4 мин, 51 сек 8210
Они исполнились. Оба.
— А может, это всё сон? — неожиданно спрашиваю я с надеждой в голосе.
Мой собеседник впервые за весь разговор что-то делает — отрицательно мотает своим птичьим клювом.
— Может, я просто сошёл с ума?
Собеседник задумчиво поднимает голову вверх, словно задумывается на секунду над моим вопросом. Затем решительно мотает клювом — нет.
— Тогда почему я разговариваю с кем-то в костюме лекаря 14-го века?!— я срываюсь на крик.
Чумной доктор разводит руками в кожаных перчатках — мол, откуда ему знать ответ… — Скажи, можно всё исправить? Сделать так, чтобы все не умерли, чтобы ничего этого не было?
Собеседник утвердительно кивает — да.
— Я готов на всё. Что для этого нужно?
Он ничего не отвечает, но я понимаю.
Если я хочу всё вернуть, я должен исчезнуть.
Исчезнуть навсегда и полностью.
Меня больше не будет. Меня не будет, потому что меня никогда и не было. Ни для кого.
Одновременно я также понимаю, что вечная жизнь — это всё правда, но не для меня.
От меня не останется ничего, некому будет даже об этом подумать, потому что меня не будет.
Я молчу с минуту, потом снимаю респиратор, делаю глоток воды и говорю:
— Я согласен.
— А может, это всё сон? — неожиданно спрашиваю я с надеждой в голосе.
Мой собеседник впервые за весь разговор что-то делает — отрицательно мотает своим птичьим клювом.
— Может, я просто сошёл с ума?
Собеседник задумчиво поднимает голову вверх, словно задумывается на секунду над моим вопросом. Затем решительно мотает клювом — нет.
— Тогда почему я разговариваю с кем-то в костюме лекаря 14-го века?!— я срываюсь на крик.
Чумной доктор разводит руками в кожаных перчатках — мол, откуда ему знать ответ… — Скажи, можно всё исправить? Сделать так, чтобы все не умерли, чтобы ничего этого не было?
Собеседник утвердительно кивает — да.
— Я готов на всё. Что для этого нужно?
Он ничего не отвечает, но я понимаю.
Если я хочу всё вернуть, я должен исчезнуть.
Исчезнуть навсегда и полностью.
Меня больше не будет. Меня не будет, потому что меня никогда и не было. Ни для кого.
Одновременно я также понимаю, что вечная жизнь — это всё правда, но не для меня.
От меня не останется ничего, некому будет даже об этом подумать, потому что меня не будет.
Я молчу с минуту, потом снимаю респиратор, делаю глоток воды и говорю:
— Я согласен.
Страница
2 из 2
2 из 2