Я не знаю, когда это началось. Если отбросить школьно-студенческие годы, и начало моей первой официальной работы в библиотечном архиве, то, пожалуй, и не припомню ровным счетом ничего, чтобы заставило меня о чем-то задуматься… Нет…
4 мин, 56 сек 5099
Первые чувства тревоги, появились, скорее, когда я, — уже начал писать сам.
Тем более, что как раз к этому периоду, — я отношу ту стадию (насыщения моего мозга информации), которой, собственно, и уготовано быть первой. В цепи необычайных превращений, — произошедших со мною.
Читал я тогда (как и сейчас, как и раньше) много. Очень много. Однако, если — особенно в юности — мое чтение носило ярко выраженную беспорядочную форму (стремление получить энциклопедические знания?), то в последнее время, оно стало более избирательным; и я (наконец-то) мог позволить себе — несколько упорядочить — это самое чтение; и ввести, — что-то похожее на цензуру. Дав добро, — на литературу, историю, философию, психологию, право, экономику, политологию, медицину, биологию, естествознание; постепенно сократив список, — до нескольких дисциплин; в которых — чувствую себя: надлежащим образом. И (погрузившись по максимуму) — плаваю, как рыба в воде. (Иногда, впрочем, всплывая на поверхность).
Среди моего нового выбора — литература, история и философия. Быть может, — в какой-то мере: психология, политология, и… медицина; и уж совсем малость (самые остатки было увлечения), — право и экономика. Но они вскоре отпали. Сами собой. Недавний интерес — исчез. Куда? да, откуда мне знать?
Но даже, несмотря на столь решительное (и для меня… печальное, ведь любое расставание забирает с собой часть души) разграничение, — я все равно стал замечать, что приближаюсь к какому-то временному периоду (периоду жизни?); когда мозг начинает подавать первые сигналы — о перегрузке информацией.
Так ли это? Быть может — и нет. И мне кажется, что некое процентное отношение задействованных в работе участков мозга вполне можно: увеличить еще. На несколько порядков. А значит нужно трудиться. Благо, что наличием информации, работая в библиотеке — я ограничен не был. (Более того, — в какой-то мере, — даже готовился: библиотеку — возглавить).
— Станислав Аркадиевич! — обратилась ко мне одна экзальтированная дама неопределенного (легко: и сорок, и шестьдесят) возраста, о которой мне было известно, что с самого своего первого прихода на работу в библиотеку — она просидела в одном отделе, и, насколько я догадывался, уходить никуда не собиралась.
— Станислав Аркадиевич! Господин Якобсон! — тем не менее, не отставала от меня она. И я вынужден был — что-то ответить ей. (Ни вопрос ее, ни мой ответ — абсолютно неинтересен; а потому и нет смысла — приводить его). Притом, что я, большей частью — был погружен в свои мысли. А потому, вскоре и закрылся в собственном кабинете (заместителя директора библиотеки; а директору — скоро на пенсию), решив — проанализировать сложившееся положение.
Итак. Уже как последние полгода, я явственно ощущал: начавшиеся в моей психике изменения. Нет, пока еще то, чем я мог гордиться по праву — память — оставалась на прежнем уровне. На моем рабочем столе (и здесь, и дома) находились постоянно несколько десятков книг, которые я проглатывал, запоминая все чуть ли до запятой. (Почти дословно мог цитировать любой только что прочитанный текст в объеме страницы; потом надоедало). Но было все же одно но; и именно оно, заставило меня (чуть ли не впервые) серьезно задуматься о грозящем мне будущем. А будущее, — могло быть в психиатрической лечебнице. Ибо внезапно стал я ощущать, что поток запоминаемой информации начинает съедать, разрушая меня — изнутри; и извлекая наружу, различные — и страшные по своей сути — побочные эффекты. Как-то: страх, тревогу, неуверенность, ощущение… близкого конца. Смерти.
Видимо, до сей поры, мой мозг работал в таком авральном режиме, что теперь и стало возможным — возникновение тех проблемы, от которых, как вроде бы, не знал я — как и избавиться.
Нет, конечно, догадывался, что может быть: нужно просто остановиться. Подождать, — пока все придет в норму; и лишь потом, — по новой начать: вкачивать в себя информацию.
Но, вот, остановиться-то я уже не мог! Стоило даже на миг замедлить бег (искусственно, ох, как искусственно) и я уже буквально изнутри начинал разрываться от неудовлетворенности; и проходило это чувство только тогда, когда я заканчивал изучение — отведенных на день — полутора десятков книг (в большей мере научных); когда мой мозг, — способен был: работать по максимуму; только тогда наступало внутреннее успокоение… И все было бы ничего, если бы я не заметил, что попал в своего рода зависимость; и теперь просто не возможно иначе. К тому же, достаточно трудно было прощупать грань самодостаточности; и в последнее время поток (непрерывно вливающейся в меня информации) — начинал перехлестывать через край; неся в себе, все те же: разрушительные воздействия для психики, для сознания (выводя на первые роли — бессознательное; потакание ему); и в какой-то период я уже перестал понимать: где грань — между сознанием и бессознательным; и мне все труднее удавалось загнать свое (все чаще вырывающееся наружу) бессознательное; оно уже начинало править, властвовать, довлеть над сознанием; и это — могло привести куда к более печальным последствиям (чем даже предполагалось). Да и — предполагалось ли?
Тем более, что как раз к этому периоду, — я отношу ту стадию (насыщения моего мозга информации), которой, собственно, и уготовано быть первой. В цепи необычайных превращений, — произошедших со мною.
Читал я тогда (как и сейчас, как и раньше) много. Очень много. Однако, если — особенно в юности — мое чтение носило ярко выраженную беспорядочную форму (стремление получить энциклопедические знания?), то в последнее время, оно стало более избирательным; и я (наконец-то) мог позволить себе — несколько упорядочить — это самое чтение; и ввести, — что-то похожее на цензуру. Дав добро, — на литературу, историю, философию, психологию, право, экономику, политологию, медицину, биологию, естествознание; постепенно сократив список, — до нескольких дисциплин; в которых — чувствую себя: надлежащим образом. И (погрузившись по максимуму) — плаваю, как рыба в воде. (Иногда, впрочем, всплывая на поверхность).
Среди моего нового выбора — литература, история и философия. Быть может, — в какой-то мере: психология, политология, и… медицина; и уж совсем малость (самые остатки было увлечения), — право и экономика. Но они вскоре отпали. Сами собой. Недавний интерес — исчез. Куда? да, откуда мне знать?
Но даже, несмотря на столь решительное (и для меня… печальное, ведь любое расставание забирает с собой часть души) разграничение, — я все равно стал замечать, что приближаюсь к какому-то временному периоду (периоду жизни?); когда мозг начинает подавать первые сигналы — о перегрузке информацией.
Так ли это? Быть может — и нет. И мне кажется, что некое процентное отношение задействованных в работе участков мозга вполне можно: увеличить еще. На несколько порядков. А значит нужно трудиться. Благо, что наличием информации, работая в библиотеке — я ограничен не был. (Более того, — в какой-то мере, — даже готовился: библиотеку — возглавить).
— Станислав Аркадиевич! — обратилась ко мне одна экзальтированная дама неопределенного (легко: и сорок, и шестьдесят) возраста, о которой мне было известно, что с самого своего первого прихода на работу в библиотеку — она просидела в одном отделе, и, насколько я догадывался, уходить никуда не собиралась.
— Станислав Аркадиевич! Господин Якобсон! — тем не менее, не отставала от меня она. И я вынужден был — что-то ответить ей. (Ни вопрос ее, ни мой ответ — абсолютно неинтересен; а потому и нет смысла — приводить его). Притом, что я, большей частью — был погружен в свои мысли. А потому, вскоре и закрылся в собственном кабинете (заместителя директора библиотеки; а директору — скоро на пенсию), решив — проанализировать сложившееся положение.
Итак. Уже как последние полгода, я явственно ощущал: начавшиеся в моей психике изменения. Нет, пока еще то, чем я мог гордиться по праву — память — оставалась на прежнем уровне. На моем рабочем столе (и здесь, и дома) находились постоянно несколько десятков книг, которые я проглатывал, запоминая все чуть ли до запятой. (Почти дословно мог цитировать любой только что прочитанный текст в объеме страницы; потом надоедало). Но было все же одно но; и именно оно, заставило меня (чуть ли не впервые) серьезно задуматься о грозящем мне будущем. А будущее, — могло быть в психиатрической лечебнице. Ибо внезапно стал я ощущать, что поток запоминаемой информации начинает съедать, разрушая меня — изнутри; и извлекая наружу, различные — и страшные по своей сути — побочные эффекты. Как-то: страх, тревогу, неуверенность, ощущение… близкого конца. Смерти.
Видимо, до сей поры, мой мозг работал в таком авральном режиме, что теперь и стало возможным — возникновение тех проблемы, от которых, как вроде бы, не знал я — как и избавиться.
Нет, конечно, догадывался, что может быть: нужно просто остановиться. Подождать, — пока все придет в норму; и лишь потом, — по новой начать: вкачивать в себя информацию.
Но, вот, остановиться-то я уже не мог! Стоило даже на миг замедлить бег (искусственно, ох, как искусственно) и я уже буквально изнутри начинал разрываться от неудовлетворенности; и проходило это чувство только тогда, когда я заканчивал изучение — отведенных на день — полутора десятков книг (в большей мере научных); когда мой мозг, — способен был: работать по максимуму; только тогда наступало внутреннее успокоение… И все было бы ничего, если бы я не заметил, что попал в своего рода зависимость; и теперь просто не возможно иначе. К тому же, достаточно трудно было прощупать грань самодостаточности; и в последнее время поток (непрерывно вливающейся в меня информации) — начинал перехлестывать через край; неся в себе, все те же: разрушительные воздействия для психики, для сознания (выводя на первые роли — бессознательное; потакание ему); и в какой-то период я уже перестал понимать: где грань — между сознанием и бессознательным; и мне все труднее удавалось загнать свое (все чаще вырывающееся наружу) бессознательное; оно уже начинало править, властвовать, довлеть над сознанием; и это — могло привести куда к более печальным последствиям (чем даже предполагалось). Да и — предполагалось ли?
Страница
1 из 2
1 из 2