Ей часто снилось, как Граница поглощает город, как он осыпается оползнем: улицы, здания, арки — и люди, люди в окнах, люди на тротуарах, люди, державшиеся за руки и люди, не замечающие друг друга — растерянные, испуганные, словно дети одной семьи, но похожие не чертами лица, а одним и тем же смешным выражением: округлившиеся глаза и зияющие рты. В беспорядке расположившиеся неподвижные марионетки, невидимый кукловод стряхивает их в свой чёрный ящик, сминая причёски и суставы — эти тела больше никому не понадобятся.
Добавить в моё избранное
4 мин, 31 сек 9300
Граница всегда пугала её — черта, отделяющая видимый мир от чего-то непредставимого. Даже после пробуждения этот сон оставался наяву, крался след-в-след, нарочно оставляя знаки присутствия. Сон отбрасывал тени, его шевеление можно было услышать, прижавшись ухом к стене, он таился всюду, он был настоящим хозяином города. Как огромная жирная гусеница, сон кутался в кокон дурных предзнаменований, чтобы однажды развернуть над миром ужасающие крылья.
В то утро никто не пришёл будить её, чтобы сказать, что сон наконец-то сбылся. Она проснулась гораздо позже обычного и всё пропустила. Небо за окном было застелено мятым серым покрывалом. Заглядывать дальше или смотреть на сад ей не захотелось.
Она провела два часа в своей комнате, занимаясь какими угодно делами, лишь бы не выходить, лишь бы подольше воображать себе, что всё в порядке. Так бывало и раньше, с одной только разницей: сегодня никто не пришёл пригласить её к завтраку. Отовсюду доносилась оглушительная тишина, ни одного звука жизни. Даже собственное знакомое и обжитое убежище теперь выглядело мёртвым, холодным и опустошённым. Небезопасным. Трудно было решить, что страшнее: выйти или остаться здесь.
Возможно, если я выйду, окажется, что всё в порядке. Что я всего лишь оглохла.
Но наяву сон оказался гораздо страшнее. Кукловод не вытряхнул людей в иную реальность. Все они остались здесь, бездыханные и неподвижные. Горничная лежала у дверей её комнаты — обмякшая, набитая тряпками кукла. Упав, она умудрилась сломать себе шею и теперь смотрела на девочку через плечо нелепо вытаращенным глазом — Ты что, ещё жива?! Рядом валялся поднос, осколки фарфора и комки завтрака. Она переступила через горничную и пошла дальше. Возвращаться и прятаться не было смысла: сон найдёт везде.
На пути к Треугольной Комнате ей ещё не раз пришлось обходить мёртвых слуг. Пока они были живыми, она редко обращала на них внимание, а теперь неожиданно обнаружила, что все слуги совершенно разные, отличаются друг от друга гораздо заметнее, чем те, кому её представляли — Посмотрите, а это наша маленькая Нетти — и ответ всегда один и тот же, одним тоном — Она очаровательна, просто очаровательна. Магнетта не смогла бы различить тех людей, так как никогда не смотрела в их лица, и не была уверена, что они на неё смотрели. Теперь все они тоже мёртвые.
В Треугольной Комнате она каждое утро встречалась с родителями для однообразного семейного ритуала. Этот день исключением не стал.
— Здравствуйте, мама. Здравствуйте, папа. Мне спалось замечательно. Надеюсь, и вы хорошо отдохнёте.
Перед забвением родители не сцепились пальцами, не посмотрели друг на друга — смерть не изменила и не сблизила их. Кара откинулась на спинку вписанного в угол стен густо-зелёного дивана, таращилась в потолок, открыв рот, бессильная сделать последний спасительный вдох. Подбородок у неё был мокрый от слюны и блестел. К животу Кара прижимала свою кошку, белую и дохлую. Может, сама её и удавила?
И не было никакой крастоты от природы, не осталось ни лоска, ни роскоши. Дорогое платье, обнажённые плечи, сковывающие запястья браслеты, волосы, сияющие, как начищенная медь были бессильны сделать мёртвую Кару прекрасной. Она обмякла, больше не следила за осанкой и выражением лица — ни своим, ни Магнеттиным.
Морган опрокинул на себя кофе и уронил голову на грудь. Выглядело это, будто он старается повнимательней рассмотреть остывающее пятно в орнаменте красных брызг на светлой рубашке — или спит, или тихо плачет. Из носа у него совсем недавно капала кровь.
— Я пойду прогуляться, мама и папа. Не волнуйтесь за меня, ничего не случится — там ведь все тоже умерли. Желаю приятно провести день.
Магнетта никогда не бывала в городе одна. Иногда родители демонстрировали её жителям во время очень редких и очень официальных праздников, пару раз в месяц ездила куда-нибудь в плотно зашторенной карете, но у неё никогда не было возможности приблизиться, почувствовать себя одной из настоящих людей. И уже не будет. Так я и осталась отдельной.
Улицы выцвели, тёмное небо заштриховало его кривыми ухмылками теней. Лица тех, кто умер, повернувшись к свету, были серыми и отсыревшими, как набухшие перед дождём тучи. Она рассматривала их, пытаясь угадать, кто были эти люди, чем занимались перед тем, как сон забрал их, и целую жизнь до того. Вот этой старухе повезло:она, скорей всего, как раз сегодня собиралась скрючиться, откашлять последнюю мокроту и погасить последние мысли — разве что не посреди улицы. Вон тот парень вряд ли расчитывал провести остаток жизни с пользой, так что не важно, где и когда накрыла его смерть. А парочке в подворотне не повезло: приятно ли задохнуться в поцелуе? Звучит романтично, но выглядит — отвратительно.
Но вскоре изучать лица наскучило: от их однообразия кружится голова. Разомкнутые удушьем губы, расширившиеся зрачки — всё как она себе представляла, но слишком обыденно, слишком… по-настоящему.
В то утро никто не пришёл будить её, чтобы сказать, что сон наконец-то сбылся. Она проснулась гораздо позже обычного и всё пропустила. Небо за окном было застелено мятым серым покрывалом. Заглядывать дальше или смотреть на сад ей не захотелось.
Она провела два часа в своей комнате, занимаясь какими угодно делами, лишь бы не выходить, лишь бы подольше воображать себе, что всё в порядке. Так бывало и раньше, с одной только разницей: сегодня никто не пришёл пригласить её к завтраку. Отовсюду доносилась оглушительная тишина, ни одного звука жизни. Даже собственное знакомое и обжитое убежище теперь выглядело мёртвым, холодным и опустошённым. Небезопасным. Трудно было решить, что страшнее: выйти или остаться здесь.
Возможно, если я выйду, окажется, что всё в порядке. Что я всего лишь оглохла.
Но наяву сон оказался гораздо страшнее. Кукловод не вытряхнул людей в иную реальность. Все они остались здесь, бездыханные и неподвижные. Горничная лежала у дверей её комнаты — обмякшая, набитая тряпками кукла. Упав, она умудрилась сломать себе шею и теперь смотрела на девочку через плечо нелепо вытаращенным глазом — Ты что, ещё жива?! Рядом валялся поднос, осколки фарфора и комки завтрака. Она переступила через горничную и пошла дальше. Возвращаться и прятаться не было смысла: сон найдёт везде.
На пути к Треугольной Комнате ей ещё не раз пришлось обходить мёртвых слуг. Пока они были живыми, она редко обращала на них внимание, а теперь неожиданно обнаружила, что все слуги совершенно разные, отличаются друг от друга гораздо заметнее, чем те, кому её представляли — Посмотрите, а это наша маленькая Нетти — и ответ всегда один и тот же, одним тоном — Она очаровательна, просто очаровательна. Магнетта не смогла бы различить тех людей, так как никогда не смотрела в их лица, и не была уверена, что они на неё смотрели. Теперь все они тоже мёртвые.
В Треугольной Комнате она каждое утро встречалась с родителями для однообразного семейного ритуала. Этот день исключением не стал.
— Здравствуйте, мама. Здравствуйте, папа. Мне спалось замечательно. Надеюсь, и вы хорошо отдохнёте.
Перед забвением родители не сцепились пальцами, не посмотрели друг на друга — смерть не изменила и не сблизила их. Кара откинулась на спинку вписанного в угол стен густо-зелёного дивана, таращилась в потолок, открыв рот, бессильная сделать последний спасительный вдох. Подбородок у неё был мокрый от слюны и блестел. К животу Кара прижимала свою кошку, белую и дохлую. Может, сама её и удавила?
И не было никакой крастоты от природы, не осталось ни лоска, ни роскоши. Дорогое платье, обнажённые плечи, сковывающие запястья браслеты, волосы, сияющие, как начищенная медь были бессильны сделать мёртвую Кару прекрасной. Она обмякла, больше не следила за осанкой и выражением лица — ни своим, ни Магнеттиным.
Морган опрокинул на себя кофе и уронил голову на грудь. Выглядело это, будто он старается повнимательней рассмотреть остывающее пятно в орнаменте красных брызг на светлой рубашке — или спит, или тихо плачет. Из носа у него совсем недавно капала кровь.
— Я пойду прогуляться, мама и папа. Не волнуйтесь за меня, ничего не случится — там ведь все тоже умерли. Желаю приятно провести день.
Магнетта никогда не бывала в городе одна. Иногда родители демонстрировали её жителям во время очень редких и очень официальных праздников, пару раз в месяц ездила куда-нибудь в плотно зашторенной карете, но у неё никогда не было возможности приблизиться, почувствовать себя одной из настоящих людей. И уже не будет. Так я и осталась отдельной.
Улицы выцвели, тёмное небо заштриховало его кривыми ухмылками теней. Лица тех, кто умер, повернувшись к свету, были серыми и отсыревшими, как набухшие перед дождём тучи. Она рассматривала их, пытаясь угадать, кто были эти люди, чем занимались перед тем, как сон забрал их, и целую жизнь до того. Вот этой старухе повезло:она, скорей всего, как раз сегодня собиралась скрючиться, откашлять последнюю мокроту и погасить последние мысли — разве что не посреди улицы. Вон тот парень вряд ли расчитывал провести остаток жизни с пользой, так что не важно, где и когда накрыла его смерть. А парочке в подворотне не повезло: приятно ли задохнуться в поцелуе? Звучит романтично, но выглядит — отвратительно.
Но вскоре изучать лица наскучило: от их однообразия кружится голова. Разомкнутые удушьем губы, расширившиеся зрачки — всё как она себе представляла, но слишком обыденно, слишком… по-настоящему.
Страница
1 из 2
1 из 2
