Яма

Дождь перестал. Когда? Не помню. Совсем светло. Даже небо кое-где засинело. Небо… кругом небо. Смотрю перед собой, как дура, и глазам своим не верю: вокруг ничего! Ничего из того, что я вижу каждый день. Мой дом… и рядом… я кручу головой, как сова: домов нет! Там, где они стояли, лежат груды кирпича, черепицы, труб, проводов… все деревья повалены, все, что стояло еще вчера, лежит. И никого нет. Мое сердце ухает в груди. Люди! Люди… где вы? Что это такое? Что случилось?!

Мой голос летит в никуда. Я одна. Никто не откликается ни звуком, ни стоном. Я хочу встать, но это не так просто: поврежденная нога не сгибается, боль сжимает таз, так, что слезы брызжут из глаз. Вокруг нет ничего, за что бы я могла ухватиться. Я поворачиваюсь на бок и ползу. Ползу к своему дому. Куски кирпича вонзаются в бок. Я останавливаюсь, рыдаю в голос, кричу изо всех сил, но боль сжимает спазмом грудную клетку. Ложусь головой на руки. Щека пульсирует, кровь запеклась и ее шмотки размазываются по рукаву плаща. Плащ зеленый. Зелень на грязно-коричневой жиже. Я как то поверженное дерево. Только на нем уже не было листьев, а я все еще «зеленею». Бред. Я лежу, закрыв глаза. Что делать? Я не знаю. Вдруг слышу скулежь, совсем рядом. Поднимаю голову. Ко мне ползет большая собака, доберман. Каштановая шерсть отливает бликами света. Я скольжу взглядом по телу собаки и вижу, что она ползет только передними лапами, задние волочатся за ней, как хвост. Я смотрю на морду, что-то с ней не так… От ужаса у меня перехватывает дыхание. Бедная, собачка… бедная моя… Нижняя челюсть висит на одной коже. Белеют большие крепкие зубы, язык поддергивается. Собака ползет ко мне и поскуливает. Я протянула к ней руку. Иди ко мне, иди, я тебя пожалею, бедная моя… Снова гул. Он приближается, и звук, которого не могут выдержать мои перепонки, ударяет по ушам. Я инстинктивно закрываю уши руками. Меня подхватывает поток воздуха, поднимает вверх, как упавший лист. Успеваю только увидеть, как рядом вместе с обломками стен закружило пса. Удар в лицо. Нестерпимая боль в голове. Мой крик тонет в чудовищном гуле.

— Доброе утро, Татьяна Витальевна!

Соседка, пожилая женщина, уже сидит на скамеечке перед подъездом. День начинается поздно. С самого утра небо в тучах. Я ежусь от ветра. Вспоминаю, положила ли в сумочку зонт. Да, все в порядке. Натягиваю капюшон на голову. Проспала, не успела принять душ. Ладно, как-нибудь доживу до вечера, просто неловко — с утра и такой неряшливой.

— Доброе утро, Светочка! На работу?

Татьяна Витальевна любит поговорить, но мне некогда, опаздываю. Улыбаюсь ей и отвечаю на ходу:

— На работу! А вы долго не сидите, простудитесь еще, да и дождь скоро пойдет.

— Я немного подышу… удачного дня, Светочка! — и, спохватившись, кричит в след:

— Светочка, вы там поосторожней, такой мостик шаткий через яму! И когда уже ее зароют… — Спасибо! — кричу, оглядываясь, и вижу, как из соседнего подъезда выходит парень с доберманом.

Красивый пес, с лоснящейся каштановой шерстью, с длинными стоящими ушами смотрит на меня с вызовом. Эх, красавец! Но скалится. Не любит, когда чужие смотрят. Хозяин одергивает его. А я убегаю на работу.