Он снова убил меня. Раз за разом я проигрываю ему свою жизнь. Череда неудач тянется так долго, что я уже и не помню, ради чего продолжаю бороться с ним. Может, пора сдаться.
Добавить в моё избранное
4 мин, 21 сек 5117
Сколько мне тогда исполнилось? Мальчишкой ведь был, не старше десяти лет. Помню, что в то лето стояла невыносимая жара, окна были распахнуты даже ночью, а о плохом мы не задумывались. Мне снилось, что на лицо легла тяжёлая подушка, и кто-то держит ее, не даёт вырваться. Я бил, и бил, и бил кулаками в пустоту, старался освободиться от давления, но все зря.
Очнулся в больнице. Двухдневная кома. Как понял, что умер? Просто после первой смерти я смог увидеть монстра. Он ждал меня дома, сидел на моей кровати, настолько естественный на фоне постельного белья в цветочек, что я на миг оторопел и счёл чужим себя.
У него нет лица. Он носит маски, доставая их из воздуха. Самая обширная коллекция в мире — он никогда не повторяется. Сегодня он в фарфоровой маске, расписанной вручную: кое-где краска въелась в трещинки, отчего узор приобрёл зловещий оттенок. Мы сидим за столиком в кафе и ждем. Я пью чай, а он обнюхивает официанток, иногда щеря в ухмылке клыки — одобряет.
Он примитивен, мой монстр. Не умеет говорить, обходясь междометиями и рычанием, потребности его просты и ужасны: съесть, убить, размножиться. Не обязательно в таком порядке. Его потомству я не даю ни одного шанса, топлю в ванной, как безродных щенков, и тогда он бьётся в дверь, сносит петли и казнит меня.
Чай пахнет мокрой тряпкой, которой я мою ванну после казни. Вкус, впрочем, еще гаже. Не помогает ни сахар, ни холодная вода. Официантка недовольно морщится в ответ на замечание, но обещает заменить заказ. Монстр царапает под столешницей неприличное слово — он всегда пишет одно и то же, не стоит и проверять.
Вторая смерть была не такой лёгкой. К тому времени я уже привык к соседу, делившему со мной всё, но бояться его не перестал. Мы отправились в летний лагерь, чтоб подарить родителям месяц отдыха, но уехали оттуда гораздо раньше.
У Ани были длинные золотые косы, ямочки на щеках и красивые перламутровые кишки. Монстр увешался ими, довольно урча, а потом сожрал её у озёра. Там у нас было свидание. Я смотрел на его пикник одним глазом, прижимая к животу руки. Мои внутренности ему не понравились, потому я выжил, приобретя на память извилистый шрам и отвращение к колбасным изделиям.
Идёт второй час ожидания. Та же недовольная официантка меняет пепельницы и приносит свежий чай. Его я не рискую даже пробовать. Монстр спит. Он тоненько свистит, дергает лапой — скрежещут когти о металл. Звякает колокольчик над входом — дурацкая штуковина, — и входит пара. Он немолод, но держится уверенно, а она годится ему в дочери, тоненькая, некрасивая, обреченная.
Как опознать смерть? Как узнать её среди толпы одинаковых лиц? Как вообще мне в голову пришла мысль, что я умираю? Просто я исчезал. Растворялся, не помня и не зная себя, а жизнь продолжалась. Жизни все равно, что один из многих ушёл — на его место в мозаике встанет новый, а уж её игра не прервется никогда.
Монстр уже у столика пары, кружит, извиваясь змеей, в прорезях маски трепещут лепестки огня. Он легонько трогает когтем шею девушки, обнюхивает руки. Та ёжится, ощущая нечто шестым чувством, но интуиция не может предупредить её об опасности.
Мы уходим раньше. Я оставляю на блюдце мелочь — ни копейки больше счёта. Монстр несётся по улице, подпрыгивая, он обгоняет прохожих, игриво рычит им в спину, а те, удивляясь ветру — откуда он взялся? — запахивают пальто. Откуда мы знаем их маршрут? Богу известно. Но через пару кварталов я сворачиваю налево, оказываясь в пустом дворике.
Монстр устал ждать. Фарфоровую маску сменила обычная полоса ткани, теперь видно, как нос дергается в нетерпении, раздувается при вдохе.
Мы готовимся. Я снимаю верхнюю одежду, ведь кровь так плохо отстирывается, а монстр роет ямку на клумбе, под кустом сирени. Тихо и пусто, лишь доносится глухой и неумолчный шум трассы. Не видно ни детей, ни старух. Их хранит то ли бог, то ли животное чутье.
Девушка входит во двор одна. Утирает щеки от слез, морщится, становясь ещё некрасивее. Жаль её. Я жду подходящего момента, стараясь не оглядываться на монстра, а он, паскуда, рычит насмешливо — пррроигррраешь, умрррешь.
Сегодня все будет иначе.
— Всё хорошо? — спрашиваю у девушки, сбиваю обычный ритм.
Монстр щурится, с таким же недоверчивым выражением на меня смотрит и жертва. Ну же, я ведь беспомощен! Мягкий, бессильный, слабый.
— Да, да… Извините… — Я могу помочь? — Ближе, ещё шаг.
— Нет… Она не смотрит по сторонам, не замечает подкрадывающегося монстра. Впрочем, его никто не видит до первой крови. Инициация кровью — в этом есть некое варварское очарование.
Я бью первым, вкладывая в удар весь запас сил. Тактика привычная, отработанная не одной схваткой, но сегодня моя цель не монстр, нет. Я бью девушку, упавшую на асфальт, а монстр визжит, словно это его кости ломаются под моими ногами.
Он и не пытается сопротивляться.
Очнулся в больнице. Двухдневная кома. Как понял, что умер? Просто после первой смерти я смог увидеть монстра. Он ждал меня дома, сидел на моей кровати, настолько естественный на фоне постельного белья в цветочек, что я на миг оторопел и счёл чужим себя.
У него нет лица. Он носит маски, доставая их из воздуха. Самая обширная коллекция в мире — он никогда не повторяется. Сегодня он в фарфоровой маске, расписанной вручную: кое-где краска въелась в трещинки, отчего узор приобрёл зловещий оттенок. Мы сидим за столиком в кафе и ждем. Я пью чай, а он обнюхивает официанток, иногда щеря в ухмылке клыки — одобряет.
Он примитивен, мой монстр. Не умеет говорить, обходясь междометиями и рычанием, потребности его просты и ужасны: съесть, убить, размножиться. Не обязательно в таком порядке. Его потомству я не даю ни одного шанса, топлю в ванной, как безродных щенков, и тогда он бьётся в дверь, сносит петли и казнит меня.
Чай пахнет мокрой тряпкой, которой я мою ванну после казни. Вкус, впрочем, еще гаже. Не помогает ни сахар, ни холодная вода. Официантка недовольно морщится в ответ на замечание, но обещает заменить заказ. Монстр царапает под столешницей неприличное слово — он всегда пишет одно и то же, не стоит и проверять.
Вторая смерть была не такой лёгкой. К тому времени я уже привык к соседу, делившему со мной всё, но бояться его не перестал. Мы отправились в летний лагерь, чтоб подарить родителям месяц отдыха, но уехали оттуда гораздо раньше.
У Ани были длинные золотые косы, ямочки на щеках и красивые перламутровые кишки. Монстр увешался ими, довольно урча, а потом сожрал её у озёра. Там у нас было свидание. Я смотрел на его пикник одним глазом, прижимая к животу руки. Мои внутренности ему не понравились, потому я выжил, приобретя на память извилистый шрам и отвращение к колбасным изделиям.
Идёт второй час ожидания. Та же недовольная официантка меняет пепельницы и приносит свежий чай. Его я не рискую даже пробовать. Монстр спит. Он тоненько свистит, дергает лапой — скрежещут когти о металл. Звякает колокольчик над входом — дурацкая штуковина, — и входит пара. Он немолод, но держится уверенно, а она годится ему в дочери, тоненькая, некрасивая, обреченная.
Как опознать смерть? Как узнать её среди толпы одинаковых лиц? Как вообще мне в голову пришла мысль, что я умираю? Просто я исчезал. Растворялся, не помня и не зная себя, а жизнь продолжалась. Жизни все равно, что один из многих ушёл — на его место в мозаике встанет новый, а уж её игра не прервется никогда.
Монстр уже у столика пары, кружит, извиваясь змеей, в прорезях маски трепещут лепестки огня. Он легонько трогает когтем шею девушки, обнюхивает руки. Та ёжится, ощущая нечто шестым чувством, но интуиция не может предупредить её об опасности.
Мы уходим раньше. Я оставляю на блюдце мелочь — ни копейки больше счёта. Монстр несётся по улице, подпрыгивая, он обгоняет прохожих, игриво рычит им в спину, а те, удивляясь ветру — откуда он взялся? — запахивают пальто. Откуда мы знаем их маршрут? Богу известно. Но через пару кварталов я сворачиваю налево, оказываясь в пустом дворике.
Монстр устал ждать. Фарфоровую маску сменила обычная полоса ткани, теперь видно, как нос дергается в нетерпении, раздувается при вдохе.
Мы готовимся. Я снимаю верхнюю одежду, ведь кровь так плохо отстирывается, а монстр роет ямку на клумбе, под кустом сирени. Тихо и пусто, лишь доносится глухой и неумолчный шум трассы. Не видно ни детей, ни старух. Их хранит то ли бог, то ли животное чутье.
Девушка входит во двор одна. Утирает щеки от слез, морщится, становясь ещё некрасивее. Жаль её. Я жду подходящего момента, стараясь не оглядываться на монстра, а он, паскуда, рычит насмешливо — пррроигррраешь, умрррешь.
Сегодня все будет иначе.
— Всё хорошо? — спрашиваю у девушки, сбиваю обычный ритм.
Монстр щурится, с таким же недоверчивым выражением на меня смотрит и жертва. Ну же, я ведь беспомощен! Мягкий, бессильный, слабый.
— Да, да… Извините… — Я могу помочь? — Ближе, ещё шаг.
— Нет… Она не смотрит по сторонам, не замечает подкрадывающегося монстра. Впрочем, его никто не видит до первой крови. Инициация кровью — в этом есть некое варварское очарование.
Я бью первым, вкладывая в удар весь запас сил. Тактика привычная, отработанная не одной схваткой, но сегодня моя цель не монстр, нет. Я бью девушку, упавшую на асфальт, а монстр визжит, словно это его кости ломаются под моими ногами.
Он и не пытается сопротивляться.
Страница
1 из 2
1 из 2
