Вот он идет

Встретить существо из моего мира, знакомого мне с рождения. Но здесь не было ни кошек, ни собак, ни одной птицы не пролетело мимо, ни одного голубя, ни одного воробья. Кроме мух и червей, покойников и уродцев здесь больше никого не было. Только ужас, смрад, вонь и разложение.

— Эй — произнес я сдавленным голосом — Эй, кто ни будь.

Только поскрипывание ветки под очередным, почерневшим и вздувшемся повешенным ответило мне.

Интересно, сколько же прошло времени с тех пор как я оказался в той комнате? Наверное уже должно светать. А светает ли здесь вообще? Сколько времени показывали те часы? Я обернулся. Покинутого мной дома уже не было видно. Был ли смысл идти дальше? Но я пошел, ни на что не надеясь.

Вдалеке показался конец улицы. Последние развалины, два последних дерева с трупами. Я остановился возле последних обломков зданий. А дальше не было ничего. Потрескавшаяся, сухая земля соединялась на горизонте с густыми, коричневыми облаками, становившимися ближе к горизонту почти черными. Сев на землю я обреченно смотрел в даль, в мертвый пейзаж без флоры и фауны. Надежда выйти из гиблого места не оправдалась. Я лишь сидел и глядел на эту грустную картину, а легкий ветер с пустоши шевелил мне волосы. Мысли текли в голове. Как и когда я вообще оказался в той комнате? Что было до этого? Ни помню. Ничего ни помню. Чувство того, что со мной все это уже происходило не пропадало. Оставалось сидеть и ждать. Но чего? Может смерти, может для меня еще где то осталась свободная петля? Я обернулся. Нет. Все заняты. Ближайший ко мне мертвец висел в темных брюках и в подтяжках, и безразлично смотрел на меня. Иногда небольшой ветер слегка покачивал мертвецов, и тогда ветки над ними поскрипывали.

Но что это? Где то в пустыне раздался голос. Голос низкий и зловещий. Голос вселял страх. Покойник в подтяжках тут же дернулся и будто прислушался. Вот опять этот ужасный, низкий бас. Слова были непонятны, похоже на монотонное повторение одной и той же фразы. Повторить фразу затруднительно из за чужеродности звуков ее слагающих для человеческого языка. Что то вроде «Эвлин айдах». Из мертвой пустыни к разрушенному городу приближался мрак. В далеке казавшийся черным пятном, мрак по мере приближения стал приобретать форму. Огромный, покачивающийся монстр, имел подобие ног, коротких и неуклюжих. Тем не менее, покачиваясь из стороны в сторону, передвигался он быстро. Руки монстра вытягивались вперед, заканчиваясь длинными, свисающими пальцами. Он был черней ночи и имел нечто вроде головы. Длинной, вытянутой головы, росшей из безобразного, толстого туловища, на макушке которой росли уши как у летучей мыши. Вдруг ближайший ко мне повешенный начал шевелится. Он повернулся в другую сторону от надвигающегося кошмара и начал перебирать ногами по воздуху, будто пытаясь убежать. Его подтяжки свалились с плеч, брюки упали, запутавшись в ногах, но мертвец не обратил на это внимания. Он вытянул перед собой руки и путаясь в штанах пытался бежать все быстрее и быстрее, смешно раскачиваясь в воздухе. Мрачный ужас тем временем приближался. У него появилось лицо. Лицо непередаваемо жуткое. Близко посаженные глаза чудовища почти соприкасались друг с другом. Нос спускался к самому подбородку, которого не было видно. Нижняя часть лица в черноте своей сливалась с грудью. В его глазах сведенных к переносице светилась дьявольская жестокость. Но не это больше всего пугало. В глазах надвигающегося кошмара отражалось нечеловеческое, с ума сводящее безумие. Вслед за ним тянулась чернота, уничтожавшая видимую реальность. Это был сам ужас в своей сущности. Все порождения человеческой фантазии, лишь его жалкие подобия. Этот образ пугал меня в раннем детстве, в младенчестве, в прошлой жизни. Несколько раз набрав в рот воздуха и заорав, я развернулся и побежал. Я бежал обратно той же улицей, по которой шел. На этот раз вся улица пришла в движение. Повешенные на деревьях, все как один дергались на своих веревках, шевеля ногами и тоже пытаясь бежать. Но веревки не давали им ускользнуть от надвигающегося мрака. Они неистово дрыгались и страшно хрипели. Их попытки спастись были жутки в своей нелепости. Я мчался мимо них, издавая звуки похожие на детское хныканье, а за моей спиной, все ближе и ближе раздавалось зловещее «Эвлин айдах».

Мертвецы безумствовали в своем стремлении вырваться. Кто то больше махал руками, нежели ногами, будто пытаясь уплыть. И тут за моей спиной раздались сдавленные, обреченные крики первых висельников, до которых добрался мрак. Словно услышав их, мертвецы задергались еще быстрее, перебирая по воздуху ногами в бешенном темпе. Кто то промчался мимо меня, заставив мое сердце подскочить. То удирал со всех ног обглоданный, теряя лохмотья и гремя костями. Он бежал с завидной скоростью, после чего скрылся в темноте. Среди всех единственный счастливчик. Другие повешенные обречены. Жалобные крики мертвецов раздавались все ближе и ближе, по мере того как мрак накрывал очередные деревья.