Добавить в моё избранное
7 мин, 37 сек 14059
Но так, словно он не тут. И о еде… И снова о нём. Их внимание сгущалось… Бежать!
Волчок устремился в просвет между Чужаками. Ловкий коротышка изогнулся и схватил Волчка за шерсть на шее, снизу схватил, Больно. Волчок дёрнулся (Смуглый при этом упал) и вырвался, оставив Чужакам клок шерсти.
Стремглав ворвавшись во двор, Волчок сбавил скорость. Нет, Они совсем одичали. Кому верить? Волчок встряхнулся. Захотелось возвратиться к Голубчику. Но там Вожак… А ведь Вожак говорил о Волчке так же, как и лютые Чужаки. Волчок ощущал опасность, но не постигал её смысла. Просто боялся.
Лучше вернуться. Вожак строг, конечно. А кормит.
Волчок прибежал к Логову почти без приключений (не считая остановок на разметку и короткую пикировку с вонючей шипящей зверюгой). Возле Логова толпились Они. Неимоверно много Их.
— Сегодня мы отмечаем юбилей нашего замечательного земляка, лауреата нобелевской… — вещал возвышающийся над толпой самец.
Волчок не понимал слов, но ощущал, что речь идёт о Вожаке. Соваться в Логово сейчас было бессмысленно, поэтому Волчок лёг в тени и стал ждать.
Мимо торопились Их молодые самец и самочка.
— А ты знаешь, что когда наступит ночь, со всех концов города к дому-музею сбегутся собаки и будут выть до утра? — как всегда, дословно не разобрать, но голос самца был наполнен тайной, которая тайной не являлась.
Самочка преисполнилась таким же фальшивым страхом. Затем Оба прерывисто залаяли, жутковато скалясь. Волчок почуял, что от самца веяло желанием.
Волчок давно научился у Них прятать от других истинные мысли. Скажем, он мог мести хвостом перед Вожаком, хотя вовсе не был рад Его появлению.
А Голубчику не стыдно было и мордашку лизнуть, Голубчик хороший… Собравшиеся во дворе Логова всё ещё не расходились.
Сперва Волчок наблюдал за Ними, потом сомкнул веки и задремал. Волчку приснилось, как Голубчик лишает его шерсти на шее, а Вожак рассекает обнажившуюся кожу чем-то острым, блестящим и холодным. Волчок хотел бы отскочить, сбежать, и не мог: тело ему не принадлежало.
Волчок взвизгнул и проснулся. К нему как раз приближался настороженный сын его рода. Опасливо познакомились, выражая миролюбие. Сородич был сытым и отяжелевшим. «Повезло с Логовом и едой», — подумал Волчок, отходя к кусту и расписываясь.
— Ральф! — позвала сытого Их самка, входя в один из дворов.
Сородич вильнул на прощание хвостом и припустил за ней.
Волчок напился из тёплой старой лужи, вновь прилёг-прикорнул. Теперь он увидел Логово, погружённое в ночной мрак. К Логову сбегались сородичи. Большие и маленькие, самцы и самки. Тихо, печально, в едином тягучем порыве.
Встать и идти с ними.
Сотни родичей сидели и полулежали перед Логовом. Из-за облака выглянула луна.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Здесь зверски издевались над нашими бедными предками… — У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Проклят день, когда Стая поверила Им… Всё больше голосов вливалось в печальную песню. Волчок почувствовал непереносимую сопричастность и — завыл:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Тяжкая ты моя доля голодная… В голове было пусто, в животе пусто, во всём сущем пусто.
Через долгие часы Волчок обессилел и поплёлся в Логово.
Во дворе его ждали два самца. Тела их покрывали странные проплешины, в животах зияли зловонные дыры. Самцы не глядели на Волчка.
«Не возвращайся в Логово», — просили они.
Волчок обошёл страшную пару и потрусил к входу. «А ты в своё время слушал?» — донесся до Волчка обрывок разговора самцов, очевидно, прерванного его появлением.
На крыльце сидела худющая гладкошерстная самочка в широком белом ошейнике. Из её брюха торчала какая-то трубка.
«Не входи!» — проскулила она.
«Это моё Логово», — проворчал Волчок.
Самочка поняла, что к ней не прислушались. Горько… Она запрокинула голову и беззвучно завыла. Горло её было перерезано, из него торчала ещё одна трубка, а то, что Волчок принял за ошейник, оказалось перевязью.
Волчок пробрался бочком мимо самочки во тьму Логова. Он прекрасно ориентировался по запахам и звукам. Ему даже не мешало шипение воздуха, выдыхаемого самкой в трубку.
В Логове пахло едой.
Волчок устремился в просвет между Чужаками. Ловкий коротышка изогнулся и схватил Волчка за шерсть на шее, снизу схватил, Больно. Волчок дёрнулся (Смуглый при этом упал) и вырвался, оставив Чужакам клок шерсти.
Стремглав ворвавшись во двор, Волчок сбавил скорость. Нет, Они совсем одичали. Кому верить? Волчок встряхнулся. Захотелось возвратиться к Голубчику. Но там Вожак… А ведь Вожак говорил о Волчке так же, как и лютые Чужаки. Волчок ощущал опасность, но не постигал её смысла. Просто боялся.
Лучше вернуться. Вожак строг, конечно. А кормит.
Волчок прибежал к Логову почти без приключений (не считая остановок на разметку и короткую пикировку с вонючей шипящей зверюгой). Возле Логова толпились Они. Неимоверно много Их.
— Сегодня мы отмечаем юбилей нашего замечательного земляка, лауреата нобелевской… — вещал возвышающийся над толпой самец.
Волчок не понимал слов, но ощущал, что речь идёт о Вожаке. Соваться в Логово сейчас было бессмысленно, поэтому Волчок лёг в тени и стал ждать.
Мимо торопились Их молодые самец и самочка.
— А ты знаешь, что когда наступит ночь, со всех концов города к дому-музею сбегутся собаки и будут выть до утра? — как всегда, дословно не разобрать, но голос самца был наполнен тайной, которая тайной не являлась.
Самочка преисполнилась таким же фальшивым страхом. Затем Оба прерывисто залаяли, жутковато скалясь. Волчок почуял, что от самца веяло желанием.
Волчок давно научился у Них прятать от других истинные мысли. Скажем, он мог мести хвостом перед Вожаком, хотя вовсе не был рад Его появлению.
А Голубчику не стыдно было и мордашку лизнуть, Голубчик хороший… Собравшиеся во дворе Логова всё ещё не расходились.
Сперва Волчок наблюдал за Ними, потом сомкнул веки и задремал. Волчку приснилось, как Голубчик лишает его шерсти на шее, а Вожак рассекает обнажившуюся кожу чем-то острым, блестящим и холодным. Волчок хотел бы отскочить, сбежать, и не мог: тело ему не принадлежало.
Волчок взвизгнул и проснулся. К нему как раз приближался настороженный сын его рода. Опасливо познакомились, выражая миролюбие. Сородич был сытым и отяжелевшим. «Повезло с Логовом и едой», — подумал Волчок, отходя к кусту и расписываясь.
— Ральф! — позвала сытого Их самка, входя в один из дворов.
Сородич вильнул на прощание хвостом и припустил за ней.
Волчок напился из тёплой старой лужи, вновь прилёг-прикорнул. Теперь он увидел Логово, погружённое в ночной мрак. К Логову сбегались сородичи. Большие и маленькие, самцы и самки. Тихо, печально, в едином тягучем порыве.
Встать и идти с ними.
Сотни родичей сидели и полулежали перед Логовом. Из-за облака выглянула луна.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Здесь зверски издевались над нашими бедными предками… — У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Проклят день, когда Стая поверила Им… Всё больше голосов вливалось в печальную песню. Волчок почувствовал непереносимую сопричастность и — завыл:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у… Тяжкая ты моя доля голодная… В голове было пусто, в животе пусто, во всём сущем пусто.
Через долгие часы Волчок обессилел и поплёлся в Логово.
Во дворе его ждали два самца. Тела их покрывали странные проплешины, в животах зияли зловонные дыры. Самцы не глядели на Волчка.
«Не возвращайся в Логово», — просили они.
Волчок обошёл страшную пару и потрусил к входу. «А ты в своё время слушал?» — донесся до Волчка обрывок разговора самцов, очевидно, прерванного его появлением.
На крыльце сидела худющая гладкошерстная самочка в широком белом ошейнике. Из её брюха торчала какая-то трубка.
«Не входи!» — проскулила она.
«Это моё Логово», — проворчал Волчок.
Самочка поняла, что к ней не прислушались. Горько… Она запрокинула голову и беззвучно завыла. Горло её было перерезано, из него торчала ещё одна трубка, а то, что Волчок принял за ошейник, оказалось перевязью.
Волчок пробрался бочком мимо самочки во тьму Логова. Он прекрасно ориентировался по запахам и звукам. Ему даже не мешало шипение воздуха, выдыхаемого самкой в трубку.
В Логове пахло едой.
Страница
2 из 3
2 из 3
