Антон

Указатель — «г. Лыков — 12». Если не спешить, то через три часа они с Чернышом будут дома. Антон про себя улыбнулся — это значит, что сегодня они вернутся около десяти, как раз вовремя. Он улыбнулся еще раз, если бы мать узнала, как далеко они забрались, всю следующую неделю им бы пришлось провести под домашним арестом. Он легко зашагал по обочине, ходил он часто и помногу, от этого в свои четырнадцать лет выглядел старше, высокий, длинноногий, нескладный парень с копной, вечно торчащих в разные стороны, каштановых волос. Мать, бывало, ласково, называла его Бродягой: «Опять, куда то собрался? Все бродит и бродит, хоть бы один денек дома посидел, Бродяга». Антон не обижался, прозвище ему даже нравилось, а гулять один, он, и в правду, любил. Хотя конечно не один, во всех походах и прогулках его непременным спутником был Черныш. Вместе они часами пропадали на улице, вместе исследовали стройки и подвалы, вместе, как-то раз, заблудились в лесу, мать тогда чуть с ума не сошла, они вообще все делали вместе.

Антон остановился, подозвал пса, достал из потертого рюкзака бутерброд, колбасу скормил Чернышу, тот довольно завилял хвостом, себе взял хлеб. Он закинул рюкзак на спину и посмотрел вверх. В ноябре темнеет рано и сейчас, хотя было только семь часов, на небе уже загорались первые звезды. Летом, он бы постарался пройти эту часть пути засветло, но в ноябре дорога, между Лыковым и Буковкой, замирала. Немногочисленные жители поселка на зиму перебирались в Москву. Редкие, обгонявшие его, машины в основном шли издалека. Встречных машин не было.

Голосовать он не пытался, хотелось подольше растянуть удовольствие от сегодняшней прогулки. Он порылся в карманах, достал оттуда, украденную у матери, сигарету и с удовольствием закурил. Настроение у него было самое беззаботное, завтра суббота, в школу он не идет, а значит можно устроить настоящий поход, с костром, палаткой и ночевкой. Если мать разрешит, конечно. Правда, придется уговаривать кого-нибудь из одноклассников пойти вместе с ним, мать ни за что не позволит ему остаться в лесу, даже рядом с домом, одному. Он затянулся, да, завтра он пойдет к Толстому, его то мать отпустит хоть на край света, правда придется, потом всю ночь слушать, как храпит Толстый, но ничего это он переживет. Антон так размечтался, что не заметил, как стемнело. Он свистнул Чернышу, пес все время забегал вперед и почти тут же, споткнувшись, со всего размаху грохнулся на землю. Это спасло ему жизнь.

Лежа на земле, Антон, словно в кино, увидел как ярко красный седан, приближения которого он абсолютно не заметил, резко вильнул влево и, вылетев на обочину в метре от Антона, крылом отбросил Черныша в кювет. Секунду спустя, Антон уже бежал за автомобилем, размахивая руками. Водитель не остановился.

Антон, на коленях, съехал в кювет. Черныш, лежал на боку и тяжело дышал, крови видно не было, это почему-то испугало Антона. Он присел на корточки и погладил пса по голове, тот слабо вильнул хвостом, попытался встать, но не смог. «Да, досталось тебе, но ничего ты потерпи, потерпи, мы тебя вытащим, мы тебя к доктору отнесем, он тебя вмиг на ноги поставит, ты только потерпи чуток»— приговаривал Антон. По щекам градом катились слезы. Он скинул со спины рюкзак, вытряхнул все содержимое в канаву, оставил только фонарик и перочинный нож. Фонарик включил и повесил на пояс.

Снял куртку, расстелил, осторожно, медленно, очень медленно, положил на нее Черныша — пес слабо заскулил — и застегнул. Ножом по краям расширил рюкзак, аккуратно натянул его на завернутую в куртку собаку. Продел руки в лямки рюкзака и, согнувшись почти до самой земли, пополз наверх.

Антон весил килограмм пятьдесят, Черныш — двадцать. Уже через полчаса, Антону показалось, что на спине он несет небольшого слона; еще через полчаса он понял, что сил идти, у него больше нет; а полтора часа спустя он все еще упрямо шагал. Вперед. Без остановок. За два с половиной часа он прошел три километра. Забыв об осторожности, шел прямо по полосе. Он уже ни чувствовал, ни холода, ни страха, ни усталости — все прошло, уступив место простой задаче: каждые две секунды делать шаг. Он не думал о том, куда он идет и зачем, о том, сколько он прошел, и сколько еще осталось, он просто делал тридцать шагов каждую минуту. Вперед. Без остановок.

Сначала он увидел свет. Тонкий желтый лучик, горизонтально рассекал дорогу, как будто из леса кто-то светил фонарем. Остановился, тупо огляделся вокруг, машинально поправив лямки рюкзака, подошел ближе.

Еще недавно это был автомобиль. Сейчас он больше напоминал груду металлолома и только чудом, уцелевшая фара продолжала упрямо освещать тихую ноябрьскую ночь. Антон, не снимая рюкзака, подошел к самому краю обочины и крикнул: «Эй! — голос звучал хрипло — Есть кто живой?». Ответа не было, но ему показалось, что на водительском кресле, что-то шевельнулось. Он осторожно снял рюкзак, Черныш спал, положил на обочину, и полез вниз.