Саня чувствовал себя отвратительно. Мерзко. — В подплывшую голубую витрину троллейбуса он влез сугубо по привычке, хотя и толкаемый жестокой жизненной необходимостью.
Добавить в моё избранное
9 мин, 14 сек 18534
— На работу надо было. Внутри было тесно, а в нутре тошно. Во рту ворочалась липкая сушь.
Тяжело в России по утрам… Лицо за ночь, несмотря на примочки бодяги, распухло и мешало смотреть. Вчера день окончился таки убойно: зарплата была потеряна, морда набита — ладно хоть самолюбие уцелело. Оно имело обыкновение страдать по утрам, постепенно истаивая на нет, по мере приближения к работе.
Блин, дермово, думал Саня. Денег нет. Найти то найду, а вот не замучают так затрахают, это да — и на работе и дома. Халяву хорошо бы Семеныч подкинул, да вот хер его знает, подкинет ли? То же забухал. Но Саня внутренне позавидовал сдержанному Семенычу, который, конечно не терял зарплаты в день ее получки, а делал это в здравом уме и трезвой памяти на протяжении недели. Хотя и ему денег хватало только на водку… Тралик переползал от остановки к остановке сквозь хмурое утро вторника.
Вторник… Вторник… Фторник.
Из массива усредненных знаний на Саню выпало вспоминание о безумной ядовитости фтора, потому используемого в борьбе за зубы населения.
Потому в голове у Сани, сомнамбулично наблюдавшего за отражениями в стекле, некий логик совсем отдельный от владельца черепа, рассуждал о том, что день и верно ядовит, полностью отвечая своему названию… Черный фторник, в общем.
На очередной остановке, всего второй из шести необходимых для проезда до работы, резвые бабки, все в среднетяжелом весе, с грацией и проворством борцов сумо взяли троллейбус штурмом. Охая и стеная, они согнали с сидений всякую шушеру, проституток, алкашей, наркоманов и насильников, деливших с ними общественный транспорт, а на следующей остановке проворно выбросились вон.
Стало просторней.
Саня поворочавшись, высвободил ногу зажатую в хаотичном движении напиравших тел, и упершись локтями в стекло, блокировал давление выдавливавшее его за окно.
Грохнув полетевшими на бок рогами, тралик встал на повороте в месиве дорожной пробки. Безмолвный, но физически ощутимый надрывный стон, пролетел по салону. Не спеша с полуодетым на одно плечо оранжевым жилетом, прошла мимо окна тетка в подпалинах обесцветки на серых космах. Троллейбус, страдая слушал как обстоятельно грохоча, она вправляет рога на место. Желанная остановка стояла за мутными плексигласом окон — близкая, но недоступная, как обетованная земля… Наконец общественный транспорт изволил причалить, — двери тяжело отворились, подминая подвернувшуюся плоть. Серый люд вывалил на асфальт. Далее троллейбус шел относительно свободным — и от этого Саня внутренне подобрался. Контролеры, недолюбливая переполненный престарелыми льготниками час-пик, логично избирали полупустые троллейбусы с опаздывающими работягами и студентами на борту. Саня не имея даже пробитого талона, с тоской загоняемого зверя предчувствовал тяжкий разговор и общественное попрание, совершенно отчетливо понимая, что эта тоска и выдаст его… Предчувствие отрезвляло и понемногу вводило в обычную колею.
Студент в бейсболке, в наушниках под бейсболкой и с ушами под наушниками, созерцал внутренние поверхности своих очков. Штаны у него были цвета давешней утренней блевотины — это и есть хаки, наверное. Бабка, скорчившись на сидении рядом со студентом, благодаря ему приобщалась к самому распоследенему звуковому прогрессиву. Бабка не ценила соседства и судорожно морщила лицо — либо страдала нервным тиком.
А студент в бейсболке видимо страдал от серных пробок.
— Не покупайте мороженое «Труфальдино», — неожиданно произнесла бабка сиплым, возможно пропитым голосом.
— Купила вчера, теперь глотаю с трудом. Только шесть рубликов зазря затратила. На лекарства, денег больше уйдет… Думаете, они туда орехи ложат? Себе оставляют… Положат как же… Саня отстранено воспринимавший занудные звуковые колебания, постепенно впадал в транс.
— Но, но… — Девица в блестящем как фольга куртофане отшатнулась от впадавшего в ее объятия Санька. Ее дальнейшие сентенции потонули в склочной лайке вспухшей на передней площадке.
— Ты мене побазарь, молодой! Шавка, ты еще базарить!
— Да чё она… — Замолкни, постоишь, ишь выискался, — Вот по таким и судят о современной молодежи!
Эталон современной молодежи видимо не нашелся чего на это сказать, — А двери на приблизившуюся стоянку уже открылись. Но — в сонном Сани кровотоке произошел всплеск адреналина, -только первые и последние, в режиме загонной охоты… Вот и началось самое интересное.
— То, что придает поездкам в общественном транспорте привкус животной борьбы за существование.
— Предъявили билетики! -Невыразимо самодовольно и самовластно изреченная фраза зависла под низким покатым потолком.
И как водилы узнают, что они ждут на остановках? Никак не успеть отреагировать и стащить с морды гримасу застывшего зайца. Никак… Плотные парни в черных куртках, с бритыми затылками и подбородками двинули через салон навтречь друг другу.
Тяжело в России по утрам… Лицо за ночь, несмотря на примочки бодяги, распухло и мешало смотреть. Вчера день окончился таки убойно: зарплата была потеряна, морда набита — ладно хоть самолюбие уцелело. Оно имело обыкновение страдать по утрам, постепенно истаивая на нет, по мере приближения к работе.
Блин, дермово, думал Саня. Денег нет. Найти то найду, а вот не замучают так затрахают, это да — и на работе и дома. Халяву хорошо бы Семеныч подкинул, да вот хер его знает, подкинет ли? То же забухал. Но Саня внутренне позавидовал сдержанному Семенычу, который, конечно не терял зарплаты в день ее получки, а делал это в здравом уме и трезвой памяти на протяжении недели. Хотя и ему денег хватало только на водку… Тралик переползал от остановки к остановке сквозь хмурое утро вторника.
Вторник… Вторник… Фторник.
Из массива усредненных знаний на Саню выпало вспоминание о безумной ядовитости фтора, потому используемого в борьбе за зубы населения.
Потому в голове у Сани, сомнамбулично наблюдавшего за отражениями в стекле, некий логик совсем отдельный от владельца черепа, рассуждал о том, что день и верно ядовит, полностью отвечая своему названию… Черный фторник, в общем.
На очередной остановке, всего второй из шести необходимых для проезда до работы, резвые бабки, все в среднетяжелом весе, с грацией и проворством борцов сумо взяли троллейбус штурмом. Охая и стеная, они согнали с сидений всякую шушеру, проституток, алкашей, наркоманов и насильников, деливших с ними общественный транспорт, а на следующей остановке проворно выбросились вон.
Стало просторней.
Саня поворочавшись, высвободил ногу зажатую в хаотичном движении напиравших тел, и упершись локтями в стекло, блокировал давление выдавливавшее его за окно.
Грохнув полетевшими на бок рогами, тралик встал на повороте в месиве дорожной пробки. Безмолвный, но физически ощутимый надрывный стон, пролетел по салону. Не спеша с полуодетым на одно плечо оранжевым жилетом, прошла мимо окна тетка в подпалинах обесцветки на серых космах. Троллейбус, страдая слушал как обстоятельно грохоча, она вправляет рога на место. Желанная остановка стояла за мутными плексигласом окон — близкая, но недоступная, как обетованная земля… Наконец общественный транспорт изволил причалить, — двери тяжело отворились, подминая подвернувшуюся плоть. Серый люд вывалил на асфальт. Далее троллейбус шел относительно свободным — и от этого Саня внутренне подобрался. Контролеры, недолюбливая переполненный престарелыми льготниками час-пик, логично избирали полупустые троллейбусы с опаздывающими работягами и студентами на борту. Саня не имея даже пробитого талона, с тоской загоняемого зверя предчувствовал тяжкий разговор и общественное попрание, совершенно отчетливо понимая, что эта тоска и выдаст его… Предчувствие отрезвляло и понемногу вводило в обычную колею.
Студент в бейсболке, в наушниках под бейсболкой и с ушами под наушниками, созерцал внутренние поверхности своих очков. Штаны у него были цвета давешней утренней блевотины — это и есть хаки, наверное. Бабка, скорчившись на сидении рядом со студентом, благодаря ему приобщалась к самому распоследенему звуковому прогрессиву. Бабка не ценила соседства и судорожно морщила лицо — либо страдала нервным тиком.
А студент в бейсболке видимо страдал от серных пробок.
— Не покупайте мороженое «Труфальдино», — неожиданно произнесла бабка сиплым, возможно пропитым голосом.
— Купила вчера, теперь глотаю с трудом. Только шесть рубликов зазря затратила. На лекарства, денег больше уйдет… Думаете, они туда орехи ложат? Себе оставляют… Положат как же… Саня отстранено воспринимавший занудные звуковые колебания, постепенно впадал в транс.
— Но, но… — Девица в блестящем как фольга куртофане отшатнулась от впадавшего в ее объятия Санька. Ее дальнейшие сентенции потонули в склочной лайке вспухшей на передней площадке.
— Ты мене побазарь, молодой! Шавка, ты еще базарить!
— Да чё она… — Замолкни, постоишь, ишь выискался, — Вот по таким и судят о современной молодежи!
Эталон современной молодежи видимо не нашелся чего на это сказать, — А двери на приблизившуюся стоянку уже открылись. Но — в сонном Сани кровотоке произошел всплеск адреналина, -только первые и последние, в режиме загонной охоты… Вот и началось самое интересное.
— То, что придает поездкам в общественном транспорте привкус животной борьбы за существование.
— Предъявили билетики! -Невыразимо самодовольно и самовластно изреченная фраза зависла под низким покатым потолком.
И как водилы узнают, что они ждут на остановках? Никак не успеть отреагировать и стащить с морды гримасу застывшего зайца. Никак… Плотные парни в черных куртках, с бритыми затылками и подбородками двинули через салон навтречь друг другу.
Страница
1 из 3
1 из 3
