Я смотрел на эту девочку очень долго. Едва ли есть восемнадцать, но тут и не понять — крохе-азиаточке могло быть хоть тринадцать, хоть двадцать семь. Полукровка, отец неизвестен, язык почти не знает, разбирать ее мучительные каракули не было сил…
Добавить в моё избранное
2 мин, 47 сек 9667
Необыкновенно серьезная.
— Расскажи, что случилось, Лио, — попросил я очень мягко. Кроха съежилась, смотря снизу вверх.
— Я плохо рассказывать, — она почесала носик, — все кричать. Твой человека кричать, — она стрельнула глазами на Миллера, и тот аж задохнулся, но по моему взмаху вышел.
— Никто не будет кричать. Хочешь кушать или воды? — я придвинул к ней стакан, потом театральным жестом выудил пакет печенья — и Лио рассмеялась, вспыхнула вся от удовольствия и сразу вцепилась и в стакан, и в пакет, зашуршала, жадно распаковывая.
— Я обидеть человека улица вечер, — она хрумкала, и неправильная речь становилась еще и невнятной, — он кричать! Потом говорить, вот конфета, пойдем, покормлю, — она жадно слопала еще две печенюшки и блаженно улыбнулась, вся в крошках.
— Я пойти, мастер сказать: «Иди», а ма-а говорить: «Слушай мастера, Ли-а, слушай, но всего не слушайся», вот так говорила ма-а!
На миг мне показалось, что это был голос взрослой женщины — так мастерски Лио изобразила чужой тон. У меня было много вопросов к этой женщине — как ее дочь оказалась на улице, легкой жертвой… — Ма-а говорить: «Смотри внимательно», и я смотреть, смотреть — вокруг у-у-у, черно, грязно, мы шей наверх!
— Шли, — поправил я, и она закивала.
— Шли-шли-шли! Закрыл дверь! Схв-ватить! Хотеть тыкать мне пальцы в пи-и, — она без капли смущения показала, куда, и я содрогнулся от злости. Пусть я и знал финал этой истории, но… — Как же ты защитилась, Лио? — мне нужно было контролировать голос, — осмотр ничего не выявил… Та добрая тетя посмотрела тебя, — перевел я ей сразу же с бюрократического. Строго говоря, Лайри сказал: «Это обычный ребёнок, идиоты, ей максимум пятнадцать, ищите другого маньяка-пожирателя».
Лиа смахнула крошку с носа и неуверенно кивнула. Ее красивые глаза немного затуманились:
— Он убрать ру-уку, попытаться ткнуть свой йен мне в пи-и, — она глянула в сторонку и снова смущенно почесала нос.
— Мастер ругать меня за слова, но я знать, вот. Ма-а говорить: «Защищай себя, Ли-а», ма-а не говорить: «Разреши ему вставлять свой йен себе в пи-и». Я кричать, бить — ничего. Тогда я закрыть глаза и вот… — она развела миниатюрными ладошками, улыбнулась, показывая белые зубки, — я закрыть и все. Думать: «Уходи, уходи», а он все вставлять и вставлять. А потом — оп!
Она торжествующе рассмеялась и вернулась к печенью. Итог «вот» я видел и нескоро еще сам захочу есть. «Вот» было буквально размазано по стене без намеков на первичные половые признаки, отделенные неочевидным способом.
— А, ф-фот! — Лио хрупнула печенькой.
— Он кричать-кричать, а потом бить! Я сделать, чтобы не бить. Как ма-а. Но я сильнеть.
— А где сейчас твоя мама? — я вытер с лица пот. Если эта малышка сейчас размазывает насильника по стене, то что будет завтра?
— Она там, — девочка ткнула вверх — ну, конечно. Умерла… Малышка почесала черный пух на макушке, стриженый почти под ноль, снова разулыбалась, углядев глянцевый журнал, схватила. Мне б такие нервы.
— А вон она, — Лиа ткнула в разворот, — вот ма-а. Она говорить: как защитишь себя — выбирай жизнь и путь! Выбирай быстро! Желание будеть правильным! Будешь моим па-а? — Лиа умильно улыбнулась.
Ее палец так и лежал на королеве Нидерландов, изящной красавице восточных кровей.
— Эй, не таскай дите в участок, — Миллер хлопнул дверью, — тут же всякое… насмотрится!
— Она совсем ненадолго.
Моя малышка Лина крепко спала. Я осторожно собрал измокшие листы бумаги и выкинул их в мусор, потом поднял свою дочь и понес ее к машине, чтобы отвезти в наш дом.
— Расскажи, что случилось, Лио, — попросил я очень мягко. Кроха съежилась, смотря снизу вверх.
— Я плохо рассказывать, — она почесала носик, — все кричать. Твой человека кричать, — она стрельнула глазами на Миллера, и тот аж задохнулся, но по моему взмаху вышел.
— Никто не будет кричать. Хочешь кушать или воды? — я придвинул к ней стакан, потом театральным жестом выудил пакет печенья — и Лио рассмеялась, вспыхнула вся от удовольствия и сразу вцепилась и в стакан, и в пакет, зашуршала, жадно распаковывая.
— Я обидеть человека улица вечер, — она хрумкала, и неправильная речь становилась еще и невнятной, — он кричать! Потом говорить, вот конфета, пойдем, покормлю, — она жадно слопала еще две печенюшки и блаженно улыбнулась, вся в крошках.
— Я пойти, мастер сказать: «Иди», а ма-а говорить: «Слушай мастера, Ли-а, слушай, но всего не слушайся», вот так говорила ма-а!
На миг мне показалось, что это был голос взрослой женщины — так мастерски Лио изобразила чужой тон. У меня было много вопросов к этой женщине — как ее дочь оказалась на улице, легкой жертвой… — Ма-а говорить: «Смотри внимательно», и я смотреть, смотреть — вокруг у-у-у, черно, грязно, мы шей наверх!
— Шли, — поправил я, и она закивала.
— Шли-шли-шли! Закрыл дверь! Схв-ватить! Хотеть тыкать мне пальцы в пи-и, — она без капли смущения показала, куда, и я содрогнулся от злости. Пусть я и знал финал этой истории, но… — Как же ты защитилась, Лио? — мне нужно было контролировать голос, — осмотр ничего не выявил… Та добрая тетя посмотрела тебя, — перевел я ей сразу же с бюрократического. Строго говоря, Лайри сказал: «Это обычный ребёнок, идиоты, ей максимум пятнадцать, ищите другого маньяка-пожирателя».
Лиа смахнула крошку с носа и неуверенно кивнула. Ее красивые глаза немного затуманились:
— Он убрать ру-уку, попытаться ткнуть свой йен мне в пи-и, — она глянула в сторонку и снова смущенно почесала нос.
— Мастер ругать меня за слова, но я знать, вот. Ма-а говорить: «Защищай себя, Ли-а», ма-а не говорить: «Разреши ему вставлять свой йен себе в пи-и». Я кричать, бить — ничего. Тогда я закрыть глаза и вот… — она развела миниатюрными ладошками, улыбнулась, показывая белые зубки, — я закрыть и все. Думать: «Уходи, уходи», а он все вставлять и вставлять. А потом — оп!
Она торжествующе рассмеялась и вернулась к печенью. Итог «вот» я видел и нескоро еще сам захочу есть. «Вот» было буквально размазано по стене без намеков на первичные половые признаки, отделенные неочевидным способом.
— А, ф-фот! — Лио хрупнула печенькой.
— Он кричать-кричать, а потом бить! Я сделать, чтобы не бить. Как ма-а. Но я сильнеть.
— А где сейчас твоя мама? — я вытер с лица пот. Если эта малышка сейчас размазывает насильника по стене, то что будет завтра?
— Она там, — девочка ткнула вверх — ну, конечно. Умерла… Малышка почесала черный пух на макушке, стриженый почти под ноль, снова разулыбалась, углядев глянцевый журнал, схватила. Мне б такие нервы.
— А вон она, — Лиа ткнула в разворот, — вот ма-а. Она говорить: как защитишь себя — выбирай жизнь и путь! Выбирай быстро! Желание будеть правильным! Будешь моим па-а? — Лиа умильно улыбнулась.
Ее палец так и лежал на королеве Нидерландов, изящной красавице восточных кровей.
— Эй, не таскай дите в участок, — Миллер хлопнул дверью, — тут же всякое… насмотрится!
— Она совсем ненадолго.
Моя малышка Лина крепко спала. Я осторожно собрал измокшие листы бумаги и выкинул их в мусор, потом поднял свою дочь и понес ее к машине, чтобы отвезти в наш дом.
