Искусство Джейкоба Эмори

Как описать Джейкоба Эмори… ну, можно сказать, он из тех людей, которых никто не замечает. Нельзя сказать, чтобы он был плохим человеком, напротив, многие жители города считали, что ему можно доверить любую работу. Однако, ни в одном деле он так и не достиг совершенства. Про таких, как он, говорят: «В любом деле подмастерье, ни в одном не мастер». Он поверхностно разбирался во всем, чем можно было заниматься в этом городе: автомобили, радио, торговля, — но ни одна профессия его не зацепила. Друзья и работники часто на это жаловались, но получали один и тот же ответ: «Этого недостаточно». Понятно, что те друзья, что у него остались, были или очень терпеливы, или никогда не говорили на эту тему.

Когда Джейкоб уехал за границу, этому никто не удивился. Я не помню, куда он ездил, кажется, это знала Гертруда с соседней улицы, но она, увы, скончалась. Спроси кого-нибудь еще, если тебе это так интересно. В любом случае, никто его не удерживал. Все считали, что путешествие слегка уменьшит его амбиции или, может быть, удовлетворит их, и они перестанут быть проблемой. Черт, мы даже устроили ему прощальную вечеринку, и, по-моему, это было очень мило с нашей стороны.

В общем, он уехал на шесть или семь лет. Я точно не помню. Об этом тоже лучше спросить кого-нибудь еще. В любом случае, он вернулся, и он, очевидно, изменился. Он стал приветливым, энергичным, улыбчивым, и мы вскоре узнали, почему. Он показал нам сувенир, который он привез с собой. Это была твердая черная палочка длиной с карандаш, но на ощупь напоминавшая мел. Мы все удивлялись, что такая простая вещь могла вызвать в нем такие перемены, пока он нам все не показал. Он взял лист бумаги и этой палочкой — Боже, придумать бы для нее более подходящее слово — этой палочкой он нарисовал кривоватый круг.

Круг упал и остался на краю бумаги словно камень. Он не покинул бумагу, это было похоже как старый кинопроектор на экране.

Сынок, я понимаю, как это звучит, и если ты такой скептик, можешь оставить старика наедине с его маразмом. Я знаю, что я видел, и хотя все об этом молчали, тот нарисованный камень действительно упал. Джейк даже дал нам эту бумагу, и пока ее передавали из рук в руки, камень катился у всех на глазах. У нас не было слов — да и что тут можно было сказать? Джейкоб же продолжил рисовать один рисунок за другим. Он рисовал человечков, которые появлялись в самых разных сценах — они то сражались друг с другом, то образовывали человеческие пирамиды. Нам это казалось невероятным. Джейкобу это было и нужно, он сказал, что чтобы расплатиться за еду и жилье он будет устраивать представления — рисовать все, что зрители захотят. Мы долго это обсуждали, но ему удалось убедить нас, что все будет безопасно, этично и прибыльно. При этом никто за пределами нашего городка ничего не узнает.

Бедный Джейкоб. Если бы в тот момент я не был так изумлен, я бы понял, что все это было не к добру, и спас бы бедолагу, сломав эту чертову штуковину. Но я был молод, и мне, как и всем прочим, все это казалось невероятным опытом, которым мы потом смогли бы поделиться со всеми остальными. У него не было связей на радио или на телевидении, а Интернета тогда еще не было. Поэтому он сделал то же, что и остальные люди с небольшими сбережениями — стал рекламировать свое представление с помощью листовок. Вы, городские, не очень-то и замечаете листовки, но в таком захолустье они время от времени привлекают чье-то внимание. К тому же, Джейкоб сумел выделиться, нарисовав на листовках прыгающих человечков, а это уж не могло остаться без внимания. На его первое представление пришло человек шестьдесят, а может, и больше.

Его представления были великолепны. Кто-нибудь называл сцену из пьесы или комедии, и рука Джейкоба летела вдоль белой стены как птица. Рисуя тот камень, он явно не показал всего, на что был способен. Все его иллюстрации были невероятно точными, и ему нужно было всего несколько минут, чтобы изобразить человеческую фигуру. Задумываясь над этим, я не могу вспомнить, чтобы какая-нибудь из сцен длилась больше десяти минут. Сцены были отлично нарисованы. Можно было увидеть не только рыцаря, штурмующего замок, Джейк также рисовал замок изнутри — это было похоже на свадебный торт, разрезанный посередине. Было видно, как рыцарь прорывался сквозь стены замка, с боем проходил в темницу, забирал принцессу и в полной тишине спрыгивал с парапета замка на лошадь. Рисунки не были реалистичными, но в этом была своя прелесть — никто из нас не ожидал чего-то настоящего. Когда сцена заканчивалась, персонажи или исчезали со стены, или Джейк закрашивал ее белой краской. Это давало представлениям некоторое ограничение во времени, когда он заканчивал с каждой из четырех стен зала, все понимали, что представление закончено, пока не высохнет краска.

Сам Джейк менялся в худшую сторону. Я уже говорил, что по возвращении он стал крайне энергичным. Так вот, эта энергия, эта живость, эта страсть, неважно, как это называть, не покидала его ни на минуту.