Знаешь, я ведь ни разу в жизни никому не писал писем. Даже толком не знаю, как это делается. С чего начать, чем закончить — о чем вообще положено говорить в письме? Я не знаю. Но так получилось, что это мое послание — единственная и последняя весточка для тебя. Мне сказали, ты проснешься утром и увидишь на столе конверт, а внутри будет печатный текст. Мой текст.
Добавить в моё избранное
5 мин, 15 сек 9337
Есть одно определенное условие — письмо должно быть написано как бы на одном дыхании. То есть стоит оторваться от клавиатуры хотя бы на минуту, задуматься о чем-нибудь или взять вот этот стакан и сделать из него глоток — послание стирается с монитора и материализуется у тебя на столе. А я могу написать только одно письмо. Понимаешь, только одно. Хреновы правила!
Но, знаешь, милая, я так тебя люблю, что протяну долго, намного дольше. Я буду печатать. Буду печатать всякую чушь, но знай — с тобой говорит мой голос. Пожалуйста, разбери его среди этой размазни.
У меня дрожат пальцы — мне приходится периодически стирать написанное, ведь, я знаю, ты терпеть не можешь безграмотность. Хотя какая теперь разница! Что самое непростое, я не имею права отрывать взгляд от экрана, а я чувствую, за спиной что-то творится. Помнишь рассказ о цветении папоротника — я сейчас как беглец, сорвавший этот запретный плод. Чудовище за спиной, оно дышит мне в затылок — но удача на моей стороне. Пока я не обернусь — не загляну страху в лицо.
Я печатаю, а они стоят и смотрят, готовые в любой момент порвать нашу с тобой последнюю связь. Черт, буквы начали расплываться перед глазами. Не волнуйся, сейчас я приду в себя. Глубокий вдох, выдох. Слава богу, хоть дышать мне пока не запретили. Хотя с них станется.
Впрочем, мне никто не запрещал печатать не спеша, так что какого черта я куда-то тороплюсь! Сейчас торопиться просто противопоказано. А когда нас прервут — торопиться куда-либо будет вообще незачем.
Господи, как мне хочется откинуться на кровать, полежать, собраться с мыслями. Нельзя творить на бешеной скорости — видно, они этого не понимают. Мне сказали, что это наказание. Я практически перестал заниматься творчеством — ведь я же знаю, что ты от меня не сбежала только потому, что на мониторе хотя бы изредка появлялись какие-то каракули. Какие-то бездарные мысли облекались в изящную форму — и ты, скрепя сердце, их читала, видя в них каплю гениальности. А я вот сомневаюсь. Во всем сомневаюсь. В своем творчестве, в своей работе, вообще, моя жизнь долго ставилась мной под сомнение. Правда, гипотетически. Ну знаешь, все эти мысли о правильном/неправильном пути. Дескать, туда ли я иду.
Я думаю, сейчас ни к чему эти философские рассуждения — тебя ведь интересуют факты. Что с нами, куда мы пропали, почему не вернулись? Почему в конце концов Надия пришла домой злая и обиженная на весь мир? Она уже рассказала, как мы ее, бедняжку, бросили на дороге. Кто кого бросил! Надия уперлась рогами и сказала, что пойдет обратно. Андрей сказал: Иди! И мы втроем двинулись дальше. Думали, человек одумается, пойдет следом. Но она буквально припустила в обратную сторону. Казалось, что тьма просто слизнула Надию с лица земли. Но все было наоборот. Тьма слизнула нас, и мы исчезли, чтобы никогда не вернутся. Три одиноких человека бесследно растворились в лунном сиянии.
Ну, конечно, ничего необычного мы сперва не заметили. Шлепали себе по дороге вверх, надеясь дойти до ближайшего населенного пункта. Правда, у меня возникли некие сомнения — все-таки признаков жилья не было слишком долго. Ну мы же упорные, а самое главное — гордые, как птица еж. Кондыбали и кондыбали, пока Дина решительно не остановилась.
— Слушайте, может, надо было идти в другую сторону? Вы же говорили, что деревня близко.
Я молча стоял и смотрел вперед. В пятидесяти метрах от нас неожиданно вырос лес, и дорога вела именно туда.
— Думаю, деревня за перелеском, — сказал Андрей.
— Мы уже совсем близко.
— Ни фига себе перелесочек. Не хочу показаться занудой, но может, двинем назад?
Меня будто ударило током. Назад, назад. Я вдруг четко понял, что это понятие никак не укладывается в голове. Куда это — назад?
— Неужели не чувствуете, этого слова для нас больше нет. Оно утратило свой смысл, — хотел сказать банальность, а получилось будто бы откровение. Во всяком случае, Дина с Андреем на меня так уставились, словно я — истина в последней инстанции.
Меня почему-то охватило беспокойство — показалось, что мы не должны быть на этой дороге. Какая-то неясная опасность чувствовалась в свежем весеннем воздухе. Я решительным шагом отправился в лес. Мне уже почему-то стало все равно, пойдут ребята со мной или нет. Но они пошли. И слава Богу. Нельзя было оставаться на дороге, просто нельзя.
Лес был какой-то неапрельский. Скорее он переживал середину октября. И знаешь, кто-то жег сухие ветки. Кто-то жег ветки. Мы только зашли и сразу это увидели. Пионерский костер, плачущий по нашим душам. Вечное пламя ускользающей жизни. Конец пути. Любого пути.
Вокруг костра сидели игроки — они только внешне похожи на людей. Я видел их насквозь, я слышал биение их сердец. Демиурги. Вечные странники. Но не люди. Нет, это совсем не люди.
Дина и Андрей растворились сразу, а я не мог. Я знал, ты меня ждешь.
Но, знаешь, милая, я так тебя люблю, что протяну долго, намного дольше. Я буду печатать. Буду печатать всякую чушь, но знай — с тобой говорит мой голос. Пожалуйста, разбери его среди этой размазни.
У меня дрожат пальцы — мне приходится периодически стирать написанное, ведь, я знаю, ты терпеть не можешь безграмотность. Хотя какая теперь разница! Что самое непростое, я не имею права отрывать взгляд от экрана, а я чувствую, за спиной что-то творится. Помнишь рассказ о цветении папоротника — я сейчас как беглец, сорвавший этот запретный плод. Чудовище за спиной, оно дышит мне в затылок — но удача на моей стороне. Пока я не обернусь — не загляну страху в лицо.
Я печатаю, а они стоят и смотрят, готовые в любой момент порвать нашу с тобой последнюю связь. Черт, буквы начали расплываться перед глазами. Не волнуйся, сейчас я приду в себя. Глубокий вдох, выдох. Слава богу, хоть дышать мне пока не запретили. Хотя с них станется.
Впрочем, мне никто не запрещал печатать не спеша, так что какого черта я куда-то тороплюсь! Сейчас торопиться просто противопоказано. А когда нас прервут — торопиться куда-либо будет вообще незачем.
Господи, как мне хочется откинуться на кровать, полежать, собраться с мыслями. Нельзя творить на бешеной скорости — видно, они этого не понимают. Мне сказали, что это наказание. Я практически перестал заниматься творчеством — ведь я же знаю, что ты от меня не сбежала только потому, что на мониторе хотя бы изредка появлялись какие-то каракули. Какие-то бездарные мысли облекались в изящную форму — и ты, скрепя сердце, их читала, видя в них каплю гениальности. А я вот сомневаюсь. Во всем сомневаюсь. В своем творчестве, в своей работе, вообще, моя жизнь долго ставилась мной под сомнение. Правда, гипотетически. Ну знаешь, все эти мысли о правильном/неправильном пути. Дескать, туда ли я иду.
Я думаю, сейчас ни к чему эти философские рассуждения — тебя ведь интересуют факты. Что с нами, куда мы пропали, почему не вернулись? Почему в конце концов Надия пришла домой злая и обиженная на весь мир? Она уже рассказала, как мы ее, бедняжку, бросили на дороге. Кто кого бросил! Надия уперлась рогами и сказала, что пойдет обратно. Андрей сказал: Иди! И мы втроем двинулись дальше. Думали, человек одумается, пойдет следом. Но она буквально припустила в обратную сторону. Казалось, что тьма просто слизнула Надию с лица земли. Но все было наоборот. Тьма слизнула нас, и мы исчезли, чтобы никогда не вернутся. Три одиноких человека бесследно растворились в лунном сиянии.
Ну, конечно, ничего необычного мы сперва не заметили. Шлепали себе по дороге вверх, надеясь дойти до ближайшего населенного пункта. Правда, у меня возникли некие сомнения — все-таки признаков жилья не было слишком долго. Ну мы же упорные, а самое главное — гордые, как птица еж. Кондыбали и кондыбали, пока Дина решительно не остановилась.
— Слушайте, может, надо было идти в другую сторону? Вы же говорили, что деревня близко.
Я молча стоял и смотрел вперед. В пятидесяти метрах от нас неожиданно вырос лес, и дорога вела именно туда.
— Думаю, деревня за перелеском, — сказал Андрей.
— Мы уже совсем близко.
— Ни фига себе перелесочек. Не хочу показаться занудой, но может, двинем назад?
Меня будто ударило током. Назад, назад. Я вдруг четко понял, что это понятие никак не укладывается в голове. Куда это — назад?
— Неужели не чувствуете, этого слова для нас больше нет. Оно утратило свой смысл, — хотел сказать банальность, а получилось будто бы откровение. Во всяком случае, Дина с Андреем на меня так уставились, словно я — истина в последней инстанции.
Меня почему-то охватило беспокойство — показалось, что мы не должны быть на этой дороге. Какая-то неясная опасность чувствовалась в свежем весеннем воздухе. Я решительным шагом отправился в лес. Мне уже почему-то стало все равно, пойдут ребята со мной или нет. Но они пошли. И слава Богу. Нельзя было оставаться на дороге, просто нельзя.
Лес был какой-то неапрельский. Скорее он переживал середину октября. И знаешь, кто-то жег сухие ветки. Кто-то жег ветки. Мы только зашли и сразу это увидели. Пионерский костер, плачущий по нашим душам. Вечное пламя ускользающей жизни. Конец пути. Любого пути.
Вокруг костра сидели игроки — они только внешне похожи на людей. Я видел их насквозь, я слышал биение их сердец. Демиурги. Вечные странники. Но не люди. Нет, это совсем не люди.
Дина и Андрей растворились сразу, а я не мог. Я знал, ты меня ждешь.
Страница
1 из 2
1 из 2
