Ритуал

Наверное, это должно льстить мне, как морскому офицеру, но тщеславие военного моряка чуждо мне, ведь в мире есть только одно, ради чего я существую… Жак Дюруа де Шомарэ.

3 июля 1816.

Сегодняшняя ночь была великолепной! Для меня. И ужасной — для всех остальных. Фрегат нашел свою смерть, прочно сев на мель у северо-восточного побережья Африки… Почему-то мне запомнились именно звуки: глухой скрип днища о песок, треск ломающихся мачт и досок обшивки, пронзительный звон рвущихся вант. И крики, крики, крики… Истошные, полные боли и отчаяния, и так ласкающие слух!

Как капитан, я должен был покинуть судно последним, но в таком случае, мне пришлось бы разделить судьбу Медузы, а я не могу позволить себе умереть, не увидев… Жрец.

… как прошел Ритуал. О! В те дни Ты принял славную жертву! Я помню не все, ведь при каждом перерождении часть воспоминаний бесследно исчезает, иначе я сошел бы с ума под их чудовищным грузом, но главное я помню. Я помню полные небывалого презрения взгляды, которые бросали в мою сторону, те, кому посчастливилось оказаться в шлюпке. Я помню отчаяние на лицах людей, кому не хватило мест в лодках, и кого мы пытались буксировать за собой на плоту. Я-то знал, что они обречены.

А потом я читал воспоминания моего корабельного хирурга, одного из тех немногих, кем Ты побрезговал. Помню, я искренне улыбался, когда читал все эти его бушующие волны, жуткое состояние, страшная картина, безумец с топором, бешеная рать. Я улыбался, зная, как Ты понемногу, по десять-двадцать человек за ночь (а в один из дней, на рассвете, не досчитались более шести десятков), брал то, что Тебе причиталось. Я улыбался, представляя тот ужас, который царил на плоту, когда Ты насылал на них волны, жажду, голод, солнце, акул и сумасшествие. Как бы то ни было, но в тот раз Ты остался доволен.

Тело капитана Дюруа де Шомарэ умерло спустя двадцать пять лет после Ритуала, а имя его навсегда осталось покрытым позором. Я умер вместе с ним, но только затем, чтобы вновь появиться на свет и стать тем… Вальтер Швигер, 7 мая 1915.

… кто я есть ныне.

Сейчас 15.10 по среднеевропейскому времени. Торпеда уходит, и те секунды, что отделяют ее от цели, тянутся подобно патоке. На лодке воцаряется тишина, и теперь я могу… Жрец.

… воззвать к Тебе:

Море — храм Твой, И волны его — алтарь Твой.

Прими, Господь мой, эту скромную жертву, И даруй мне частицу благодати Своей!

Вальтер Швигер.

Взрыв был чудовищный. Я думаю, что взорвалась угольная пыль. Как бы то ни было, но обломки взлетели выше труб, а в борту сейчас зияет безобразная пробоина, похожая на рваную рану. Судно стремительно заваливается на правый борт, одновременно погружаясь носом. Я вижу панику среди пассажиров. Отсюда их предсмертная суета ничем не отличается от возни червей в выгребных ямах матросских казарм — она столь же отвратительна и бессмысленна. В перископ теперь видно и название судна, выполненное золотыми буквами на его носу: Лузитания.

Я не знаю, как расценят мой поступок, когда мы вернемся назад, в Вильгельмсхафен. Имперское командование, скорее всего, назовет меня героем, а все остальное человечество заклеймит как последнего подонка. Но это не имеет для меня никакого значения. Главное, чтобы я выполнил свое предназначение, главное — … Жрец.

… чтобы был исполнен Ритуал.