Дочь антиквара

«Воры». Слово было как удар наотмашь, и Лиза вздрогнула. Она вовсе не хотела воровать этот дурацкий Гретин телефон, взяла только посмотреть… Но Грете, с которой они поссорились на прошлой неделе и до сих пор не померились, конечно, не понравилось бы, что Лиза берёт её вещи. Поэтому, когда в коридоре послышался её голос, Лиза машинально сунула телефон в карман. Всего-то и надо было, что быстро вернуть его обратно на Гретину парту, но от неожиданности Лиза не сообразила это сделать. А после того как Грета вошла в класс, было уже поздно. Когда она обнаружила пропажу и подняла шум, Лизе не оставалось ничего кроме как потихоньку положить телефон в рюкзак своей соседки по парте, Софии Блэк.

— Если никто не признается, придётся обыскивать сумки, — отчеканила миссис Сэвидж.

Класс ответил тишиной. Ну да, как можно признаваться в таких вещах… Ведь теперь, после слов учительницы, уже никто не поверит, что намерения красть у Лизы не было.

Но зачем устраивать обыск?! Почему не предположат, что Грета могла потерять телефон, или что его украл какой-нибудь настоящий вор, пока она шла в школу… «Я могла бы сказать что-то такое», — мелькнуло в голове. Но Лиза тут же отказалась от этой мысли. Зачем привлекать к себе лишнее внимание? Грета твёрдо уверена, что с утра телефон был с ней, и что она клала его на парту.

— Что ж, приступим.

— Миссис Сэвидж не теряла самообладания, не позволяла себе кричать на детей. Только вздрагивающая левая бровь выдавала, как сильно она рассержена.

— Начнём по порядку. Крейн, выкладывай все вещи на стол.

Толстяку Гарри Крейну «повезло» сидеть на первой парте первого ряда. Хотя и с явной неохотой, он подчинился и открыл молнию на своём лягушачье-зелёном портфеле.

— Имейте в виду, — с расстановкой произнесла миссис Сэвидж, — ворам в нашей школе не место. Я поставлю перед директором вопрос об исключении.

У Лизы внутри всё похолодело. Исключение за кражу — ужасный позор! Как сказать отцу? Он, конечно, добрый, и сильно ругаться не станет — но это же стыдно… А как в другой школе будут смотреть на новичка-воришку? В таком небольшом городе как Снайдерсвилль новости распространяются быстро.

Но всё это ждёт не её, Лизу. Чужой телефон не в её сумке.

Только ведь София-то совсем ни при чём… Уж кто-кто, а она, такая безобидная и тихая, как мышка, меньше всего заслуживает, чтобы её назвали воровкой. Но всё-таки скорее поверят, что телефон украла она, чем Лиза, которую за льняные кудри и небесно-голубые глаза прозвали Ангелочком.

Обыск продолжался. Один за другим ученики безрезультатно опустошали свои сумки. Очередь Лизы и Софии неизбежно приближалась.

«Она не виновата, — думала Лиза про свою соседку, — но и я тоже. Я не хотела воровать».

Софию Блэк не исключили. Но вынести ей пришлось столько, что никому не пожелаешь: разговоры с директором, вызов родителей в школу, презрение одноклассников, которое осталось даже после того как случай с телефоном начал забываться. И только одна Лиза знала, что всё это несправедливо и напрасно. Но она молчала.

— Пап, какое замечательно пополнение для нашего магазина!

Лиза помогала отцу распаковывать коробки, в которых прибыли новые товары. Внутри картонных ящиков находилось множество слоёв мягкой упаковки, чтобы антикварные предметы не пострадали в дороге. Но труд, который надо было прилагать, чтобы извлечь на свет каждую вещь, того стоил. Лиза с детства привыкла видеть вокруг себя изящные произведения искусства: как не привыкнуть, когда первый этаж твоего дома — антикварный магазин, или второй этаж магазина — твой дом, как посмотреть. Но даже она не могла сдержать искреннего восторга, такие редкие и ценные восточные статуэтки, вазы и украшения отец приобрёл на этот раз. Живя среди необычных вещей, Лиза не могла не стать знатоком и ценителем. Сам хозяин магазина, мистер Кеннет, её отец, тоже не скрывал, что весьма доволен таким удачным приобретением.

— Ох, видела бы твоя мама всю эту красоту… — вздохнул он с полуулыбкой, в которой сквозила грусть. Это выражение появлялось на лице мистера Кеннета каждый раз, стоило ему вспомнить жену, оставившую его вдовцом, когда их дочке было всего два года.

Лиза совсем не помнила матери, поэтому отцовской тоски по ней разделить не могла. И даже удивлялась порой, как это чувство оставалось живо в его душе и по прошествии десяти лет, и теперь, когда минуло уже двадцать. Она продолжала доставать из ящиков чайные чашечки и чайники с тонкой росписью, причудливые курильницы для благовоний и тяжёлые браслеты из самоцветных камней. На всех вещах лежала благородная печать времени — их можно было назвать старинными, но никак не старыми.

— Интересно, что здесь такое? — добраться до содержимого одной коробки оказалось особенно трудно.

— А, — отвлёкся от воспоминаний мистер Кеннет, — с этим, дочка, будь очень осторожна.