День смерти

За машиной Панкратова раздался стук, звон стекла, остановилось движение, но только не для Савелия, потому что в его голове кто-то сказал: Не сегодня. Ты умрешь послезавтра.

И чего же мне делать завтра? — резонно спросил себя Панкратов.

Но ответ немного задержался.

Черт подери, я же через день сдохну!

И тогда его охватила паника. Если эта чертова старуха-молодуха была Смертью, которая запросто оттяпала руку Гони, если закрыла в его голове диспут о сроках его кончины, то не разумнее будет хорошенько повеселиться напоследок, завтра?

Уже в этот вечер Панкратов попытался напиться, выставив на обеденный стол весь запас бутылок из бара. Однако мысль о смерти была сильнее всех алкогольных градусов. Савелию казалось, что он пил воду, отчего стало так тошно, что он нашел веревку, набросил на тот же крюк, на котором висела люстра. Но прыжок со стола получился очень смешным: веревка оказалась гнилой и порвалась сразу же в нескольких местах. От этого стало еще противнее, и он решил пойти к Людмиле, своей прежней жене.

— Дети, — крикнула Людмила вглубь комнаты, — смотрите на это чудо, которое вдруг объявилось!

На призыв посмотреть на чудо выглянули двое близняшек — мальчик и девочка, и оба держали по пальчику в своих маленьких носах.

— Ну, зачем ты так? — укоризненно сказал Савелий, но улыбнулся и приветливо помахал детям рукой.

— Вот я здесь принес сто тысяч долларов… На первый раз. А завтра я отпишу вам квартиру, дом на Рублевке и еще кое-что.

— Ты заболел или свихнулся? — в голосе бывшей жены послышалось неподдельное участие.

— И то, и то, — ответил Савелий.

— Целуй ребятишек, а я пошел.

— Нет, ты подожди, — оказалась перед мужем у двери Людмила.

— Мне ничего от тебя не надо, но разве что ребятам.

— Вот и запиши на них все. Ладно, я пошел.

— Тогда сам поцелуй их!

Что говорить, Савелий вышел на лестничную площадку, вытирая ладонями слезы.

Девушка в постели, оставшаяся после ухода подруг, Маша повернулась к нему и навалилась грудью.

— Контракт действует еще час, — сказала она, — хочешь меня?

— А нас?

В дверь спальной заглянули еще две девушки, они были сонны, но готовы честно отработать то, что дал им Савелий.

Вот-вот, его должен хватить апоплексический удар, подумал Панкратов. Ведь отчего он должен умереть? Это было лучше, чем попасть под машину, сдохнуть от кирпича сверху, корчиться от какого-нибудь взбесившегося электроприбора ну тому подобное!

— А, давай веселиться! Все — в постель, я сегодня гигант!

Однако, ничего не случилось. Девчонки убежали, когда Савелий заснул на одной из них.

Проснулся он после обеда и решил предстать перед Всевышним чистым. Позвонил в Сандуновские бани и скоро знаменитый Степаныч приводил его в чувство настоящим березовым веником.

— Степаныч, — спросил банщика Савелий, — что ты будешь делать, если узнаешь, что жить тебе ничего не осталось?

Банщик на минуту замер:

— Ты всерьез, что ли Сева?

— Мне нужен совет.

Савелий принялся рассматривать панель из карельской березы.

— У меня дед был болен все тем же раком, — стал размышлять банщик слегка работая веником, — ему сказали врачи, а они мастера точно говорить, когда человек окочуриться от какой-нибудь болезни, что он умрет через месяц. Ну и что ты думаешь, он пошел выбирать место для своей могилы. Затем ее выкопал, обложил еловыми ветвями, что бы, если гроб уронят, то ему, умершему не было больно… — Подожди, Степаныч, — чего ты мелешь? Какой гроб?

— Не знаю, какой, но дед все сам сделал. Такой гроб получился! Эх, нам бы всем такие гробы!

— Тьфу, ты! — Савелий вскочил.

— Ну, чего ты?

— А то, что через месяц дед окочурился, но только не от рака. Пришел смотреть могилу, поскользнулся, упал, да шею, в аккурат сломал! Так что нет в жизни точных прогнозов!

Затем Савелий был впущен в самое пекло, в котором кроме густого горячего пара ничего не было. Здесь бы ему отдать концы, да нет, выскочил, матерясь и проклиная тупых банщиков.

Панкратов поехал к своему адвокату. Климентий Агафонович ничему не удивился. Он состряпал все отказные дела в пользу Людмилы и быстро их узаконил. Савелий ожидал, что от такой щедрости не то что он, а сам Климентий мог бы умереть. Как говорится, все было нажито непосильным трудом. Но адвокату было все равно, что будет с деньгами его клиента, и это покоробило Панкратова.

— И чего ты радуешься, Клим! — взорвался он.

— Разбазариваешь мои деньги и даже не поморщился. Эх, ты, юрист долбанный!

— А ты что, собирался умирать? — искренне удивился Климентий.

— Меня собирают… — Ты сэбе уже не хозаын? — нарочито используя восточный акцент, поинтересовался Клим.