— Женщинам нельзя в церковь с непокрытой головой! — гаркнула старуха.
Добавить в моё избранное
7 мин, 55 сек 18374
— А мужчинам? — спросил я, уставившись в морщинистые злые глаза. Поразительно, ей через три недели на суд Божий, а у нее в душе только черная злоба и зависть.
Я поднял верх голову и сквозь гигантские накладные ресницы стал наблюдать за облаками, плывущими между куполов церкви. Не люблю людей, они строят храмы, даром что общаться с Богом можно и в чистом поле. Сочиняют нелепые законы и правила, не соблюдая простые и понятные заповеди Всевышнего. Все извращают и усложняют. И делается это с праведным выражением на лицах, с верой в глазах. Лживые и злобные создания. И Он их все еще любит?!
— Милочка, подай Христа ради, — отвлекла от тяжких мыслей вдруг выскочившая изтемной щели нищенка.
У меня самая мелкая купюра — пятьсот рублей. Многовато будет, подумал я, но ее костлявая рука уже простерлась к лицу, чуть ли не засунув пальцы с желтыми ногтямимне в нос.
— Да на! — откинул ее лапу в сторону и бросил скомканную банкноту на мостовую.
— Чтоб тебя черти взяли, — процедила старая ведьма и, ловко подхватив деньги, словно мурена, отступила в свое темное логово.
Чернота залила меня, почувствовал, как зачесались лопатки. Прижал ладонь к лицу и, медленно выдыхая, попытался успокоиться. Нервы уже ни к черту. Имея такую мощь, очень трудно постоянно сдерживаться. Пламя, было вспыхнувшее внутри, стало нехотя затухать.
Придя в себя, вдруг решил попробовать перекреститься. Сложив три пальца правой руки, попытался поднести их ко лбу, но потерявшая вдруг управление рука больно ударила по голове. И поделом, не ложится крестное знамение на грешника. Потирая лоб, захожу в церковь. Множество резких ароматов тут же нанесли удар по моей тонкой обонятельной системе. Только человек может создать такой невероятный коктейль из запахов. Здесь ладан и плавящийся воск, запах масла в лампадах и странный дух икон. Вонь старых, немытых тел и тяжелый трупный смрад. Пахнет страданием и болью, бесконечной верой потерявших все людей и алчностью торгашей, снова вернувшихся в храм. Господи, как далеко это место от Тебя!
Ах да, забыл представиться, — я ангел. Ангел Степан. Не добрый ангелок с луком истрелами, не ангел-хранитель, у меня нет ничего общего с тем, что придумали об ангелах люди. Я не розовый, у меня не толстые в складочку ляшки, и я очень, очень злой. Да, крылья имеются, но это и все совпадение с выдуманным людьми образом. У самоубийц с альтернативой все просто: ад или работа ангелом. И не уверен, что выбрал лучший вариант. Я могу летать и принимать разные образы, — вот сейчас я брезгливо зажавшая руками нос блондинка. Выдержав 'ароматный' удар, огляделся. Свою цель опознализдалека: широкая довольная морда с мерзкой, засаленной бороденкой, глазки-оливки, стреляющие по сторонам, похотливая улыбка. Хорошо устроился. Мужчин нет, кругом бабы, и он как сыр в масле. Подхожу ближе и, не кладя больше на чело крест, говорю: 'Благослови, батюшка'. Поп несколько мгновений бесстыдно с головы до ног осматривает блондинку с роскошной фигурой и, сглотнув слюну, наконец обжигает крестом.
— Здесь нельзя с непокрытой головой, — противным голосом объявляет он.
— Спасибо, — благоговейно шепчу я и прохожу вперед, а этот греховодник, незаметно просунув лапу в прорезь рукава сутаны, отработанным движением хватает меня за ягодицу и сильно сжимает. Довольно крякнув, идет дальше. Значит, правда, лапает баб в храме Божьем. Ну, держись, охальник!
Моя работа — наказывать таких, как он. Громко сказано, к сожалению, я могу только немного припугнуть, наставить, так сказать, на путь истинный. Мы ж не инквизиция, никаких плах и костров. Я зажал между зубов язык и прикусил так, что брызнула кровь. Слава богу, никто не заметил блондинки, оскалившейся в кровавой гримасе. У ангелов тоже есть нервы. Пока я обдумывал, как наказать лукавого попа, мой взгляд неожиданно зацепился за что-то светлое. Солнечный луч, пробившись сквозь грязное окно, белым прожектором ударил в пол. Он осветил место, где на коленях стояла молодая женщина в светлой одежде и в платке, как положено, покрывавшем голову.
Что-то теплое и родное, впервые за много лет, затеплило душу. Неспроста именно ее осветило солнце, мы, ангелы, в совпадения не верим. Я стал медленно огибать место, где находилась женщина, продвигаясь по большому залу и стараясь оказаться перед ней и увидеть лицо. Не знаю, зачем, ведь я уже понял, кто она. Прошло столько лет, а она стала еще краше. Свет падал на божественное лицо, путаясь в ресницах, робкоприкасаясь к нежной коже, скользил по щекам и, зацепив подбородок, сраженный ее красотой, падал на белую кофту. Свет впитывался в девушку, растворялся в ней, и казалось, что она сияет. Прикрыв заплаканные глаза, Елена что-то шептала. Ее нежные полные губы произносили молитву. Я зашевелил губами, копируя движения ее губ, и вдруг разобрал: 'Господи, спаси душу раба твоего Степана, спаси мою грешную душу'. Она молилась за меня! Она не забыла!
Я поднял верх голову и сквозь гигантские накладные ресницы стал наблюдать за облаками, плывущими между куполов церкви. Не люблю людей, они строят храмы, даром что общаться с Богом можно и в чистом поле. Сочиняют нелепые законы и правила, не соблюдая простые и понятные заповеди Всевышнего. Все извращают и усложняют. И делается это с праведным выражением на лицах, с верой в глазах. Лживые и злобные создания. И Он их все еще любит?!
— Милочка, подай Христа ради, — отвлекла от тяжких мыслей вдруг выскочившая изтемной щели нищенка.
У меня самая мелкая купюра — пятьсот рублей. Многовато будет, подумал я, но ее костлявая рука уже простерлась к лицу, чуть ли не засунув пальцы с желтыми ногтямимне в нос.
— Да на! — откинул ее лапу в сторону и бросил скомканную банкноту на мостовую.
— Чтоб тебя черти взяли, — процедила старая ведьма и, ловко подхватив деньги, словно мурена, отступила в свое темное логово.
Чернота залила меня, почувствовал, как зачесались лопатки. Прижал ладонь к лицу и, медленно выдыхая, попытался успокоиться. Нервы уже ни к черту. Имея такую мощь, очень трудно постоянно сдерживаться. Пламя, было вспыхнувшее внутри, стало нехотя затухать.
Придя в себя, вдруг решил попробовать перекреститься. Сложив три пальца правой руки, попытался поднести их ко лбу, но потерявшая вдруг управление рука больно ударила по голове. И поделом, не ложится крестное знамение на грешника. Потирая лоб, захожу в церковь. Множество резких ароматов тут же нанесли удар по моей тонкой обонятельной системе. Только человек может создать такой невероятный коктейль из запахов. Здесь ладан и плавящийся воск, запах масла в лампадах и странный дух икон. Вонь старых, немытых тел и тяжелый трупный смрад. Пахнет страданием и болью, бесконечной верой потерявших все людей и алчностью торгашей, снова вернувшихся в храм. Господи, как далеко это место от Тебя!
Ах да, забыл представиться, — я ангел. Ангел Степан. Не добрый ангелок с луком истрелами, не ангел-хранитель, у меня нет ничего общего с тем, что придумали об ангелах люди. Я не розовый, у меня не толстые в складочку ляшки, и я очень, очень злой. Да, крылья имеются, но это и все совпадение с выдуманным людьми образом. У самоубийц с альтернативой все просто: ад или работа ангелом. И не уверен, что выбрал лучший вариант. Я могу летать и принимать разные образы, — вот сейчас я брезгливо зажавшая руками нос блондинка. Выдержав 'ароматный' удар, огляделся. Свою цель опознализдалека: широкая довольная морда с мерзкой, засаленной бороденкой, глазки-оливки, стреляющие по сторонам, похотливая улыбка. Хорошо устроился. Мужчин нет, кругом бабы, и он как сыр в масле. Подхожу ближе и, не кладя больше на чело крест, говорю: 'Благослови, батюшка'. Поп несколько мгновений бесстыдно с головы до ног осматривает блондинку с роскошной фигурой и, сглотнув слюну, наконец обжигает крестом.
— Здесь нельзя с непокрытой головой, — противным голосом объявляет он.
— Спасибо, — благоговейно шепчу я и прохожу вперед, а этот греховодник, незаметно просунув лапу в прорезь рукава сутаны, отработанным движением хватает меня за ягодицу и сильно сжимает. Довольно крякнув, идет дальше. Значит, правда, лапает баб в храме Божьем. Ну, держись, охальник!
Моя работа — наказывать таких, как он. Громко сказано, к сожалению, я могу только немного припугнуть, наставить, так сказать, на путь истинный. Мы ж не инквизиция, никаких плах и костров. Я зажал между зубов язык и прикусил так, что брызнула кровь. Слава богу, никто не заметил блондинки, оскалившейся в кровавой гримасе. У ангелов тоже есть нервы. Пока я обдумывал, как наказать лукавого попа, мой взгляд неожиданно зацепился за что-то светлое. Солнечный луч, пробившись сквозь грязное окно, белым прожектором ударил в пол. Он осветил место, где на коленях стояла молодая женщина в светлой одежде и в платке, как положено, покрывавшем голову.
Что-то теплое и родное, впервые за много лет, затеплило душу. Неспроста именно ее осветило солнце, мы, ангелы, в совпадения не верим. Я стал медленно огибать место, где находилась женщина, продвигаясь по большому залу и стараясь оказаться перед ней и увидеть лицо. Не знаю, зачем, ведь я уже понял, кто она. Прошло столько лет, а она стала еще краше. Свет падал на божественное лицо, путаясь в ресницах, робкоприкасаясь к нежной коже, скользил по щекам и, зацепив подбородок, сраженный ее красотой, падал на белую кофту. Свет впитывался в девушку, растворялся в ней, и казалось, что она сияет. Прикрыв заплаканные глаза, Елена что-то шептала. Ее нежные полные губы произносили молитву. Я зашевелил губами, копируя движения ее губ, и вдруг разобрал: 'Господи, спаси душу раба твоего Степана, спаси мою грешную душу'. Она молилась за меня! Она не забыла!
Страница
1 из 3
1 из 3
