Дело было в 2004 году, мне тогда было 10 лет. Моей маме, человеку не особо воцерковленному, но стихийно религиозному, вдруг приспичило съездить в паломничество по святым местам в Дивеево…
Добавить в моё избранное
7 мин, 0 сек 19803
Слева проход был вглухую перегорожен приваренными железными листами, а справа в проходе была также покрытая железом дверца, которая вела на другую половину участка.
— Там, — хозяйка кивнула в сторону железной дверцы, — у меня собака живет. Большая, злая. Не ходите туда.
— Теть, а что за собака? Порода какая? Зовут как? — начал живо интересоваться я.
Я вообще с детства обожал собак, особенно больших, и уже все мозги маме вынес просьбами завести щенка, но мама все никак не сдавалась. Поэтому, если я оказывался в гостях в доме, где есть собака, я не упускал возможности с ней поиграться.
— Ээээ, тибетский… кавказский… кавказская овчарка вроде. Я вообще в них в них плохо разбираюсь — отвечала хозяйка.
— А зовут-то как? — не унимался я. Но мой вопрос проигнорировали.
Мы зашли в дом. Изнутри он был даже шикарнее, чем снаружи. Стены были отделаны лакированным деревом, на полу был уложен паркет, бронзовые светильники разливали по комнатам мягкий свет. На второй этаж вела железная лестница художественной ковки. Хозяйка показала нам кухню, ванную, туалет, и провела на второй этаж в гостевые комнаты. Дядя Витя с тетей Машей расположились в одной комнате, и сразу же легли спать. Мы с папой и мамой расположились в соседней комнате. Папа моментально уснул, едва коснулся кровати, а мама решила поужинать и покормить меня. Пока она колдовала на кухне, я, не оставляя мысли поиграть с собачкой, выскользнул во двор.
Железная дверца оказалась заперта, но я так просто сдаваться не собирался. Я пододвинул попавшийся под руку ящик, взгромоздил на него дном вверх какое-то ведро, и забрался на эту конструкцию. Приподнявшись на цыпочки, я увидел собачью будку, а перед ней миску с костью. Но собаки не было видно. Я продолжал стоять и смотреть, и тут… из будки выползла девочка примерно моего возраста. Чумазая, на четвереньках, в грязной тряпке, когда-то бывшей платьем, она подползла к миске и стала облизывать кость.
Я чуть не упал с ящика и побежал быстрее к маме. Она сначала отбивалась от моих настойчивых «пойдем, это надо видеть», но в итоге сдалась и пошла во двор. Отпихнув ведро и забравшись на ящик, он глянула во двор… и зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Потом, годы спустя, она говорила мне, что там ползало трое детей на цепях. А тогда она схватила меня за руку, и мы побежали к папе.
Дверь в нашу комнату оказалась закрыта, как и в комнату дяди Вити и тети Маши. Дядя Витя не спал и пытался открыть изнутри дверь, которая, как он подумал, случайно захлопнулась. Криками «надо отсюда валить» мама разбудила папу, и он просто высадил дверь плечом. Дожидаться дядю Витю и тетю Машу было некогда, и мы побежали вниз. На первом этаже мы снова встретили хозяйку. Теперь она уже выглядела иначе — сгорбленной, низкой, старой. В руках у нее был какой-то глиняный сосуд и то ли спицы, то ли иглы.
Что, нашли моих детишек? — злобно прошипела она.
— Говорила же, не ходите туда!
Мы выскочили во двор. Тем временем дядя Витя с тетей Машей, не придумав ничего лучше, просто выпрыгнули в окно (благо оно было наружу, а не в отгороженную часть двора). Я плохо помню, как мы добежали до монастыря, как родители уговорили сторожа открыть ворота, как мы выехали из Дивеева. Только через полтора или два часа, когда мы уже выехали из Нижегородской области, мы все-таки решились съехать в лесополосу и легли там спать прямо в машинах. Наутро о возвращении в Дивеево не могло быть и речи, и мы как можно быстрее поехали домой.
И вот что странно — пару лет назад мне снова довелось побывать в Дивеево. Там, конечно, за столько лет все перестроили, появилось много новых домов. Но пытаясь найти тот частный сектор, тот дом, где мы ночевали или хотя бы тот дом, в который нас послала монахиня, я нашел только пустырь за птицефабрикой. Неужели все снесли? Но местные говорили мне, что улицы Полулунной в их городе никогда не было.
— Там, — хозяйка кивнула в сторону железной дверцы, — у меня собака живет. Большая, злая. Не ходите туда.
— Теть, а что за собака? Порода какая? Зовут как? — начал живо интересоваться я.
Я вообще с детства обожал собак, особенно больших, и уже все мозги маме вынес просьбами завести щенка, но мама все никак не сдавалась. Поэтому, если я оказывался в гостях в доме, где есть собака, я не упускал возможности с ней поиграться.
— Ээээ, тибетский… кавказский… кавказская овчарка вроде. Я вообще в них в них плохо разбираюсь — отвечала хозяйка.
— А зовут-то как? — не унимался я. Но мой вопрос проигнорировали.
Мы зашли в дом. Изнутри он был даже шикарнее, чем снаружи. Стены были отделаны лакированным деревом, на полу был уложен паркет, бронзовые светильники разливали по комнатам мягкий свет. На второй этаж вела железная лестница художественной ковки. Хозяйка показала нам кухню, ванную, туалет, и провела на второй этаж в гостевые комнаты. Дядя Витя с тетей Машей расположились в одной комнате, и сразу же легли спать. Мы с папой и мамой расположились в соседней комнате. Папа моментально уснул, едва коснулся кровати, а мама решила поужинать и покормить меня. Пока она колдовала на кухне, я, не оставляя мысли поиграть с собачкой, выскользнул во двор.
Железная дверца оказалась заперта, но я так просто сдаваться не собирался. Я пододвинул попавшийся под руку ящик, взгромоздил на него дном вверх какое-то ведро, и забрался на эту конструкцию. Приподнявшись на цыпочки, я увидел собачью будку, а перед ней миску с костью. Но собаки не было видно. Я продолжал стоять и смотреть, и тут… из будки выползла девочка примерно моего возраста. Чумазая, на четвереньках, в грязной тряпке, когда-то бывшей платьем, она подползла к миске и стала облизывать кость.
Я чуть не упал с ящика и побежал быстрее к маме. Она сначала отбивалась от моих настойчивых «пойдем, это надо видеть», но в итоге сдалась и пошла во двор. Отпихнув ведро и забравшись на ящик, он глянула во двор… и зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Потом, годы спустя, она говорила мне, что там ползало трое детей на цепях. А тогда она схватила меня за руку, и мы побежали к папе.
Дверь в нашу комнату оказалась закрыта, как и в комнату дяди Вити и тети Маши. Дядя Витя не спал и пытался открыть изнутри дверь, которая, как он подумал, случайно захлопнулась. Криками «надо отсюда валить» мама разбудила папу, и он просто высадил дверь плечом. Дожидаться дядю Витю и тетю Машу было некогда, и мы побежали вниз. На первом этаже мы снова встретили хозяйку. Теперь она уже выглядела иначе — сгорбленной, низкой, старой. В руках у нее был какой-то глиняный сосуд и то ли спицы, то ли иглы.
Что, нашли моих детишек? — злобно прошипела она.
— Говорила же, не ходите туда!
Мы выскочили во двор. Тем временем дядя Витя с тетей Машей, не придумав ничего лучше, просто выпрыгнули в окно (благо оно было наружу, а не в отгороженную часть двора). Я плохо помню, как мы добежали до монастыря, как родители уговорили сторожа открыть ворота, как мы выехали из Дивеева. Только через полтора или два часа, когда мы уже выехали из Нижегородской области, мы все-таки решились съехать в лесополосу и легли там спать прямо в машинах. Наутро о возвращении в Дивеево не могло быть и речи, и мы как можно быстрее поехали домой.
И вот что странно — пару лет назад мне снова довелось побывать в Дивеево. Там, конечно, за столько лет все перестроили, появилось много новых домов. Но пытаясь найти тот частный сектор, тот дом, где мы ночевали или хотя бы тот дом, в который нас послала монахиня, я нашел только пустырь за птицефабрикой. Неужели все снесли? Но местные говорили мне, что улицы Полулунной в их городе никогда не было.
