Добавить в моё избранное
4 мин, 43 сек 10255
Не моих, конечно. Не ЕГО. Ваших. Ну и твоих в том числе. Что характерно — маменька твоя храпит, а папенька, не решаясь её разбудить, дымит сигаретой в окно. Я чувствую запах. И ОН тоже. Приостанавливается. Внезапно припадает мохнатой тушей к полу, работает ноздрями как мембранами. В комнате дым резко поворачивает от окна. Это, мальчик, называется «паранормальные явления»! Третий курс, пятая аудитория. Чу!
Чу!
23-33
ОН начинает напевать. «Какой хороший парень, какой хороший парень, о нём мы скажем всё»… Не вслух, конечно. Мысленно. И чуть-чуть когтём по обоям. Люди не увидят, но те, для кого метка — они почувствуют. И ты почувствуешь. «Какой хороший мальчик, какой хороший мальчик, он сам расскажет всё»… 23-37 Мы около твоей комнаты. ОН любит прислушиваться к человеческим снам, тем более — последним. Я не понимаю этого, но каждый раз стараюсь разделить частичку ЕГО радости. Приникаю к двери чуть пониже замочной скважины… Подглядывать — дурная привычка, малыш, подслушивать тоже. Но сны, как и душа, являются субстанцией вне закона и этики. Вероятно, поэтому-то и считаются особенно ценными и абсолютно ненужными вплоть до утери. Впрочем, то и другое — не наша прерогатива. Это дело для другого ведомства.
Да, если интересно — ты не летал в этом сне, мой мальчик, совсем не летал.
23-42
Только что мы просочились. Я — под дверью, ОН — над дверью. Каждый из нас знает своё место, малыш, и ты привыкнешь. Из сумки, полной стеклянных шариков, я достаю тонкие свечи. Я клею их на слюну по углам кровати. Ты только не подумай, никаких ритуалов! Просто ОН любит работать при свечах. Ретроград и консерватор. За что и уважаем.
Мальчик, ты спал тихо-тихо. Ты устал бояться шумов под кроватью, шорохов в шкафу и недоверия родителей. Ты не фантазёр, мой милый, ты наблюдатель.
ОН цыкнул зубом и свечи зажглись.
23-56
А вот теперь прости, малыш, но когда ты увидишь сам, то поймёшь — нет слов, чтобы описать ЕГО ювелирную работу: как он перерезает нити, связывающие тебя с миром людей, и привязывает к нашему. Это вопрос пуповины, мальчик, естественнейший из процессов. Но не всем дано родиться несколько раз. У меня в щетине застыла слеза радости, когда ЕГО длинные, заострённые пальцы музыканта делали ножничками чик-чик, а потом вязали изящные бантики. И… ах, этого не описать!
23-59
Мой мальчик, не было волосатой руки, утягивающей тебя за ногу, не было ужасных криков и слёз, не будут биться в истерике твои родители, ну разве что бабка разобьёт всё же лбом стекло. Ты исчез. Совсем. Из памяти и документов. Тебя никогда не было. В твоей комнате всегда была кладовка. А это твоя последняя и единственная история.
И если бы твой бывший папа не разорил подвал, мы бы отпраздновали это возрождение огурчиком.
00-00
Пергамент заканчивается, но я и так знаю, как будет дальше. Ты откроешь глаза и улыбнёшься, увидев ЕГО во всей красе, силе и власти.
А потом покажу тебе, как правильно греть у синего пламени ЕГО тапочки.
Чу!
23-33
ОН начинает напевать. «Какой хороший парень, какой хороший парень, о нём мы скажем всё»… Не вслух, конечно. Мысленно. И чуть-чуть когтём по обоям. Люди не увидят, но те, для кого метка — они почувствуют. И ты почувствуешь. «Какой хороший мальчик, какой хороший мальчик, он сам расскажет всё»… 23-37 Мы около твоей комнаты. ОН любит прислушиваться к человеческим снам, тем более — последним. Я не понимаю этого, но каждый раз стараюсь разделить частичку ЕГО радости. Приникаю к двери чуть пониже замочной скважины… Подглядывать — дурная привычка, малыш, подслушивать тоже. Но сны, как и душа, являются субстанцией вне закона и этики. Вероятно, поэтому-то и считаются особенно ценными и абсолютно ненужными вплоть до утери. Впрочем, то и другое — не наша прерогатива. Это дело для другого ведомства.
Да, если интересно — ты не летал в этом сне, мой мальчик, совсем не летал.
23-42
Только что мы просочились. Я — под дверью, ОН — над дверью. Каждый из нас знает своё место, малыш, и ты привыкнешь. Из сумки, полной стеклянных шариков, я достаю тонкие свечи. Я клею их на слюну по углам кровати. Ты только не подумай, никаких ритуалов! Просто ОН любит работать при свечах. Ретроград и консерватор. За что и уважаем.
Мальчик, ты спал тихо-тихо. Ты устал бояться шумов под кроватью, шорохов в шкафу и недоверия родителей. Ты не фантазёр, мой милый, ты наблюдатель.
ОН цыкнул зубом и свечи зажглись.
23-56
А вот теперь прости, малыш, но когда ты увидишь сам, то поймёшь — нет слов, чтобы описать ЕГО ювелирную работу: как он перерезает нити, связывающие тебя с миром людей, и привязывает к нашему. Это вопрос пуповины, мальчик, естественнейший из процессов. Но не всем дано родиться несколько раз. У меня в щетине застыла слеза радости, когда ЕГО длинные, заострённые пальцы музыканта делали ножничками чик-чик, а потом вязали изящные бантики. И… ах, этого не описать!
23-59
Мой мальчик, не было волосатой руки, утягивающей тебя за ногу, не было ужасных криков и слёз, не будут биться в истерике твои родители, ну разве что бабка разобьёт всё же лбом стекло. Ты исчез. Совсем. Из памяти и документов. Тебя никогда не было. В твоей комнате всегда была кладовка. А это твоя последняя и единственная история.
И если бы твой бывший папа не разорил подвал, мы бы отпраздновали это возрождение огурчиком.
00-00
Пергамент заканчивается, но я и так знаю, как будет дальше. Ты откроешь глаза и улыбнёшься, увидев ЕГО во всей красе, силе и власти.
А потом покажу тебе, как правильно греть у синего пламени ЕГО тапочки.
Страница
2 из 2
2 из 2
