Что не дала тебе при жизни…

— Чего? Чего ты хочешь?! — выкрикнула Нозоми.

На секунду воцарилась тишина. Дом замолчал. Дождь прекратился. Вода остановилась. И только из детской Юкки слышались тихие всхлипы и царапание ноготков по лакированной поверхности двери.

Нозоми поняла, что у неё нет другого выхода. Она опустила Саши в воду и нырнула вниз, за ключом.

Нозоми с трудом вставила ключ в замочную скважину и повернула три раза. С каждым щелчком сердце её сжималось от ужаса. Наконец, ключ повернулся в последний раз, и дверь плавно отворилась.

В детской было сухо и светло — будто и не было никакого дождя. Нозоми подняла голову и увидела чисто выбеленный потолок. Кто-то взял её за руку. Саши.

Молодая женщина ободряюще сжала ладошку дочери в своей руке и услышала уже знакомый смех.

Перед ней, улыбаясь глазами, полными слёз, стояла маленькая девочка — лет десяти-одиннадцати. Босая, в ночной сорочке и спутанными чёрными волосами. Она протягивала Нозоми гребешок.

Молодая женщина машинально взяла гребень и стала расчёсывать Юкки волосы.

Краем глаза она увидела Саши — та сидела на кровати и играла в куклы с другой девочкой — лет трёх-четырёх. Обе улыбались и что-то рассказывали друг другу, заплетая куклам банты.

— Тебе нравится твой новый дом, мама? — вдруг спросила Юкки.

Рука Нозоми дрогнула, едва не выронив гребешок.

Щёлкнул выключатель, и свет погас. Однако за окном уже было светло. Щебетали птицы. Гудели пчёлы. Персики цвели густым розовым цветом. Занавески на окнах зашевелились, пропуская в комнату поток свежего воздуха.

— Хороший… дом, — выдавила из себя Нозоми.

— Ты ведь больше не оставишь меня одну, мама?

Молодая женщина почувствовала, как на неё уставились сразу несколько пар глаз. Юкки, Саши, незнакомой маленькой девочки и хозяйка, чьё лицо нарисовалось в оконном проёме и замерло, будто напряжённо ожидая ответа.

— Не оставлю.

Нозоми обняла Юкки за плечи и поцеловала в макушку.

Губы хозяйки дома расплылись в мимолётной улыбке. Лицо её померкло и медленно растворилось в лучах утреннего солнца.

Младшие девочки соскочили с кровати и попросились в сад.

— Ноа, ты уверен, что они зашли именно в этот дом?

Ноа с некоторым удивлением рассматривал облезшие стены, разбитые оконные рамы, чёрные когтистые ветви сухого персика, грозившего свалиться на обветшалый домик при первом же порыве сильного ветра.

— Вчера это выглядело по-другому… Мать Нозоми едва слышно хмыкнула.

— В этом доме не живут уже несколько лет. Никто не хочет его покупать, а местные обходят стороной. Нозоми не могла сюда зайти. Тем более, ты видел свет. Электричество здесь давно обрезали.

— Что это за дом? — настаивал Ноа.

— Когда-то в доме жила вдова с двумя дочерьми. Женщина работала по ночам, оставляя младшую дочь под присмотром старшей. Однажды та не уследила, и малышка утонула в ванной. Тогда разгневанная мать заперла дочь в комнате с телом сестры и не открывала дверь целую неделю. Соседи слышали, как девочка кричала и молила выпустить её. Но вдова обезумела от горя и не желала её щадить. В конце концов соседи вызвали полицию. Дверь открыли. Но было поздно: у девочки остановилось сердце.

— Ужасно, — пробормотал Ноа, — а что стало с матерью?

— Её забрали в психиатрическую клинику. Но долго она не прожила: в тот же год её не стало.

Ноа стоял, опустив голову, и смотрел себе под ноги. Он не мог простить себе, что не пошёл тогда за ними. Но он боялся услышать от Нозоми, что она его ненавидит. Поэтому и остался ждать до утра. Может, за ночь Нозоми сумеет немного остыть… — Иди домой, Ноа, — сухо сказала теща, — если Нозоми не хочет тебя видеть, она сумеет скрыться: уж я-то знаю свою дочь.

Ноа молча кивнул, но не сдвинулся с места. Тёща поджала губы и повернулась к нему боком.

— Оставь её, Ноа. Нозоми уже дважды прощала тебя. Если не можешь любить только одну женщину, значит, иди на все четыре стороны и живи своей жизнью.

Сказав это, мать Нозоми отправилась домой. А Ноа ещё долго стоял перед домом, всматриваясь в разбитые окна. Наконец, он набрался решимости и подошёл к крыльцу. Прогнившие половицы жалобно скрипнули под его тяжестью.

«Да здесь всё скоро рухнет», — подумал Ноа, — «теща права: Нозоми вряд ли бы решилась сюда зайти».

Ноа повернулся спиной к дому, однако сердце вдруг громко застучало, словно призывая его вернуться обратно. Ноа снова подошёл в двери, открыл её и вошёл внутрь.

В доме было пусто и пыльно. Пахло мышами и сыростью. На полу валялся старый, потемневший от времени рюкзак. Ноа наклонился и поднял рюкзак, с удивлением отметив, что у Нозоми был такой же, только почти новый.

Неожиданно раздался детский смех, а из-под двери напротив показалась полоска света.