Время на смерть

— Здесь вопросы задаю я. Или ты забыл, в чей дом вломился?

— Я не вламывался! — голос дрожал. Элвин чувствовал, что из глаз вот-вот потекут слезы.

— Это уже никого не интересует, — Аменаза уселся в кресло напротив, закинув ногу на ногу.

— Ответь, ты боишься темноты?

Слезы подступили к горлу, и Элвин с трудом сдержал их.

— Нет, — хрипло ответил он.

— Не боюсь.

— Ты ведь врешь мне, — Аменаза внимательно смотрел на него.

— Врешь и не краснеешь.

— Я не вру, — сердито отозвался Элвин.

— Тогда, разумеется, ты согласишься сыграть со мной в одну игру.

— Какую игру?

— О, тебя еще интересуют правила? — усмехнулся Аменаза.

— Разумеется. Я выключу свет. Мы останемся одни. Эти молодцы, — он кивнул на маячивших возле двери охранников, — уйдут. Высидишь пару часов в моем обществе и не закричишь — уйдешь отсюда на своих двоих. Если издашь звук, хотя бы отдаленно напоминающий крик — тебя вынесут ногами вперед. Ну что, договорились?

— Вы псих? — если бы мог, Элвин покрутил бы пальцем у виска.

— В твоем положении я бы поостерегся кидаться такими словами. Итак, ты согласен? Если ответишь отрицательно, я просто прикажу пристрелить тебя, и дело с концом. А так у тебя появится хотя бы шанс на выживание.

Как ни крути, этот сумасшедший говорил верные вещи. Иного выхода у Элвина просто не оставалось. Он кивнул.

Лицо Аменазы осветилось его фирменной улыбкой.

— Отлично! Господа, попрошу вас удалиться, — кивнул он охране. Те безмолвно вышли, закрыв за собой дверь. Аменаза же взял пульт и опустил жалюзи на окнах. Затем с этого же пульта выключил освещение.

Комната погрузилась во тьму. Кромешную тьму. Элвин таращился во мрак, ожидая, что глаза скоро привыкнут, однако ничего подобного не происходило.

Аменаза хранил молчание. Элвин не слышал его. Ни дыхания, ни случайного движения — ничего. Только часы издевательски тикали на стене.

— Сейчас двадцать два ноль три, — громом прозвучал в темноте голос Аменазы. От неожиданности Элвин едва сдержал крик.

— Ровно в полночь я тебя отпущу. Если, конечно, ты выдержишь мое общество, — он хихикнул.

И снова — тишина. Элвин не слышал ничего, кроме тиканья этих проклятых часов. Ему бы показалось, что он просто оглох, если бы не часы. Они давили на сознание своим мерзким тиканьем, раздражали, заставляя считать каждую секунду, проведенную здесь. Против своей воли Элвин отсчитывал минуты. И, черт возьми, у него никак не получалось сбиться! Он был бы рад переключиться на что-то другое, но больше не было ничего. Лишь тишина и негромкое непрекращающееся «тик-так».

— Ты можешь разговаривать, — сказал Аменаза, и Элвин снова чуть не вскрикнул. Вот хитрец. Пытается заставить его закричать таким способом. Ну уж нет.

— Зачем мне с вами говорить?

— Тебе, должно быть, невероятно скучно.

— Что вы. Ваше общество — самое приятное, что может быть.

— А ты снова осмелел. Неужели шанс на спасение, пусть и ничтожный, способен так поднять дух?

— Скольких вы убили?

— А зачем тебе это знать?

— Мне просто интересно.

— Достаточно, чтобы трюк с темной комнатой сработал. А теперь помолчи.

— С чего это?

— Ты зарываешься, — в голосе Аменазы прозвучал металл.

— Если я приказываю тебе молчать — ты должен молчать. Иначе я объявлю тебя проигравшим.

Элвин замолчал. В самом деле, правила устанавливал не он. До этого момента он и разговаривать-то боялся, опасаясь, как бы Аменаза не принял слова за крик.

— Ты знаешь, что еще никому не удалось обыграть меня? — спросил Аменаза.

— Не отвечай. Тебе это знать неоткуда.

И снова тишина обрушилась на Элвина. Лишь мерзкое тиканье часов нарушало ее.

Прошло около получаса. Нет, двадцать восемь минут, сорок две секунды. Элвин с точностью мог определить время. Эти проклятые часы не давали ему забыть о времени.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Тик-так.

Почему Аменаза молчит? Снова хочет усыпить его бдительность, а потом неожиданно наброситься из темноты, заставив закричать? Именно такой тактики придерживался бы Элвин, будь он на месте хозяина особняка. Но кроме тиканья Элвин не слышал ничего. Если бы Аменаза решил подойти к нему, он услышал бы шелест халата. Или стук бокала о стол. Но уши, казалось, заложило ватой. Ничего, кроме тиканья, не прорывалось сквозь нее.

Тик-так.

Тик-так.

Секунды сыпались на него, словно из рога изобилия, и каждая следующая была тяжелее предыдущей. Ударяли по голове и скатывались вниз. Падая на пол, они издавали легкое «дзинь», которое отпечатывалось в мозгу Элвина, оставляя колотые раны.

Пятьдесят минут, двадцать одна секунда.