Добавить в моё избранное
8 мин, 10 сек 2373
Порывшись на антресолях, достал заветный чемоданчик с наклеенными пальмами. Сдул пыль, расчихался. Ну, ясно: сорок лет, а мозга нет. Вернулся на кухню.
Щёлкнули замочки. Вот они, пузырьки заветные, тряпицей прикрытые. Тёмного стекла, как из-под витаминов. Что такое?! Два, причём полных, исчезли!
Пара гнёзд, вырезанных в толстом куске поролона, пустовала. Я схватился за голову. Чёрт, вот же все пузырьки. Порожние. Я педант, я ничего не выкидывал. Вот, под поролоном специальные ложечки из щепок бамбука… Я засунул чемодан обратно. Теперь вон из дома. Сейчас нагрянут коллеги Макса, а мне с ними почему-то очень не хочется общаться.
IV
— Шухер, Саня! — Макс влетел в прозекторскую, вынимая пистолет.
— Семья с охраной.
Я прикрыл тело Вельдера простынкой, кивнул на оглушённого патанатома. Скоро очухается. Максим затащил бедолагу за шкафы. Найдут не сразу. Засунув пузырёк, ложечку и крышку в карман, я зашагал к выходу. Поздно — издалека уже разносилась дробь шагов.
Макс толкнул боковую дверь. Заперто. Я проверил следующую.
— Сюда.
Мы очутились в миникухне. Здесь обычно столуются врачи-потрошители.
Мимо протопали нежданные посетители.
— Какого чёрта они ночью? — шепнул товарищ.
— Хрен знает. Валим отсюда.
Мы выскользнули в коридор. Бесшумно побежали прочь. Сзади послышались возгласы и топот. Ничего, мы уже почти… На самом пороге столкнулись с девчонкой. Лет пятнадцать, широко распахнутые от испуга глазищи. Зарёванная. Родинка на лбу, как дырка от пули.
Не закричала, не побежала. Глаза — огонь; уже не страх — гнев! Резко двинула мне в голень.
Макс действовал быстро: закрыл девке рот ладонью. Несильно ударил, куда нужно. Аккуратно опустил на пол. Кому надо, подберёт.
А охранник, пасшийся на крыльце, получал зарплату зря.
V Старость приходит незаметно и задолго до того, что называется «пенсионным возрастом». Старость так и не реализовавшегося оперативника ждёт за порогом спортзала, возле стадиона, мимо которого ты прошёл, хотя ещё год назад ежеутренне нарезал здесь по пять километров. Старость — это пивное брюшко, это «Сегодня поеду на машине», это беспечное отношение к подозрительной тишине в подъезде.
Меня, ошеломлённого страшной смертью Макса и огорошенного кражей пузырьков, взяли прямо у лифта. Стыдно, Саня, стыдно! Я даже не разглядел, кто это был.
Кажется, двое.
Хочется верить, профи.
Один выдернул на себя, второй отработал по черепу.
Темнота.
VI
Гаитянский «вояж» выдался провальным. После него и последовавшей изнурительной проверки на вшивость я стал «вечным аналитиком». Досадно, но зато безопасно.
Карьера боевика-разведчика порушилась в глухих зарослях. Проиграл я не скажу чьим шпионам по всем статьям, вот и полз со сломанными ногами и огнестрельным ранением в плечо. Подстрелили, черти. И упал неудачно.
Если не гангрена, то кайманы. Патроны были, да пистолет весь в грязище. А крокодила не уговоришь отложить дуэль… Нашёл меня — в бреду, но ползущего, — старик-негр. По одежде — вылитый рейнджер, разве пробковой шляпы не хватало. Лицо поразительное. Я до этого настолько морщинистых негров не встречал. Глаза цепкие, живые и… бешеные. Оказалось, колдун. Меньше, чем за месяц меня на ноги поднял. Даже в «конторе» потом не поверили.
Как он, щуплый и невысокий, мою тушу до хижины своей доволок, я не помню. И первую неделю лечения тоже. Зато потом я насмотрелся такого — до сих пор стараюсь не ворошить… Местные называли старика унганом. Вроде жреца. Болтали они на адской смеси французского и какой-то африканской тарабарщины. Злые и добрые духи, христианские святые, личный авторитет унганов, — всё смешалось в странную религию, от которой мне, православному, становилось смешно и жутко одновременно. Мэджик пипл, Вуду пипл.
Мой спаситель был великим колдуном. Он не только зомбировал живых, что считалось повседневной практикой. У него ходили мёртвые. Они двигались только двое суток, но двигались! Похоже, эти опыты нравились не всем. Пару раз к унгану заявлялись разъярённые люди, а он лишь смеялся над ними. Его боялись.
Может, он опрометчиво оживил чьего-нибудь родича? Или сделал тупым зомби не того, кого следовало? Причина конфликта так и осталась загадкой.
Благодаря снадобьям и камланиям унгана я начал ходить через три недели. Ещё пять дней он заставлял меня топать до изнеможения, потом смазывал гудящие от боли ноги мазями, и я молил Бога, чтобы старик не перепутал склянки. Не хотелось в живые мертвецы.
Однажды я вернулся с прогулки. Меня шатало, тошнило, перед глазами летали навязчивые звёздочки. Колдун лежал на пороге. Наверное, старика убили по всем правилам: кол в груди, глаза выколоты, даже в уши, рот и нос чего-то напихали.
Удивительно, мне не было страшно!
Щёлкнули замочки. Вот они, пузырьки заветные, тряпицей прикрытые. Тёмного стекла, как из-под витаминов. Что такое?! Два, причём полных, исчезли!
Пара гнёзд, вырезанных в толстом куске поролона, пустовала. Я схватился за голову. Чёрт, вот же все пузырьки. Порожние. Я педант, я ничего не выкидывал. Вот, под поролоном специальные ложечки из щепок бамбука… Я засунул чемодан обратно. Теперь вон из дома. Сейчас нагрянут коллеги Макса, а мне с ними почему-то очень не хочется общаться.
IV
— Шухер, Саня! — Макс влетел в прозекторскую, вынимая пистолет.
— Семья с охраной.
Я прикрыл тело Вельдера простынкой, кивнул на оглушённого патанатома. Скоро очухается. Максим затащил бедолагу за шкафы. Найдут не сразу. Засунув пузырёк, ложечку и крышку в карман, я зашагал к выходу. Поздно — издалека уже разносилась дробь шагов.
Макс толкнул боковую дверь. Заперто. Я проверил следующую.
— Сюда.
Мы очутились в миникухне. Здесь обычно столуются врачи-потрошители.
Мимо протопали нежданные посетители.
— Какого чёрта они ночью? — шепнул товарищ.
— Хрен знает. Валим отсюда.
Мы выскользнули в коридор. Бесшумно побежали прочь. Сзади послышались возгласы и топот. Ничего, мы уже почти… На самом пороге столкнулись с девчонкой. Лет пятнадцать, широко распахнутые от испуга глазищи. Зарёванная. Родинка на лбу, как дырка от пули.
Не закричала, не побежала. Глаза — огонь; уже не страх — гнев! Резко двинула мне в голень.
Макс действовал быстро: закрыл девке рот ладонью. Несильно ударил, куда нужно. Аккуратно опустил на пол. Кому надо, подберёт.
А охранник, пасшийся на крыльце, получал зарплату зря.
V Старость приходит незаметно и задолго до того, что называется «пенсионным возрастом». Старость так и не реализовавшегося оперативника ждёт за порогом спортзала, возле стадиона, мимо которого ты прошёл, хотя ещё год назад ежеутренне нарезал здесь по пять километров. Старость — это пивное брюшко, это «Сегодня поеду на машине», это беспечное отношение к подозрительной тишине в подъезде.
Меня, ошеломлённого страшной смертью Макса и огорошенного кражей пузырьков, взяли прямо у лифта. Стыдно, Саня, стыдно! Я даже не разглядел, кто это был.
Кажется, двое.
Хочется верить, профи.
Один выдернул на себя, второй отработал по черепу.
Темнота.
VI
Гаитянский «вояж» выдался провальным. После него и последовавшей изнурительной проверки на вшивость я стал «вечным аналитиком». Досадно, но зато безопасно.
Карьера боевика-разведчика порушилась в глухих зарослях. Проиграл я не скажу чьим шпионам по всем статьям, вот и полз со сломанными ногами и огнестрельным ранением в плечо. Подстрелили, черти. И упал неудачно.
Если не гангрена, то кайманы. Патроны были, да пистолет весь в грязище. А крокодила не уговоришь отложить дуэль… Нашёл меня — в бреду, но ползущего, — старик-негр. По одежде — вылитый рейнджер, разве пробковой шляпы не хватало. Лицо поразительное. Я до этого настолько морщинистых негров не встречал. Глаза цепкие, живые и… бешеные. Оказалось, колдун. Меньше, чем за месяц меня на ноги поднял. Даже в «конторе» потом не поверили.
Как он, щуплый и невысокий, мою тушу до хижины своей доволок, я не помню. И первую неделю лечения тоже. Зато потом я насмотрелся такого — до сих пор стараюсь не ворошить… Местные называли старика унганом. Вроде жреца. Болтали они на адской смеси французского и какой-то африканской тарабарщины. Злые и добрые духи, христианские святые, личный авторитет унганов, — всё смешалось в странную религию, от которой мне, православному, становилось смешно и жутко одновременно. Мэджик пипл, Вуду пипл.
Мой спаситель был великим колдуном. Он не только зомбировал живых, что считалось повседневной практикой. У него ходили мёртвые. Они двигались только двое суток, но двигались! Похоже, эти опыты нравились не всем. Пару раз к унгану заявлялись разъярённые люди, а он лишь смеялся над ними. Его боялись.
Может, он опрометчиво оживил чьего-нибудь родича? Или сделал тупым зомби не того, кого следовало? Причина конфликта так и осталась загадкой.
Благодаря снадобьям и камланиям унгана я начал ходить через три недели. Ещё пять дней он заставлял меня топать до изнеможения, потом смазывал гудящие от боли ноги мазями, и я молил Бога, чтобы старик не перепутал склянки. Не хотелось в живые мертвецы.
Однажды я вернулся с прогулки. Меня шатало, тошнило, перед глазами летали навязчивые звёздочки. Колдун лежал на пороге. Наверное, старика убили по всем правилам: кол в груди, глаза выколоты, даже в уши, рот и нос чего-то напихали.
Удивительно, мне не было страшно!
Страница
2 из 3
2 из 3
