За околицей волки

Мой друг детства Семён жил в деревеньке Ащицы, неподалёку от Воткинского водохранилища. Мы вместе окончили восьмилетку, а потом Семён с батей подался в фермеры. Купил дом в деревне, развёл хозяйство: поле, огород. Женился, и крепко осел на земле. Иногда я наезжал к Семёну, чтобы поохотиться вместе. Дичи в Ащицах было навалом. Приехал и в этом январе. Друга сразу не узнал — весь почернел от горя. Оказалось, что накануне волки утащили младшего пятилетнего сына. Ужас просто! Никому не дай Бог такое пережить.

Мы сидели за скудным поминальным столом. Семён глотал самогон, но его не забирало. Он рассказывал, что волков с каждым годом становилось всё больше, а этой зимой что-то добавилось. Словно к ним пришёл какой-то необыкновенный вожак или ещё кто-то, неясный и всесильный. Волки обнаглели настолько, что заходили по ночам в деревню, выманивали собак, от которых даже косточек не оставалось, только шерсти клочок-другой. А потом исчез младший сын. Выбежал в сортир поздно вечером и — с концами. А может не сам ушёл, выманили. Остались волчьи следы у забора, да потом валенок нашёлся уже у самого леса, видать, с ноги снялся. Ни крови, ни одежды Семён не обнаружил. Наверное уволокли мальчонку в лес и там растерзали.

Я слушал и ушам не верил. В городе о таком даже подумать совершенно немыслимо, а я приехал оттуда всего несколько часов назад. Казалось бы, близко, но здесь кипела своя, непривычная и чужая, пугающая жизнь. Дикая, как лесная природа в охваченной разрухой стране.

Семён предложил мне тропить гадов, пока патроны не кончатся. Я понял, что, если откажусь, он пойдёт без меня, а отпускать друга одного в лес, да ещё в таком состоянии, никак нельзя. Я кивнул. Семён, которого самогон незаметно всё-таки зацепил, выволок из-под стола чемодан. Разложил на столе мерку, порох и латунные гильзы. Все патроны, которые я привёз, мы перенабили картечью, за исключением четырёх с турбинными пулями. Клали двадцать восемь штук на заряд 12 калибра, по семи картечин в ряд. Семён мелко порубил свой серебряный крестильный крест и в каждую гильзу добавлял по кусочку. Тогда я понял, что у друга в психике навсегда сорвалась какая-то резьба, но отговорить от завтрашней охоты даже не пытался. Бесполезно. Это понимала и его жена Анна, и старший сын, который родился визгливым идиотом, но сейчас смирно сидел в дровяном закутке за печкой. Мы снаряжали гильзы, только стукались донца о стол, да тикали потрёпанные ходики с бегающими глазами кошки.

Утром, едва рассвело, мы вышли. На краю села взяли свежий след. Когда уходили, я заметил странность, на которую вчера не обратил внимания: было тихо. Ни одна собака не лаяла, потому что их не осталось. Соседи все были, в основном, стариками. Скотину они держали крепко запертой в хлеву и оголодавшие волки принялись за детей.

Снег был глубокий, рыхлый, даже наши широкие лыжи тонули в нём. Мы двинулись за волками, стараясь угадать величину стаи. Волки ступали след в след, поэтому сосчитать их не представлялось возможным. Только за околицей, у старого пня цепочка следов разветвилась — самцы отходили пометить, однако пересчитать их мы сумели только на поле. Оно было широким, больше километра. Кое-где возвышались сложенные из камня кучи, заросшие кустами. Там ложились на днёвку зайцы. На подходе к одной волки учуяли добычу и разошлись широкой цепью. Их оказалось восемь голов. Они взяли русака в круг и вскоре мы нашли несколько капель крови и приставшие к снегу шерстинки. Заяц был разорван и съеден на ходу!

Тут мы увидели волка. Низко держа голову, он бежал вдоль опушки метров за пятьдесят от нас. Семён вскинул вертикалку и дал по нему дуплетом. Волк мгновенно развернулся на задних лапах, словно перекидываясь через спину, таким образом уцелев. Картечь взбила облако снега аккурат перед ним. Волк необычайно длинными прыжками ринулся к деревьям и пропал. Словно растворился. Казалось, он нарочно высматривал нас, уверенный в своей неуязвимости. Волки вообще очень крепки на рану, а если его и зацепило парой картечин, он быстро оправится.

Я не успел додумать по поводу странного разведчика. Напуганные выстрелами, из дальних кустов, росших посреди поля, поднялась стая, которая устроила там лёжку. Мы поспешили к опушке, отрезая их от леса. На ходу я перезарядил ИЖа пулевыми патронами. Волки развернулись. До них оставалось метров семьдесят, но из 12 калибра можно бить и со ста. Я встал, вскинул к плечу ружьё. Дыхания я не чувствовал, словно его не было вовсе. Раз, два! — вывалил дымящиеся гильзы в снег, выдернул из поясного патронташа заначенную на самом удобном месте оставшуюся пару турбинников. Стая рассыпалась, но я всё равно успевал перезарядить и прицелиться. Три и четыре!

Я положил троих волков, ещё один был подранок, которого догнал Семён и дострелил картечью. Один волк ушёл в поле, оторвавшись от нас, трое проскочили в лес и Семён, сам не свой, погнался за ними. Я быстро отстал — он нёсся как очумелый.