думаю, какого дьявола не поехал с ней… Зимин рассеянно смотрел в окно. Снежная равнина к полудню не побелена, а стала мертвенно-серой — и складчатой. Будто на землю накинули гигантскую застиранную скатерть и расчертили ее узкими овражками и цепочками следов.
«Уеду, — который раз подумал Зимин.
— На юг, только на юг. Жить тут зимой становится положительно невозможно».
Сентябрьский дождь моросил день за днем, и листья прилипали к асфальту желтыми плевками. Проснуться на работу казалось абсолютно немыслимым, выбраться из-под теплого одеяла — еще сложнее. В доме еще не топили; стуча зубами от холода, Илья первым делом шлепал на кухню и врубал электрический чайник, ругая сквозь зубы панельные хрущовки и ранние сентябрьские заморозки.
— Я уеду, — обычно жена валялась в постели до полудня, завернувшись в одеяло с головой, поэтому Илья чуть не выронил кружку с кипятком, когда она внезапно оказалась на пороге кухни у него за спиной.
— Сегодня.
— Куда это? — язвительной интонации не вышло. Вопрос получился глупый и чуть растерянный.
— Домой, к родителям.
— Ты… — Прости, надо было съездить раньше.
Она подошла и прижалась лицом к его спине.
— Может, тогда станет лучше. Помнишь, ты спрашивал, чего мне хочется?
— Конечно! — он обернулся, крепко обхватил, прижал к себе ее острые локти, спутанные волосы, мятую теплую пижаму.
— Конечно… Сначала он радовался, помогая ей собирать вещи. Собирать — громкое слово, пришлось всего лишь бросить в рюкзак джинсы и свитер, притащить из ванной зубную щетку, распечатать маршрутную квитанцию. Потом, когда она уже садилась в поезд — почему не на самолет? От Москвы до Уренгоя ехать больше двух суток, но она отнекивалась, мотала головой, утверждала, что боится летать, а стук колес помогает упорядочивать мысли, — Илья будто споткнулся. Поймал себя на ощущении, что вся эта радость, и показная деловитость, и «милая, не забудь ключи и бумажные платки» из-за того, что он просто рад избавиться от жены. Эдакая радость облегчения. Хотя бы какое-то время никто не будет слоняться по комнатам, лежать лицом к стенке, тихо всхлипывая во сне. Не будет часами стоять у окна, всматриваясь в дождь. И не будет повторять раз за разом это кукольное «не-хо-чу».
Он чуть не бросился следом по перрону. Пожалуй, и бросился бы — но в последний момент жена обернулась, и Илья снова поймал в ее глазах выражение безразличия. Блестящую пустоту. Он поглубже сунул руки в карманы и тупо зашагал обратно, к метро, пиная листья.
— Я понимаю, если бы она была с юга. Краснодар там или Одесса. Тогда можно было бы хвастаться. Но нет, она каждый раз находила возможность ввернуть при всех — и желательно, чтобы компания побольше, — мол, в Москве зимы отвратные, зато у нее на родине… — Уфф, — Зимин понимающе закивал.
Страница
2 из 7
2 из 7
