Психолог

Юля кивнула и с похвальной решительностью шагнула в кабинет, громко хлопнув за собой дверью.

Девочка была хорошо загорелой за два летних месяца, в джинсах и розовой футболке на которой красовалась яркое изображение большеглазой мультяшки. Мама не стала обрекать дочь на длинные волосы и косички, выбрав для нее прическу до плеч и ровную челку до середины лба.

Василий Андреевич знал, что с детьми в своей профессии нужно быть на равных в разговоре и приветливо сказал:

— Здравствуй! Проходи, садись.

Юля тоже поздоровалась и села на то место, где минуту назад сидела ее мать.

— Меня Василий Андреевич зовут. Я психолог. А тебя?

— Юля.

— Юля, сейчас мы с тобой поговорим. Ты не волнуйся, я просто хочу узнать немного о тебе. Ты ведь уже такая взрослая и в школу ходишь. Тебе нравится твоя школа?

Девочка похоже ни чуть не волновалась, не сводя с него своих черных глаз. Будто она рассматривала его как достаточно интересную вещь, которую до сих пор никогда не видела в жизни.

— Нет.

— Почему?

— Потому что там все тупые.

— Они учатся хуже тебя?

Скривив милое личико, она брезгливо бросила:

— Вэрба магистри — дерьмо для посредственности.

— Э… Не красиво употреблять такие слова. Ты можешь без них обойтись?

— А парню красиво протирать штаны в кабинете, а не служить в это время в армии?

Василий Андреевич впал в легкий ступор, уловив намек на свою персону. «А у этой маленькой грубиянки язык отлично подвешен», — решил он и перешел к другой теме.

— Хорошо… давай поговорим о твоих рисунках. Что на них изображено?

Он указал на листочки с ее творчеством. Юля закатила глаза и тяжко вздохнула.

— И вы туда же? Пентаграмма и отрубленные головы! А на другом — демоны! Хотя, конечно, скудные графические средства не позволяют в полной мере отразить всю их прелесть… — Демоны? Ты их выдумала или тебе про них рассказывали?

Юля, видимо посчитав его недостойным собеседником, надула губки и отвернулась, что-то еще пробурчав по латыни. Язык он определил безошибочно. Психолог решил пойти в обход и разрядить обстановку.

— Давай ты сейчас нарисуешь ту проблему, что тебя беспокоит.

— Меня ничего не беспокоит.

— Тогда просто нарисуй свое настроение.

Девочка вдруг резко повернулась к нему, облокотилась на стол, коварно прищурив глазки. На парня свалился стыдливый страх, по спине побежали мурашки. Юля хитро подвинулась поближе, выдавив скрип из старого стула. Ее хитрое лицо оказалось в нескольких сантиметрах от его. На ум вдруг пришли слова Ницше: «Когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна заглядывает в тебя».

— Я нарисую вам кое-что. Только мне нужен мел, я хочу нарисовать это на полу. Можно?

Ее слова слабо пахли какой-то синтетической ягодой, видимо мама покупала ей сегодня Чупа-чупс или жевательную резинку. Василий Андреевич сумел выдавить из себя ответ:

— Я посмотрю.

Он порылся в столе и извлек на свет божий старую коробку с мелками, сделанную еще в то время, когда вся страна военным маршем шла к коммунизму. На коробке был изображен карапуз в красных штанишках, рисующий ромашку. Когда пальцы Юли ловко вытащили красный и белый мел, психолог с ухмылкой подумал, что ромашку она точно рисовать не будет.

Девочка встала посредине комнаты и красным мелом быстро начертила пентаграмму. Василий Андреевич решил спросить:

— Что это для тебя значит?

Но Юля не удостоила его ответом и продолжала сосредоточенно чертить, убирая налипшие на раскрасневшиеся щеки волосы. В следующую минуту пентаграмма была аккуратно очерчена двумя окружностями, возле каждой из лучей оказались странные каракули, нарисованные белым мелом.

Отойдя на шаг назад, и любуясь плодом своих рук, Юля удовлетворенно сказала:

— Готово!

Василий Андреевич тупо уставился на изрисованный пол. Интуиция подсказывала, что в его кабинете происходит что-то с налетом угрожающей дьявольщины, вопреки его материалистической вере. Девочка с невинной улыбкой взяла его за похолодевшую от страха руку.

— Подойдите, я вам сейчас все расскажу.

Психолог с сомнением посмотрел на нее, но подчинился, встав в центр пентаграммы. Юля отошла к окну. Сложив ладошки вместе, будто собираясь молиться, она нараспев начала произносить заклинание:

— Иласа мицаласода олапиреда иалпиреджи белиор… После нескольких слов внутренний круг слабо засветился алым светом. Василий Андреевич принял это за обман зрения и потер глаза. Нет, она действительно светилась! Рассудок требовал выйти из этого ритуала. Пусть даже бежать, трусливо спасаясь от маленькой бестии, одержимой непонятными силами! К его несчастью, Юля, упав на колени и запрокинув голову, взвыла последние слова своим тоненьким детским голоском:

— Аве Тетраграмматон!