Хмельная истома медленно покидала сознание искусителя вместе с запасом энергии. Волны тошноты от последствий опьянения и начинающегося разложения тела жертвы накатывались одна за другой. Приходилось тратить силы на то, чтобы прогнать мерзкие ощущения и вернуться к началу, когда вино вызывает лишь расслабленность, легкость и приятные мысли…
8 мин, 19 сек 8788
У объекта, которого санитары только что погрузили в труповозку, это были обычные воспоминания … о юности… любви… страстном сексе… путешествиях… радостных встречах… праздниках… и мечты о богатстве… собственном доме на берегу моря…, сменяющиеся разочарованием и тоской от увольнения, развода и нищеты.
Дерево жизни жертвы стремительно таяло. Сначала исчез ствол — извилистая, тонкая и серая нить бесцельного существования одинокого пьянчуги. Потом стали распадаться две ветви, уходящие в разные стороны от ствола сначала в виде еле заметных ниточек, но потом становящиеся более толстыми и яркими. Первой растворилась короткая красная. «Мог стать преступником — наверное, ограбил бы и убил кого-нибудь, а потом и его самого»…, подумал искуситель, вбирая последние остатки жестокой бордовой энергии насилия. На смену ей пришли мягкие вибрации сине-зеленой ветви спокойной счастливой жизни, на которую жертва — Василий Кравцов — мог бы свернуть года через два, если бы миновал красную ветку и нашел узкую дорожку к счастью. И если бы вчера… … грязно-фиолетовое пятно страстного, но невыполнимого в тот момент желания не пульсировало столь ярко рядом с его темно-серой линией. Ему хотелось только одного — выпить, и не просто выпить, а нажраться, налакаться до забытья, но оставшихся в кармане тридцати восьми рублей не хватало даже на бутылку пива — только на метро или автобус до дома.
Наверное, взгляд искусителя лишь скользнул бы по его пути и через несколько мгновений переключился на других потенциальных жертв, если бы аттрактор желания не был совсем рядом. Он выглядел как лилово-зеленая точка на противоположной стороне сквера, пульсирующая почти в такт с самим устремлением. Оставалось лишь направить жертву в нужную сторону, и требовалось для этого самая малость. Когда объект приблизился к развилке, искуситель прикинулся огромной собакой и с угрожающим видом направился навстречу понуро бредущему по тропинке человеку. Тот благоразумно решил пойти в обход и свернул на освещенную аллею, в конце которой… — Эй, мужик, третьим будешь? — заплетающимся языком пробормотал один из двух алкашей, сидящих на скамейке с несколькими бутылками дешевого крепленого вина. Они явно не рассчитали силы — второй уже вовсю храпел, откинувшись на сиденье.
Василий стал покидать свою линию уже после половины бутылки. Сначала ему стало хорошо — все проблемы отступили, сменившись легкостью и приятными воспоминаниями, которые с наслаждением поглощал искуситель, прячущийся за скамейкой в виде полупрозрачного черного пса.
Если бы Василий Кравцов прислушался к внезапному уколу страха и быстрым шагом поспешил к метро, то вернулся бы на свой путь, но легкая волна тревоги растворилась в очередном глотке горьковато-сладкого напитка и пьяной болтовне, а потом, после еще двух бутылок… Привыкший к неспешному распитию забулдыга поднялся со скамейки и принялся трясти кореша со словами «Саня, пошли, уже поздно». Второй пьяница пробудился и приподнялся, опираясь на плечо собутыльника. Безуспешно попытавшись растолкать лежащего на скамейке Василия, они побрели прочь. «Ничего, проспится. Не привык, видать, к нашему бухлу», — буркнул один из них напоследок.
Жертва была еще жива, но, лишенная своей линии, стремительно угасала и замерзала на скамейке в ночном парке, под сладкие грезы отдавая жизненную силу искусителю.
«И зачем я только с такими связываюсь? Сам, вроде них, на первое искушение поддаюсь. Так и превращусь в такого же, как они, а потом… Опять в подвал к бомжам? Я же мечтал к высшим пробиться, которые во власти и шоу-бизнесе, только вот там вокруг них уже сколько таких как я вертится — не подпустят и загрызут, да и желания всякие мудреные еще надо учиться выполнять», — мучительно думал искуситель, высасывая остатки энергии из последних блеклых обрывков линии жертвы и выбирая очередной объект. Труп уже давно увезли, а он по-прежнему сидел в кустах около скамейки в виде незаметного прозрачного змеевидного сгустка и наблюдал за аллеей.
Перед ним мелькали линии людей, торопящихся по своим утренним делам или неспешно выгуливающих собак — синие и зеленые, серые и оранжевые, толстые и тонкие, длинные и короткие, прямые и извилистые, одиночные и разветвленные… На их фоне ощущались страстные желания, но у большинства они мерцали на самих линиях — у одних впереди, вызывая радужные мечты о том, что ожидало их в недалеко будущем, а у других сзади, распространяя вокруг волны приятных воспоминаний об успехах или досады от упущенных возможностей… … деньги… любовь… поцелуи… секс… пляжи… машины… новая работа… сдача экзаменов… вкусная еда… Калейдоскоп разноцветных эманаций возбуждал у искусителя острый голод и дразнил подобно аромату яств из ресторана. Он уже отчаялся найти подходящую жертву и собирался переместиться поближе к многолюдному проспекту, когда… Сине-зеленая линия пульсировала оранжевыми вспышками досады и тянулась к плывущей рядом черно-коричневой кляксе. Это было как раз то, чего ждал искуситель.
Дерево жизни жертвы стремительно таяло. Сначала исчез ствол — извилистая, тонкая и серая нить бесцельного существования одинокого пьянчуги. Потом стали распадаться две ветви, уходящие в разные стороны от ствола сначала в виде еле заметных ниточек, но потом становящиеся более толстыми и яркими. Первой растворилась короткая красная. «Мог стать преступником — наверное, ограбил бы и убил кого-нибудь, а потом и его самого»…, подумал искуситель, вбирая последние остатки жестокой бордовой энергии насилия. На смену ей пришли мягкие вибрации сине-зеленой ветви спокойной счастливой жизни, на которую жертва — Василий Кравцов — мог бы свернуть года через два, если бы миновал красную ветку и нашел узкую дорожку к счастью. И если бы вчера… … грязно-фиолетовое пятно страстного, но невыполнимого в тот момент желания не пульсировало столь ярко рядом с его темно-серой линией. Ему хотелось только одного — выпить, и не просто выпить, а нажраться, налакаться до забытья, но оставшихся в кармане тридцати восьми рублей не хватало даже на бутылку пива — только на метро или автобус до дома.
Наверное, взгляд искусителя лишь скользнул бы по его пути и через несколько мгновений переключился на других потенциальных жертв, если бы аттрактор желания не был совсем рядом. Он выглядел как лилово-зеленая точка на противоположной стороне сквера, пульсирующая почти в такт с самим устремлением. Оставалось лишь направить жертву в нужную сторону, и требовалось для этого самая малость. Когда объект приблизился к развилке, искуситель прикинулся огромной собакой и с угрожающим видом направился навстречу понуро бредущему по тропинке человеку. Тот благоразумно решил пойти в обход и свернул на освещенную аллею, в конце которой… — Эй, мужик, третьим будешь? — заплетающимся языком пробормотал один из двух алкашей, сидящих на скамейке с несколькими бутылками дешевого крепленого вина. Они явно не рассчитали силы — второй уже вовсю храпел, откинувшись на сиденье.
Василий стал покидать свою линию уже после половины бутылки. Сначала ему стало хорошо — все проблемы отступили, сменившись легкостью и приятными воспоминаниями, которые с наслаждением поглощал искуситель, прячущийся за скамейкой в виде полупрозрачного черного пса.
Если бы Василий Кравцов прислушался к внезапному уколу страха и быстрым шагом поспешил к метро, то вернулся бы на свой путь, но легкая волна тревоги растворилась в очередном глотке горьковато-сладкого напитка и пьяной болтовне, а потом, после еще двух бутылок… Привыкший к неспешному распитию забулдыга поднялся со скамейки и принялся трясти кореша со словами «Саня, пошли, уже поздно». Второй пьяница пробудился и приподнялся, опираясь на плечо собутыльника. Безуспешно попытавшись растолкать лежащего на скамейке Василия, они побрели прочь. «Ничего, проспится. Не привык, видать, к нашему бухлу», — буркнул один из них напоследок.
Жертва была еще жива, но, лишенная своей линии, стремительно угасала и замерзала на скамейке в ночном парке, под сладкие грезы отдавая жизненную силу искусителю.
«И зачем я только с такими связываюсь? Сам, вроде них, на первое искушение поддаюсь. Так и превращусь в такого же, как они, а потом… Опять в подвал к бомжам? Я же мечтал к высшим пробиться, которые во власти и шоу-бизнесе, только вот там вокруг них уже сколько таких как я вертится — не подпустят и загрызут, да и желания всякие мудреные еще надо учиться выполнять», — мучительно думал искуситель, высасывая остатки энергии из последних блеклых обрывков линии жертвы и выбирая очередной объект. Труп уже давно увезли, а он по-прежнему сидел в кустах около скамейки в виде незаметного прозрачного змеевидного сгустка и наблюдал за аллеей.
Перед ним мелькали линии людей, торопящихся по своим утренним делам или неспешно выгуливающих собак — синие и зеленые, серые и оранжевые, толстые и тонкие, длинные и короткие, прямые и извилистые, одиночные и разветвленные… На их фоне ощущались страстные желания, но у большинства они мерцали на самих линиях — у одних впереди, вызывая радужные мечты о том, что ожидало их в недалеко будущем, а у других сзади, распространяя вокруг волны приятных воспоминаний об успехах или досады от упущенных возможностей… … деньги… любовь… поцелуи… секс… пляжи… машины… новая работа… сдача экзаменов… вкусная еда… Калейдоскоп разноцветных эманаций возбуждал у искусителя острый голод и дразнил подобно аромату яств из ресторана. Он уже отчаялся найти подходящую жертву и собирался переместиться поближе к многолюдному проспекту, когда… Сине-зеленая линия пульсировала оранжевыми вспышками досады и тянулась к плывущей рядом черно-коричневой кляксе. Это было как раз то, чего ждал искуситель.
Страница
1 из 3
1 из 3