— Ты толстая… — буркнул мужчина, который едва обратил на неё внимание на вечеринке.
Добавить в моё избранное
12 мин, 0 сек 14189
— Очень толстая, я с такими никогда не встречаюсь.
— Прям уж и очень? — жалостливо сморщившись, залепетала она, уже чувствуя очередной провал своих надежд. А потом, неубедительно подмигивая, принялась льстить.
— Ты вон и сам довольно крупный, я бы даже сказала — мощный мужчина! Опять же некоторым полнота нравится… И потом — я что самая толстая девушка в мире? Да ты оглянись, оглянись! Если уж не смолоду, так позже многих баб вон как распирает! Ну как, убедила? Согласен?
— Да не собираюсь я с тобой встречаться, вот ещё привязалась! — уже всерьёз забеспокоился нервный тип субтильного телосложения, не купившийся на «мощного мужчину».
— Полапал разок по пьяни, так права на меня заимела? И провожать, не мечтай, не собирался! Покурить вон на улицу вышел, а тут ты со своими глупостями… Хотя, если бутылку водяры поставишь, покувыркаться с ТАКОЙ может будет интересно. Сроду с толстыми не пробовал! Ладно, беги за бутылкой пока я добрый. Но меньше литра не бери!
— Вот так сразу, не узнав даже имени?! — вдруг густо покраснев, очень нелогично завозмущалась пристающая к нему девица.
— Ещё и за водку?! Гадость какая! Ну ты и урод!
— Это я то урод?! Я урод?! На себя в зеркало посмотри бегемотиха! Ку-уда почапала, я ещё не всё сказал! Стой!
Но она, сильно пошатнувшись, уже круто развернулась и бросилась в темноту — пьяная, слишком ярко одетая и очень толстая девушка; не желанная, не богатая и не счастливая, да ещё с редким и ужасным именем Груша.
«Грушка! Грушенька! Кушать!» — кричала на весь двор её не молодая мама, которую многие даже принимали за бабушку. Зачем надо было выбирать имя, обрекающее ребёнка на насмешки, знала только сама мама Груши. Но произносила его до того тепло, что дурацкое имя казалось милым прозвищем ребёнка. Вроде как — ах ты ж моя ягодка, розочка, зайка!
«Грушенька, красавица моя!» — ласково выпевала она дочке всё детство и отрочество, и та верила, что да, красавица, хотя всегда была пузатенькой толстушкой. А в старших классах школы, когда заработали гормоны, бедная девочка заимела на бедрах ещё и мощное жировое «галифе».
— Прикинь, вон та толстая — Груша. Да не прозвище это, имя! Зовут её так! Жопа офигеть! — не раз слышала она в самых разных издевательских вариантах.
«Ничего, вот вырасту, сяду на диету и похудею!» — утешалась девочка, заправляя за ухо прядь вьющихся волос, и очень сама себе верила. То, что можно сесть на диету прямо сейчас, Груша, конечно, осознавала. Но с вечными булками и пирогами, которыми закармливала её мама (мучным ведь питаться дешевле!), понимала — пока это бесполезно. А когда пыталась просто есть поменьше, всегда остро ощущала безудержный голод, сосущий её большое пухлое тело. И неизменно срывалась, наедаясь до болей в желудке в очередной «последний раз».
И кушала Груша мамины чудесные пироги ровно до двадцати пяти лет, пока та не решилась на переезд к сестре в деревню, понимая, что девочке хочется свободы и самостоятельности. Вот только по отъезду мамы, вместо обещанной себе диеты, «самостоятельная девочка» продолжала есть те же пироги и булки, только уже магазинные. Привычка питаться мучным оказалась непреодолимой.
Последствия не заставили себя ждать — Груша окончательно превратилась во что-то огромное на отёкших тумбообразных ногах. Над такой толщиной даже перестали насмехаться и все поголовно вдруг принялись её жалеть. И только одно примеряло бедную Грушу с жизнью в ненавистном теле: непомерно разросшуюся плоть венчала хорошенькая кудрявая головка чуть толстощёкой красавицы с чудесной кожей, идеальными зубами и сияющими глазами под длинющими ресницами. До полного идеала оставалось скинуть энное количество килограмм и Грушенька свято верила — когда-нибудь это обязательно произойдёт! Либо она пересилит себя и сядет, наконец-то, на диету, либо её организм заработает на «самопоедание» и ненавистная толщина вдруг возьмёт и… рассосётся сама собой. Бывают же случаи, когда люди просто так внезапно худеют!
Старуха была очень грязной, пахучей и наверняка сумасшедшей, потому что при более пристальном осмотре под ближайшим фонарём её волосы и брови оказались густого синего цвета. Чем уж намалевала бабуля себе такую красоту было неизвестно, а вот за гигиеной и состоянием своей одежды старая женщина явно не следила.
«Мешковину что ли на себя нацепила? — изумившись, подумала Груша, разглядывая грубые ветхие нити, под которыми явственно просвечивало голое тело.
— Даже бомжи с помойки так не одеваются, на них просто старьё… Ой, да она вроде как и без трусов? Ну, точно бабка с приветом!» На старуху она наткнулась когда удирала от типа, к которому сама же и прицепилась на сегодняшней, очень редкой в её жизни вечеринке. Удирала не потому что он её преследовал (даже не собирался!), спасалась от стыда за собственное глупейшее поведение.
— Прям уж и очень? — жалостливо сморщившись, залепетала она, уже чувствуя очередной провал своих надежд. А потом, неубедительно подмигивая, принялась льстить.
— Ты вон и сам довольно крупный, я бы даже сказала — мощный мужчина! Опять же некоторым полнота нравится… И потом — я что самая толстая девушка в мире? Да ты оглянись, оглянись! Если уж не смолоду, так позже многих баб вон как распирает! Ну как, убедила? Согласен?
— Да не собираюсь я с тобой встречаться, вот ещё привязалась! — уже всерьёз забеспокоился нервный тип субтильного телосложения, не купившийся на «мощного мужчину».
— Полапал разок по пьяни, так права на меня заимела? И провожать, не мечтай, не собирался! Покурить вон на улицу вышел, а тут ты со своими глупостями… Хотя, если бутылку водяры поставишь, покувыркаться с ТАКОЙ может будет интересно. Сроду с толстыми не пробовал! Ладно, беги за бутылкой пока я добрый. Но меньше литра не бери!
— Вот так сразу, не узнав даже имени?! — вдруг густо покраснев, очень нелогично завозмущалась пристающая к нему девица.
— Ещё и за водку?! Гадость какая! Ну ты и урод!
— Это я то урод?! Я урод?! На себя в зеркало посмотри бегемотиха! Ку-уда почапала, я ещё не всё сказал! Стой!
Но она, сильно пошатнувшись, уже круто развернулась и бросилась в темноту — пьяная, слишком ярко одетая и очень толстая девушка; не желанная, не богатая и не счастливая, да ещё с редким и ужасным именем Груша.
«Грушка! Грушенька! Кушать!» — кричала на весь двор её не молодая мама, которую многие даже принимали за бабушку. Зачем надо было выбирать имя, обрекающее ребёнка на насмешки, знала только сама мама Груши. Но произносила его до того тепло, что дурацкое имя казалось милым прозвищем ребёнка. Вроде как — ах ты ж моя ягодка, розочка, зайка!
«Грушенька, красавица моя!» — ласково выпевала она дочке всё детство и отрочество, и та верила, что да, красавица, хотя всегда была пузатенькой толстушкой. А в старших классах школы, когда заработали гормоны, бедная девочка заимела на бедрах ещё и мощное жировое «галифе».
— Прикинь, вон та толстая — Груша. Да не прозвище это, имя! Зовут её так! Жопа офигеть! — не раз слышала она в самых разных издевательских вариантах.
«Ничего, вот вырасту, сяду на диету и похудею!» — утешалась девочка, заправляя за ухо прядь вьющихся волос, и очень сама себе верила. То, что можно сесть на диету прямо сейчас, Груша, конечно, осознавала. Но с вечными булками и пирогами, которыми закармливала её мама (мучным ведь питаться дешевле!), понимала — пока это бесполезно. А когда пыталась просто есть поменьше, всегда остро ощущала безудержный голод, сосущий её большое пухлое тело. И неизменно срывалась, наедаясь до болей в желудке в очередной «последний раз».
И кушала Груша мамины чудесные пироги ровно до двадцати пяти лет, пока та не решилась на переезд к сестре в деревню, понимая, что девочке хочется свободы и самостоятельности. Вот только по отъезду мамы, вместо обещанной себе диеты, «самостоятельная девочка» продолжала есть те же пироги и булки, только уже магазинные. Привычка питаться мучным оказалась непреодолимой.
Последствия не заставили себя ждать — Груша окончательно превратилась во что-то огромное на отёкших тумбообразных ногах. Над такой толщиной даже перестали насмехаться и все поголовно вдруг принялись её жалеть. И только одно примеряло бедную Грушу с жизнью в ненавистном теле: непомерно разросшуюся плоть венчала хорошенькая кудрявая головка чуть толстощёкой красавицы с чудесной кожей, идеальными зубами и сияющими глазами под длинющими ресницами. До полного идеала оставалось скинуть энное количество килограмм и Грушенька свято верила — когда-нибудь это обязательно произойдёт! Либо она пересилит себя и сядет, наконец-то, на диету, либо её организм заработает на «самопоедание» и ненавистная толщина вдруг возьмёт и… рассосётся сама собой. Бывают же случаи, когда люди просто так внезапно худеют!
Старуха была очень грязной, пахучей и наверняка сумасшедшей, потому что при более пристальном осмотре под ближайшим фонарём её волосы и брови оказались густого синего цвета. Чем уж намалевала бабуля себе такую красоту было неизвестно, а вот за гигиеной и состоянием своей одежды старая женщина явно не следила.
«Мешковину что ли на себя нацепила? — изумившись, подумала Груша, разглядывая грубые ветхие нити, под которыми явственно просвечивало голое тело.
— Даже бомжи с помойки так не одеваются, на них просто старьё… Ой, да она вроде как и без трусов? Ну, точно бабка с приветом!» На старуху она наткнулась когда удирала от типа, к которому сама же и прицепилась на сегодняшней, очень редкой в её жизни вечеринке. Удирала не потому что он её преследовал (даже не собирался!), спасалась от стыда за собственное глупейшее поведение.
Страница
1 из 4
1 из 4
