Тим в ужасе смотрел на своего двойника, который возник в некотором отдалении. Это была издевательская, отвратительная карикатура на оригинал. Вид контрафактной обманки был поистине омерзителен…
Добавить в моё избранное
4 мин, 33 сек 4123
Вяло распущенный неестественно красный губастый рот. Через частокол растущих невпопад желтых, кривых зубов на вяло скошенный подбородок сбегали капли мутной слюны.
Дико вытаращенные, словно у присевшего по нужде лемура, красные от натуги глаза. Зрачки, истончившиеся до следа от булавочного укола.
Черная вспотевшая челка, прилипшая к бледному, узкому, всего в два пальца, лбу. А за ней блестящая лысина, размером с тонзуру, которой хватило бы на двух монахов бенедиктинцев.
При виде всего этого, рот Тима мгновенно наполнился отвратительной железистой горечью, и его едва не стошнило от страха. Его двойник, глумясь над ним, довольно натурально копировал рвотные спазмы. При этом он не предпринимал никаких агрессивных шагов и по-прежнему оставался на том месте, где так внезапно возник.
Но Тима было не так-то просто провести. Он прекрасно знал, что стоит ему повернуться спиной, как жуткое порождение тьмы тут же набросится на него.
Дикая, нестерпимая боль, которой нет названия, примется безжалостно терзать его нервные окончания. Каленым железом выжигать его вопящий от безысходности, рвущийся наружу из тесной черепной коробки мозг.
Последнее что он услышит, будет сухой деревянный хруст позвоночника, безжалостно выдираемого из его бренного тела.
А последнее что увидят его стекленеющие глаза, будет растоптанный окурок на пыльном, истертом ворсе ковра. Падая, он уткнется в него окровавленным лицом, неэстетично своротив при этом носовой хрящ на сторону.
Его конечности еще какое-то время будут активно жить своей собственной жизнью, сотрясаемые бурной агонией. Словно Тим — марионетка в руках кукловода, у которого случился эпилептический припадок.
А потом все разом закончится. Но это лишь для стороннего, неискушенного наблюдателя. На самом деле, после этого все только и начнется.
Тим знал, что рано или поздно его ждет бесконечное путешествие в царство боли и страданий. Вся его жизнь была платой за этот билет в один конец. Название конечной станции было ему хорошо известно. Оно было коротким и емким. Словно удар тяжелым мясницким топором по шее, на выдохе — «Ад»!
Но, то, что за Тимом явится демон в его собственном обличье, было для него неприятным сюрпризом. В этом была поистине дьявольская, садистски изощренная жестокость.
Впрочем, ему было грех жаловаться на это. Сам Тим менее всего походил на доброго самаритянина, и никто не мог обвинить его в грехе добродушия. Ну, по крайней мере, те, кто имел весьма сомнительное счастье познакомиться с ним накоротке.
То, что он проделывал со своими жертвами гуманизмом и не пахло. Тот парфюм имел совсем другую тональность. Это была восхитительная смесь запахов страха, крови и ледяного пота, струящегося изо всех пор.
До сегодняшнего дня Тим был от всего этого без ума. Теперь же роли в одночасье поменялись. И вот уже сам Тим с безумной расточительностью сочился этими деликатными запахами, теша извращенное обоняние страшного демона.
Тим чувствовал, что его перегруженный мозг сможет продержаться от силы минуту-другую, не более того. А потом случится неизбежное. Целостность его восприятия безвозвратно нарушится, и он сойдет с ума. Его извилины со скрипом распрямятся, словно ржавые пружины и начнут выпрыгивать из головы наружу. Через ноздри, уши, рот и другие отверстия его тела. После чего они разлетятся во все стороны, и собрать их, чтобы затем затолкать обратно, уже не будет никакой возможности.
Тим никак не мог этого допустить. Он страшился утратить самообладание больше всего на свете. Ибо потеря контроля, в ремесле убийцы, которым он владел в совершенстве, была равносильна смерти.
Ныне же, под бдительным руководством демона, Тим экстерном изучал совсем иную науку. Это была древняя как мир, жестокая наука покорности. Имя ей было — ремесло жертвы.
Холодея от ужаса Тим, сделал шаг навстречу неизбежному, которое немедленно откликнулось и порывисто шагнуло к нему. За первым шагом последовал второй, третий.
В какой-то момент Тима охватила неконтролируемая паника, и он сошел с ума. Как ни странно это принесло ему некоторое облегчение.
Он внезапно понял, что является для демона не чем иным, как пищей для размышлений. Точно такой же, как та, что копошилась в его собственной черепной коробке. Там извиваясь, ползали целые влажные комья размышлений.
Тим знал, что если их во время не накормить, не дать им пищу, то они своими острыми жвалами начнут грызть череп. А это очень больно. Больно и обидно. Потому что если так будет продолжаться и дальше, то от его уже наполовину съеденной головы, вообще, скоро ничего не останется.
Это размышление неожиданно очень сильно напугало его. Тим полностью утратил над собой контроль, и, всхлипнув от ужаса, бросился на демона.
Они стремительно неслись навстречу друг другу.
Дико вытаращенные, словно у присевшего по нужде лемура, красные от натуги глаза. Зрачки, истончившиеся до следа от булавочного укола.
Черная вспотевшая челка, прилипшая к бледному, узкому, всего в два пальца, лбу. А за ней блестящая лысина, размером с тонзуру, которой хватило бы на двух монахов бенедиктинцев.
При виде всего этого, рот Тима мгновенно наполнился отвратительной железистой горечью, и его едва не стошнило от страха. Его двойник, глумясь над ним, довольно натурально копировал рвотные спазмы. При этом он не предпринимал никаких агрессивных шагов и по-прежнему оставался на том месте, где так внезапно возник.
Но Тима было не так-то просто провести. Он прекрасно знал, что стоит ему повернуться спиной, как жуткое порождение тьмы тут же набросится на него.
Дикая, нестерпимая боль, которой нет названия, примется безжалостно терзать его нервные окончания. Каленым железом выжигать его вопящий от безысходности, рвущийся наружу из тесной черепной коробки мозг.
Последнее что он услышит, будет сухой деревянный хруст позвоночника, безжалостно выдираемого из его бренного тела.
А последнее что увидят его стекленеющие глаза, будет растоптанный окурок на пыльном, истертом ворсе ковра. Падая, он уткнется в него окровавленным лицом, неэстетично своротив при этом носовой хрящ на сторону.
Его конечности еще какое-то время будут активно жить своей собственной жизнью, сотрясаемые бурной агонией. Словно Тим — марионетка в руках кукловода, у которого случился эпилептический припадок.
А потом все разом закончится. Но это лишь для стороннего, неискушенного наблюдателя. На самом деле, после этого все только и начнется.
Тим знал, что рано или поздно его ждет бесконечное путешествие в царство боли и страданий. Вся его жизнь была платой за этот билет в один конец. Название конечной станции было ему хорошо известно. Оно было коротким и емким. Словно удар тяжелым мясницким топором по шее, на выдохе — «Ад»!
Но, то, что за Тимом явится демон в его собственном обличье, было для него неприятным сюрпризом. В этом была поистине дьявольская, садистски изощренная жестокость.
Впрочем, ему было грех жаловаться на это. Сам Тим менее всего походил на доброго самаритянина, и никто не мог обвинить его в грехе добродушия. Ну, по крайней мере, те, кто имел весьма сомнительное счастье познакомиться с ним накоротке.
То, что он проделывал со своими жертвами гуманизмом и не пахло. Тот парфюм имел совсем другую тональность. Это была восхитительная смесь запахов страха, крови и ледяного пота, струящегося изо всех пор.
До сегодняшнего дня Тим был от всего этого без ума. Теперь же роли в одночасье поменялись. И вот уже сам Тим с безумной расточительностью сочился этими деликатными запахами, теша извращенное обоняние страшного демона.
Тим чувствовал, что его перегруженный мозг сможет продержаться от силы минуту-другую, не более того. А потом случится неизбежное. Целостность его восприятия безвозвратно нарушится, и он сойдет с ума. Его извилины со скрипом распрямятся, словно ржавые пружины и начнут выпрыгивать из головы наружу. Через ноздри, уши, рот и другие отверстия его тела. После чего они разлетятся во все стороны, и собрать их, чтобы затем затолкать обратно, уже не будет никакой возможности.
Тим никак не мог этого допустить. Он страшился утратить самообладание больше всего на свете. Ибо потеря контроля, в ремесле убийцы, которым он владел в совершенстве, была равносильна смерти.
Ныне же, под бдительным руководством демона, Тим экстерном изучал совсем иную науку. Это была древняя как мир, жестокая наука покорности. Имя ей было — ремесло жертвы.
Холодея от ужаса Тим, сделал шаг навстречу неизбежному, которое немедленно откликнулось и порывисто шагнуло к нему. За первым шагом последовал второй, третий.
В какой-то момент Тима охватила неконтролируемая паника, и он сошел с ума. Как ни странно это принесло ему некоторое облегчение.
Он внезапно понял, что является для демона не чем иным, как пищей для размышлений. Точно такой же, как та, что копошилась в его собственной черепной коробке. Там извиваясь, ползали целые влажные комья размышлений.
Тим знал, что если их во время не накормить, не дать им пищу, то они своими острыми жвалами начнут грызть череп. А это очень больно. Больно и обидно. Потому что если так будет продолжаться и дальше, то от его уже наполовину съеденной головы, вообще, скоро ничего не останется.
Это размышление неожиданно очень сильно напугало его. Тим полностью утратил над собой контроль, и, всхлипнув от ужаса, бросился на демона.
Они стремительно неслись навстречу друг другу.
Страница
1 из 2
1 из 2
