Смеющийся Волк

И мир вспыхнул красочным фейерверком, облепив самый корень его чувств беснующимися в кромешной тиши шутихами. Среди них теснилась чернота — какой-то миг… Она была ярче всех солнц вселенной; ее насыщенность — ослепительна до нестерпимой рези где-то за границей самовосприятия. Так ему показалось, пока мозг еще жил и сохранял восприимчивость ко внешнему.

Пока он еще был Кастером, он усиленно думал затухающей и изворотливой мыслью, над чем же так завораживающе молчаливо смеялась его смерть.

Последнее живое ощущение: «волк» лизнул его в щеку. Рука Кастера шевельнулась, ища в указательном пальце упругость ружейного спуска… Плоть лица потянулась и лопнула. Рука, движимая невнятной силой меркнущего рассудка, нащупала твердый костяк передней лапы и судорожно сдавила.

Стекая вместе с кровавой массой в кромешный мрак тесной бездны, погружаясь в сон, от которого нет пробуждения, Кастер оскаблился: всем нутром оголив — свое единственное — ощущение моментального триумфа. Осклабившись расслабленным ртом — он смеялся. Тоже смеялся. Тварь должна понять это… Над миром пылало горячим заревом застывшее навечно в зените солнце.

Напряженный палец дрогнул. Руку откинуло. И сквозь ватный фон слух Кастера уловил отзвук тупого удара. Так работает прест: почти бесшумно. Но этот сжатый в моменте исчезающего времени глухой стук мог быть всего лишь последним ударом его сердца. Мертвые слышат сами себя… Как будто механические и стальные челюсти сдавили плечо левой руки, перекусывая нежно кость. В этих зубах есть какой-то смысл. Тайна материи чувств… Он хочет чувствовать жизнь. И смеяться над смертью.

Пусть даже сквозь пелену забытья, которое необратимо — ощущать секущие плоть лезвия. Начало. Конец. Только в этом жизнь. Никаких «между».

Однако, если тебя уже едят, нужно хотя бы шевелиться.

Кастер… или то нечто, что минуту назад было им, пыталось вернуть себе руки: левую выдернуть из жадной пасти, правую… нащупать в траве. В правой оружие. Сила. Уверенность.

«И все-таки, ты меня достал»… Кровосток.

Извержение черноты.

Падаль.

Из-за разорванной щеки невозможно было понять, смеется Кастер беззвучно или это всего лишь муляж смерти. Кровавая маска. Однообразие реальности, что только кажется.

Зверь поднял голову и посмотрел на солнце. Принюхался. Лизнул себя в нос розовым длинным языком. Опустил голову и вонзил взгляд в то, что еще пахло жизнью. В оскале разодранного рта чудилось нечто знакомое, но давно забытое.

Отражение.

Когда-то он видел себя таким в глади спокойной воды, среди камыша и шорохов мира. Или почти таким. Ищущим в оскале еще крохотных зубов непонятное рассудку ощущение бессмертия.

Лежащая под ним плоть шевельнулась.