Это так просто

— И всё?!

— Да. Не стоит искать мотивов там, где их нет. Я бы и с бомжами работал, благо их тонны и риска никакого, но они ни на что не годятся, рассадник патологий и болезней. Оскорблена, что попала сюда всего лишь из-за здорового тела?

— Да как ты смеешь! Отпусти меня немедленно! Меня будут искать! Тебя посадят!

— Искать? Наверное, будут. Правда, тебя не хватятся, пока родители не вернутся из круиза. Я удачно выбрал время. Так что пройдет неделя, ведь ты и так часто пары прогуливаешь. И у меня уж точно искать не будут.

— Тебя все равно найдут! Не будь таким самоуверенным! — она кричала, дергалась в зажимах, но к освобождению не продвигалась ни на йоту.

— Я не самоуверен. Просто соблюдаю правила. Знаешь, кто их не соблюдает — становится жертвой.

— Твоей?

— Зачем так глобально? Кто не соблюдает правил пожарной безопасности, тот рискует сгореть, правил дорожного движения — попадет в аварию, на воде — утонет. Видишь, как всё просто.

— И какие же правила нарушила я?

— Поведения с незнакомым человеком. Сама подумай, никого не предупредив, ты пошла в ночь на встречу с незнакомцем. И куда? В крематорий. Безлюдное место. Зачем? Наверное, насолить своему парню, изменив ему с другим. Это уже нарушения правил морали.

— Уж кто бы о морали говорил! Как ты можешь, ты же будущий врач!

— Кстати, врач, от слова — врать. Так что с врачебной этикой ещё тот анекдот. И еще, врачи спасают жизни. Я тоже спасаю. Кто-то не может жить без печени, к примеру. Вот я и помогаю. Не вред ведь, спасение жизни.

— Ты убиваешь! Разве может чья-то смерть спасти жизнь?!

— Может. Мой отец умер, чтобы другие жили. Каждый день во всех больницах мира убивают ребенка, чтобы спасти жизнь матери и наоборот. И это не добровольная жертва, а выбор врача — чью жизнь спасать. Вот и я выбираю.

— Тебя все равно поймают!

— Может быть. Но точно не на тебе. Я соблюл все правила. А ты нарушила несколько. Вот Светка умнее оказалась. Пришлось идти с ней на настоящее свидание в людное место, есть мороженное и смотреть кино. Если бы она после этого пропала, на меня показали бы пальцем, мотив бы придумали. А дальше — сложности. Были бы у меня. Потому здесь не она, с которой меня видели, а ты. Мы ведь не пересекались.

— Ты слишком разговорчив!

— Надо же время как-то убивать. Вот и инструменты готовы.

При виде раскладываемых скальпелей и зажимов Наташа истошно завопила, окончательно сбрасывая муть наркоза. Сознание прояснилось и девушка осознала весь ужас происходящего. Её не просто будут убивать, её вскроют по живому. Потому что Даня экономит наркоз, ведь его так сложно достать, не засветившись.

— Даня! Данечка, родненький! Отпусти! Я для тебя, что хочешь! У папы много денег, очень много! Он даст, сколько хочешь!

— Глупая, да? По-твоему, я выпущу из этих стен подсудную статью? Ищи дураков. И хватит уже. Не прикуси язык.

Жесткая деревяшка вклинилась между зубами, не позволяя кричать. Выплюнуть помеху оказалось невозможным. Хромированный скальпель сверкнул в матовом латексе перчаток. Приглушенная остатками наркоза боль указала на продольный разрез брюшной полости. Сквозь огненную вспышку располосованного живота, Наташа успела подумать, что болевой шок ей не грозит так быстро, а значит — это будет долгая ночь. Вымученный вопль прорвался сквозь кляп. Помутившийся взгляд выхватил сосредоточенное лицо Даньки, мастерски перекрывающего основные сосуды во избежание большой кровопотери. Хирург-самоучка хорошо знал материал, потому и стремился по максиму выдержать организм в рабочем состоянии.

Точные, рассчитанные по секундомеру уверенные движения. Начинать нужно с селезенки — тело функционирует без неё достаточно долго, если купировать сосуды. Вторыми в очереди — почки. Осторожно, чтобы случайно не задеть кишечник. После изъятия печени счет пойдет на секунды, максимум — пара минут. Но этого более чем достаточно, чтобы вынуть сердце. Опыт. Ошибка недопустима. Прошло то время, когда Данька мог брать лишь один орган. Теперь он разбирал тело, как конструктор. Больше органов — больше денег. Остаётся лишь сожалеть о неиспользованном материале, совершенно непригодном для трансплантации. Последним штрихом — снять роговицу.

Распотрошенный труп отправился в печь, дождавшись своей очереди в череде бомжей. Мало кто задумывается о том, почему крематории работают ночью. Но Данька знал, ночная смена — вовсе не сторож. Кладбищенская земля дорого стоит, никто даже в «братских могилах» не станет хоронить тех, у кого не нашлось родственников. Никакого криминала, все по закону. Государство избавляется от трупов. Ночью. Потому что днем придут скорбеть над инсталляцией погребального костра благостные граждане, хоронящие близких. День для людей. Ночь для человеческого хлама.

Обзорное окно рисовало страшную картину, а Данька пил чай и скучающе смотрел на еженощный ритуал: труп оживал.