Добавить в моё избранное
5 мин, 56 сек 4951
Он попытался освободить локоть, рванулся и вдруг понял, что его ноги оторвались от земли и он плавно поплыл в сторону от длинной очереди.
Последнее, что хорошо запомнилось Борису Аркадьевичу — это несколько возгласов из группы туристов, к которым он пристроился. Эти несколько реплик были, о ужас, на английском языке. Что говорили эти люди он не разобрал, но на то, чтобы понять, что говорили они на языке потенциально врага, его институтских познаний хватило.
А дальше начался форменный кошмар.
Уже как в бреду Борис Аркадьевич осознал себя в отделении милиции, где седой подполковник выслушал доклад своих оперов о том, что гражданин пытался проникнуть в группу туристов из США, при задержании оказал физическое сопротивление и выражался угрозами в адрес сотрудников, усмехнулся и, устало махнув рукой, произнёс: «Ну, раз такое дело, то баба с возу… звони Алексей Петрович в КГБ — это их фрукт, интурист — не наша клиентура, тут, возможно, шпионажем пахнет» Домой Аркадий Борисович вернулся через неделю, осунувшийся, с глубоко провалившимися глазами и совершенно потерянным.
Через несколько дней он уже не был секретарём парткома завода, а ещё через неделю «положил на стол» свой партбилет.
«А чего ты хотел?» — тихо сказал ему второй секретарь Крайкома, к которому Борис Аркадьевич смог пробиться на приём — «попал ты под колесо истории по своей глупости. Вляпался в дело, так надо было не гоношиться, а попытаться утрясти это дело миром, ты что думал, что мы тут все как один кинемся тебя выгораживать? Нет, гражданин Шламович, умей отвечать за свои проступки. Ты скажи спасибо, что уголовным делом это дело не закончилась. Да, вот такой каламбур получился, дело закончилось уголовным делом. Мы будем наблюдать за тобой и не только мы. Работай честно по специальности, ты ведь, вроде, инженер, вот в «Коммунальник» люди требуется, мне из горисполкома сказали, что устроят тебя туда матером. Хорошее место, вполне достойное по теперешнему твоему положению. Да, вот у меня бумага официальная лежит от Прокуратуры, ты тут ещё, как они пишут, участок под дачу получил незаконно, да и на материалы, из которых она построена, у тебя документов нет. Мой тебе совет, сдай дачку от греха подальше, ну, чтобы дело не переросло в уголовное, да и квартира из четырёх комнат на троих как-то не скромно получается. Иди, думай и подчищай свои хвосты — это мой тебе совет» Вечером Борис Аркадьевич, закрывшись в своём домашнем кабинете, молча сидел и смотрел на большой портрет Ильича, потом медленно выговорил: «Сука ты, Вождь, и всё что ты создал, и партия, и система — сучье».
За дверью что-то орала его жена про идиота мужа, которому она бездарно отдала свои лучшие годы. Борис Аркадьевич тяжело поднялся, снял со стены портрет и бросив на пол стал его яростно топтать, потом вдруг повалился на пол, несколько раз дёрнулся и затих.
Накричавшись вволю, жена легла спать, так и не дождавшись мужа.
Утром Бориса Аркадьевича нашли в его кабинете мёртвым. Вскрытие показало, что умер он от инсульта.
Последнее, что хорошо запомнилось Борису Аркадьевичу — это несколько возгласов из группы туристов, к которым он пристроился. Эти несколько реплик были, о ужас, на английском языке. Что говорили эти люди он не разобрал, но на то, чтобы понять, что говорили они на языке потенциально врага, его институтских познаний хватило.
А дальше начался форменный кошмар.
Уже как в бреду Борис Аркадьевич осознал себя в отделении милиции, где седой подполковник выслушал доклад своих оперов о том, что гражданин пытался проникнуть в группу туристов из США, при задержании оказал физическое сопротивление и выражался угрозами в адрес сотрудников, усмехнулся и, устало махнув рукой, произнёс: «Ну, раз такое дело, то баба с возу… звони Алексей Петрович в КГБ — это их фрукт, интурист — не наша клиентура, тут, возможно, шпионажем пахнет» Домой Аркадий Борисович вернулся через неделю, осунувшийся, с глубоко провалившимися глазами и совершенно потерянным.
Через несколько дней он уже не был секретарём парткома завода, а ещё через неделю «положил на стол» свой партбилет.
«А чего ты хотел?» — тихо сказал ему второй секретарь Крайкома, к которому Борис Аркадьевич смог пробиться на приём — «попал ты под колесо истории по своей глупости. Вляпался в дело, так надо было не гоношиться, а попытаться утрясти это дело миром, ты что думал, что мы тут все как один кинемся тебя выгораживать? Нет, гражданин Шламович, умей отвечать за свои проступки. Ты скажи спасибо, что уголовным делом это дело не закончилась. Да, вот такой каламбур получился, дело закончилось уголовным делом. Мы будем наблюдать за тобой и не только мы. Работай честно по специальности, ты ведь, вроде, инженер, вот в «Коммунальник» люди требуется, мне из горисполкома сказали, что устроят тебя туда матером. Хорошее место, вполне достойное по теперешнему твоему положению. Да, вот у меня бумага официальная лежит от Прокуратуры, ты тут ещё, как они пишут, участок под дачу получил незаконно, да и на материалы, из которых она построена, у тебя документов нет. Мой тебе совет, сдай дачку от греха подальше, ну, чтобы дело не переросло в уголовное, да и квартира из четырёх комнат на троих как-то не скромно получается. Иди, думай и подчищай свои хвосты — это мой тебе совет» Вечером Борис Аркадьевич, закрывшись в своём домашнем кабинете, молча сидел и смотрел на большой портрет Ильича, потом медленно выговорил: «Сука ты, Вождь, и всё что ты создал, и партия, и система — сучье».
За дверью что-то орала его жена про идиота мужа, которому она бездарно отдала свои лучшие годы. Борис Аркадьевич тяжело поднялся, снял со стены портрет и бросив на пол стал его яростно топтать, потом вдруг повалился на пол, несколько раз дёрнулся и затих.
Накричавшись вволю, жена легла спать, так и не дождавшись мужа.
Утром Бориса Аркадьевича нашли в его кабинете мёртвым. Вскрытие показало, что умер он от инсульта.
Страница
2 из 2
2 из 2
