В страшном доме

Сёстры погодки, Манька и Танька, опасливо косились на вход в подпол. Пойдём? Нет? - ныла младшая, Манька. - Сама иди, я не пойду - отмахивалась Таня. С угла комнаты, с примощенной к стене продавленной кровати доносился храп, иногда всхлипывания или бормотание. Мать спала. Уже 2 дня был у неё запой. Сёстры по опыту знали, что не сегодня-завтра мать очухается, зашевелиться, сползет с кровати, в прихожей влезет в растоптанные ботинки, умоется во дворе ледяной водой, и начнёт бренчать, топить печь, гонять их с сестрой за порядком. Появиться и еда и тепло в доме. Пока же, еды не было никакой. Уже который раз открывали сёстры дверь обшарпанного, советского ещё, холодильника, в непонятной надежде. Но кроме вонючих рыбных консервов, кои стояли вторую неделю и плесневелого куска хлеба, ничего там не появлялось. Сёстры доставали консервы, нюхали и быстро ставили назад. Фу, отравимся ещё, говорила Танька. Она же и придумала сходить к соседке.

Тетя Люба, чей почерневший дом стоял в двух шагах от их участка, жалела сестер, иногда кормила. Качала при этом головой, вынося суп, или картошку, спрашивала, где непутевая их мать. Девочки натянули тёплое тряпьё (мать им одежду не покупала, ходили в чужом, кто что отдал). Прислушиваясь к материнскому храпу, открыли входную дверь. Мороз сразу накинулся, как голодная собака. Кругом все бело было, снежно и нетронуто. Засыпаны грядки были снегом, невысокий забор, почерневшие деревья были в снегу. Красиво-вздохнула Манька. Осторожно ступая, спустились сёстры с крыльца, дошли, утопая валенками в снегу, до калитки, вышли на аллею между участками. Снег здесь был притоптан, люди видно, ходили. Дошли до дома тети Любы, постояли. Носы у обеих замёрзли, щеки покраснели. У Таньки были рукавицы, у сестры нет. Ты что, дура, варежки не взяла-ругалась Танька-пальцы отморозишь, отваляться. Не отваляться-обиженно засопела Манька, пряча красные пальцы в рукава замызганной куртки. Все у них было, мать боялась опеки, и сапоги были и валенки и куртки, только не своё, чужое. В магазинах никогда мать одежду не покупала, зачем, все равно вырастут. Во дворе тети Любы тоже снег был притоптан, видать недавно ходили там соседи. Поднялись на крыльцо, стучали долго, Манька в окна заглядывала, сестра ругалась-вот, мол, ты невоспитанная. Животы у обеих выли с голоду. - Может уехала в город тетя Люба-подвела итог Танька. Обе, с горечью, побрели домой. Хотелось очень есть. Дома ничего не поменялось. Сестры сунули в печь бумаги, кое-как разожгли печь. Сели на диване, поджав ноги. Видно было, что мать вставала, бутылка каталась по полу. И снова завалилась спать. А завтра проснётся мама? - спрашивала Манька.

- Откуда ж я знаю. Танька пялилась на дверцу в подпол. Манька проследила за ее взглядом. Пойдём, спустимся? Нет-поёжилась Таня, вспомнив. Подождём маму, лучше. Подпол был полон банок варенья, огурцов, капусты, свеклы, Даже грибы там где-то в банках, если мать все не выгребла, со своими собутыльниками. Но страшно было там, страшно… В дом этот мать с дочерями переехала осенью, принадлежал он деду по отцу. Где сам отец, мать им никогда не рассказывала. Танька идеально запомнила ту неделю, когда из халупы на окраине города они должны были скоро выехать. Мать тогда не пила, собирала вещи, ругалась с кем то в коридоре, выгоняла своих «друзей». В конце недели сели они в пригородный автобус, выехали далеко за город. Так девочки познакомились со своим дедушкой. Дом был его, старый, да и дед сам был ворчливый, старенький, девочки думали ему лет 100, окна в доме все хламом были завалены. Мать хотела жить там, договаривалась. Не успели толком переехать, дед возьми да умри от инфаркта. Так они втроём и поселились. И вот, тот подпол, полный банок варений и солений, стал для девочек спасением. Узкий был подпол, холодно там было. По бокам полки с двух сторон, наверху лампочка тусклая, синей краской зачем то заляпана. В конце - полка с заветным, клубничным, смородиновым.

Спустилась раз Танюша по деревянным ступенькам, банку взять. А там рука. Прям на полке. Пальцы чёрные, банку держит. Таня пошевелилась и пальцы зашевелились. Танька бегом оттуда, с тех пор она туда ходить боялась. Но есть то хочется. А Манька пробовала, но свет замигал, сразу выскочила оттуда с визгом. Теперь, вот, сидели на диване, ноги поджав, и подглядывали, делать то что. До вечера просидели в одну точку уставившись. Печь чуть не погасла. Манька толкнула сестру-печь, холодно будет. Таня пошла в печь чего забросить, тут сестра подбегает, говорит-гляди!А в доме свет только от печи, за окном темно уже. Смотрит Таня в сторону материной кровати, и видит, на матери сидит кто-то. На груди сидит, темное что-то, как тень, большое только очень. А мать хрипит, будто душат ее. Поняла, вдруг, Танька, что мать может и не проснуться. Эй, ты, Манька схватила тряпку, осмелев, замахнулась туда-слезай с нашей мамы!-закричала. Зашевелилось большое, нехотя растаяло. Или невидно его стало. Сестры тихо к маме подошли, мама лежит хрипит, лицо раздувшееся, синее.