Звено

Но странное, могучее чувство, граничащее с любопытством, которое порой влечёт в заброшенный дом на поиски клада или привидений, таящихся под скрипящими половицами, оказалось сильнее страха. Оно заставило его остановиться. И обернуться назад.

Мужчина встал. Арка моста замерла перед ним манящим изваянием.

— Хочешь, чтобы я пришёл? Чёрт с тобой! — сказал он высоченной дуге металла и двинулся вперёд.

У подножия моста, окружённого бесконечно длинным забором, было неожиданно тихо. Мужчина задумчиво оглянулся на гигантский засвеченный негатив магистрали, развёрнутый и позабытый всего в нескольких метрах позади него, и заставил себя не удивляться тому, что не слышит оглушительного шума проносящихся мимо автомобилей. С тех пор, как умолк призрачный хор облаков, звуки его больше не заботили.

В решётчатой двери забора… «Посторонним вход воспрещён. Зона повышенного риска» … обнаружился ржавый болт, торчавший из петель и выполнявший, по всему видно, роль замка. Бледные пальцы легко поддели его — и он тут же беззвучно выпал на присыпанную мокрым песком дорогу.

За дверью лежал строительный мусор, устланный неизвестно откуда взявшимися белыми лепестками.

Мужчина взглянул на лепестки, и впервые за долгое… насколько?

… долгое время ощутил нечто, похожее на чувство, но оно тут же погибло в бездонных пропастях души: он не был романтиком. По крайней мере, он отчаянно старался убедить в этом самого себя.

— Ну? Я пришёл, — сказал он без особого выражения и поднял голову. Дуга арки, обрывающаяся над головой, ответила приглушённым эхом.

И тут он увидел мальчишку. Того самого, который… только что?

… сбежал от него с одинокой скамейки, едва успев завязать шнурки.

— Снова ты? — поразился мужчина и моргнул, прогоняя слезу… которую выжал влажный осенний ветер — он и только он один!

… и ему показалось, что на мгновение контуры мальчика расплылись и стали до жути похожи на обычный погнутый столб, обмотанный рваными проводами.

Мальчик молча кивнул в ответ.

— Зачем ты привёл меня сюда? Чтобы свести с ума? — спросил мужчина. Его голос дрогнул и загудел в металлических перегородках над головой.

— Ты САМ пришёл ко мне. И знаешь почему? Ты хотел взглянуть на этот мост.

— На кой дьявол он мне сдался? — прохрипел мужчина и ступил назад.

— Я шёл домой!

— Снова неверно, — склонил голову мальчик.

— Ты шёл умирать. Но увидел арку, и в ней отразилась твоя жизнь. Она перевалила за половину, и тебе показалось, что она закончилась, потому что впереди ты увидел брешь. Но оказался настолько слеп, что не заметил продолжения арки, скрытого кровавой пеленой боли. И потому ты подошёл ближе, чтобы убедить себя в том, что оно — ЕСТЬ.

— КТО ТЫ, чёрт тебя дери? — спросил мужчина внезапно дрогнувшим голосом.

— Я — недостающее звено на вершине арки, — был ему ответ.

Мужчина долго молчал, обдумывая сказанное. Наконец он усмехнулся — и внезапно переменился в лице. Гнев и ужас смешались в его голосе и вылились в яростный шёпот:

— О! Да ты грёбаный юный философ! И ты хочешь сказать, что СПОСОБЕН залепить собою дыру, в которую я провалился уже по самую глотку?! Силёнок не хватит, будь ты хоть трижды грёбаный демон! Бесполезно! ВСЕ бесполезно, слышишь? Потому что у меня совсем ничего не осталось, и ты не сможешь ничего с этим поделать!

Мальчик слушал молча, неподвижно. И только странные, длинные волосы, похожие на горелые провода, тихо шелестели на ветру.

— У меня жалкая работа, жалкая комнатушка — и то не моя! — жалкая пара брюк, единственная завшивленная рубаха и грёбаные дырявые носки. У меня с десяток-другой жалких рассказов, за которые никто и копейки не заплатит. И у меня никого нет. Мне не во что верить. Я бесплоден, я брошен женой, я ВСЕМИ брошен! А пару часов назад у меня к тому же обнаружили рак… Они молчат, они лгут, нагло глядя мне в глаза, но я-то ЗНАЮ! Я ВИЖУ это слово, оно написано на их мерзких, счастливых харях моей собственной кровью! И мне больно! Мне чертовски больно! Я сгораю заживо, и не хочу ждать, когда ЭТО случится. Потому, что это… это… — и тут он заплакал — тихо, страшно, надрывно. Всхлипывая и размазывая сопли кулаком по заросшей щетиной щеке, он едва слышно закончил — … так страшно! И я даже напиться-то не могу, потому что это стоит кучу грёбаных бабок, которых у меня НЕТ! — выкрикнул он не своим голосом и рухнул на колени, обхватывая их руками и нелепо заваливаясь на бок.

Он выгнулся и покатился по земле, захлёбываясь в пыли и дико смеясь сквозь пузырящиеся сопли, окрашенные алым, пока голос его не сорвался — и тогда он в изнеможении замер, съёжившись в позе эмбриона у ног мальчика.

Мгновение он лежал, не двигаясь, и лишь тихо всхлипывал, пряча лицо в грязных, дрожащих ладонях. Но вот его руки без сил упали в пыль.