Если немного пофантазировать и попытаться составить рейтинг наиболее неудобных для экранизации писателей, то имя Франца Кафки в нем будет где-то близко к вершине. Это вовсе не значит, что попыток перенести на экран проникнутую абсурдом и безысходностью прозу не было. Справочные ресурсы насчитывают несколько десятков фильмов, основанных на тех или иных его произведениях. Другое дело, что лишь единичные опыты оставили хоть сколько-нибудь значимый вклад в истории кино…
Добавить в моё избранное
2 мин, 39 сек 15252
Первой в этом ряду (и, возможно не только хронологически) принято считать «Процесс» Орсона Уэллса по одноименному роману. Шекспира, адепт Станиславского, фокусник, актер, имитатор голосов, человек, напугавший своих сограждан вторжением марсиан и автор «лучшего фильма всех времен и народов». Уэллс хоть и предпочитал мрачные мотивы, но всегда тяготел к сложной драматургии, смелым экспериментам, подробным психологическим портретам героев и экспрессии, к чему полная внутренних демонов и отчаяния интровертная проза Кафки едва ли располагала. Впрочем, его величество абсурд логических умозаключений не приемлет и, возможно, именно поэтому (или все же вопреки?) картине по незавершенному роману было суждено стать одним из творческих пиков великого постановщика, которому катастрофически не везло по части завершения начатых им проектов. Фрагментарная структура романа могла бы поставить в тупик многих, но Уэллсу-сценаристу удалось сохранить букву и дух романа (с незначительными правками), а Уэллсу-режиссеру — создать самодостаточное произведение. Офисный работник Йозеф К. однажды утром проснется, чтобы обнаружить в своем жилище двух непонятных субъектов в штатском, которые ночного кошмара с элементами черной комедии, главный герой которой поочередно испытывает приступы агорафобии и клаустрофобии.
Роман Кафки, написанный в конце 1914 года, вобрал в себя многие страхи и недовольства писателя: от иррационального нежелания семейных обязательств и невыносимой рутины работника страховой компании до вполне объяснимой паники, которую в Европу принесла Первая Мировая война. Не стоит забывать также, что роман написан немецкоязычным евреем в очень неуютной для него Праге, где противостояние чехов и немцев было перманентным, а объединял их разве что бытовой антисемитизм. Роман можно считать предвестником тоталитарных режимов, в которых люди будут бесследно пропадать в ночи и безропотно гибнуть в долгих бараках. Похоже, поэтому Уэллс почти полвека спустя сознательно меняет концовку, а его герой хоть и подавлен, но окончательно не сломлен, что вынуждает палачей вместо кинжала трусливо использовать вязку динамита. Интересно, что в свое время режиссер чуть было не ушел в политику, где его соперником на выборах в Сенат должен был стать некий Джозеф Маккарти, впоследствии наладивший в США массовую постановку не менее абсурдных процессов, в которых существовало лишь одно обвинение, а доказательства были необязательными.
Впрочем, концовка — далеко не единственное изменение Уэллса, он принципиально иначе смотрит на организацию пространства «Процесса». Если в скудных описаниях романа узнается Прага начала 20-го столетия, усиливают ощущения ничтожности маленького человека на фоне экспрессионистских декораций, выстроенных таинственной Организацией.
В тексте Кафки есть довольно существенный сексуальный подтекст. Во время своей своеобразной одиссеи К. встречает разных женщин, которые находят его привлекательным, но момент сексуальной разрядки из-за каких-то случайностей так и о притягательности дефектов человеческого тела и каждым своем жестом источает желание; а влиятельная уборщица из суда демонстрирует К. новые чулки и не прочь отдаться обвиняемому прямо в зале суда. Даже девочки под ателье художника Титорелли у Уэллса больше напоминают маленьких Лолит, а не кучку вредных детей. Все эти мотивы усугубляются намеками на инцест между К что Уэллсу интересен вовсе не писатель или интерпретация его идей, а возможность еще раз напомнить о себе и своем видении мира еще одной идеальной картиной. Впрочем, свободолюбивый Орсон Уэллс, в отличие от Кафки, еще верит в людей и потому гораздо чаще всматривается в безжизненные лица статистов, ожидающих своей участи в огромных очередях. Поступок героя Перкинса в самом конце оставляет человеку небольшой шанс на достойное будущее, ведь он предпочитает громкий взрыв тихому скулению, а смех молчаливой покорности.
Роман Кафки, написанный в конце 1914 года, вобрал в себя многие страхи и недовольства писателя: от иррационального нежелания семейных обязательств и невыносимой рутины работника страховой компании до вполне объяснимой паники, которую в Европу принесла Первая Мировая война. Не стоит забывать также, что роман написан немецкоязычным евреем в очень неуютной для него Праге, где противостояние чехов и немцев было перманентным, а объединял их разве что бытовой антисемитизм. Роман можно считать предвестником тоталитарных режимов, в которых люди будут бесследно пропадать в ночи и безропотно гибнуть в долгих бараках. Похоже, поэтому Уэллс почти полвека спустя сознательно меняет концовку, а его герой хоть и подавлен, но окончательно не сломлен, что вынуждает палачей вместо кинжала трусливо использовать вязку динамита. Интересно, что в свое время режиссер чуть было не ушел в политику, где его соперником на выборах в Сенат должен был стать некий Джозеф Маккарти, впоследствии наладивший в США массовую постановку не менее абсурдных процессов, в которых существовало лишь одно обвинение, а доказательства были необязательными.
Впрочем, концовка — далеко не единственное изменение Уэллса, он принципиально иначе смотрит на организацию пространства «Процесса». Если в скудных описаниях романа узнается Прага начала 20-го столетия, усиливают ощущения ничтожности маленького человека на фоне экспрессионистских декораций, выстроенных таинственной Организацией.
В тексте Кафки есть довольно существенный сексуальный подтекст. Во время своей своеобразной одиссеи К. встречает разных женщин, которые находят его привлекательным, но момент сексуальной разрядки из-за каких-то случайностей так и о притягательности дефектов человеческого тела и каждым своем жестом источает желание; а влиятельная уборщица из суда демонстрирует К. новые чулки и не прочь отдаться обвиняемому прямо в зале суда. Даже девочки под ателье художника Титорелли у Уэллса больше напоминают маленьких Лолит, а не кучку вредных детей. Все эти мотивы усугубляются намеками на инцест между К что Уэллсу интересен вовсе не писатель или интерпретация его идей, а возможность еще раз напомнить о себе и своем видении мира еще одной идеальной картиной. Впрочем, свободолюбивый Орсон Уэллс, в отличие от Кафки, еще верит в людей и потому гораздо чаще всматривается в безжизненные лица статистов, ожидающих своей участи в огромных очередях. Поступок героя Перкинса в самом конце оставляет человеку небольшой шанс на достойное будущее, ведь он предпочитает громкий взрыв тихому скулению, а смех молчаливой покорности.
