Бабочки

— Я думаю, мы… в долине смертной тени, — прошептал Марк.

— Ну, той, из псалма. Где «не убоюсь я зла».

Над костром повисло молчание.

— Аотьки, — засмеялась малышка.

— Фас, аотьки!

Стайка разноцветных бабочек налетела на холм, закружилась над детьми и над спящим существом. Когда Тоторо вдыхал, они стягивались совсем близко к его круглой серой морде, когда выдыхал — разлетались веселым облачком. Эсме высвободилась из рук Фааса, расплющилась в огромную розовую бабочку, запорхала над ними.

— Он говорил, что люди — как гусеницы, — сказал Марк, не отрывая от нее темных глаз.

— Все время едят. Напитываются знаниями, чувствами, мыслями, опытом, книгами, музыкой, любовью. Растут, меняют кожу, едят ещё, пока не чувствуют, что хватит, что они готовы. Смерть — это окукливание, и они выходят из её кокона теми же, но непохожими. Бабочкам не нужно есть, их тело сделано из того, что гусеница съела в прошлой жизни. Их дело — лететь на свет и радоваться полёту.

— А мы тут причём? — спросил Фаас, протягивая вверх руку. Эсме села на его запястье, переливаясь всеми цветами радуги.

— Мы не набрали, сколько надо, чтобы стать бабочками… Поэтому мы ждём, пока Тоторо проснется и нам поможет.

— Да уж… сколько мы там съели, — сказал Фаас горько, глядя на сестру. Он не удержался и превратился в Человека-Паука, потом собрался обратно в себя, взъерошил жесткие светлые волосы.

— Её вон мама вообще ещё грудью кормила.

— Нам бы только до мамы добраться, — сказал он тревожно.

— И до папы. Мы в отпуск летели на самолете. Папа говорил — там дельфины и много фруктов. Мама обещала меня научить с трубкой нырять в океане… А я акул боялся, дурак.

Бабочки взлетели в небо, рассеялись горстью разноцветных конфетти. Костёр перед детьми вспыхнул зелёным и погас. Они почувствовали радостное волнение, как будто что-то, чего они ждали, наконец настало, как день рождения, как рождество, и вот сейчас будут подарки, и смех, и чудеса. Они обернулись навстречу широкой улыбке проснувшегося Тоторо — зубы были белоснежные и огромные, каждый с ладонь. Он был почти круглый — колобок с торчащими ушами, очень ладный какой-то, добрый. Эсме села ему на плечо, всё ещё бабочкой, но тут же стала девочкой, покатилась по мягкой шкуре, по тёплому круглому животу, спружинила, отлетела в руки Фаасу. Никита подошел поближе, потрогал серую шерсть. Она искрилась электричеством, пальцы забавно щекотало.

Тоторо раскрыл пасть и громко заревел, так, что мир вокруг завибрировал. Над мрачной долиной поднялся ветер, по серой траве пошли волны. Не касаясь её, к холму бежал огромный автобус-кот с полосатым хвостом и каким-то немыслимым числом ног — то казалось, что их четыре, то шесть, а то и вовсе несколько десятков. Поперек рыжей морды сияла такая же безумная зубастая улыбка, как и у Тоторо, как будто кот был той же сущностью. Автобус остановился, зарычал приглашающе, в боку открылась дверь. Дети нерешительно мялись у полосатого бока, но мягкие серые лапы уже подталкивали их, торопили внутрь. Кот оттолкнулся и побежал по низкому небу.

— Оро! Оро! — закричал с холма им вослед смешной серый гигант.

— Он же не говорит почти, — сказал Никита Марку.

— Как же он тебе про бабочек объяснил?

— Нуу, — протянул Марк, — он просто на меня посмотрел вот так, и заснул, а я сам всё сразу понял. Вот ты же сейчас тоже сразу понял, что всё будет хорошо, да?

Никита откинулся на меховое сиденье — живое! и улыбнулся. Конечно, всё будет хорошо.

Волшебный кот Тоторо нёс их над мрачной долиной, из тёмной травы тянулись к детям липкие щупальца, но автобус отпрыгивал, менял направление, и те бессильно падали, рассыпались в пыль.

Ненависть не могла коснуться девятилетнего Марка (не трогай маму, дядя Джей, не смей её больше бить, пошёл ты, пошёл, урод грёбаный, сука пьяная, я полицию вызываю, нет, нет, мама! мама помоги! ма… ) Страх не дотягивался до восьмилетнего Фааса и его маленькой сестрёнки (дамы и господа, мы входим в зону турбулентности, просьба пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение, возможна сильная тряска, но капитан уверяет, что волноваться не о… ) Беспомощность пыталась снова утянуть Никиту за собой, как тогда на пляже, когда мама бежала к нему и кричала, но волна уже тащила мальчика, переворачивала, накрывала с головой, заливала в горло соленую смерть, и вот уже свет в глазах пророс чёрными кругами, и мамин истошный крик вспыхнул в голове и исчез (Никитаааааа… ) Мощные лапы несли их над несбывшимися жизнями, несли туда, где маленьким гусеничкам хватит сил стать бабочками и полететь дальше.

— Оро! — засмеялась Эсме.

— Оро! Оро! — неслось им вслед с холма.

— Оро! Оро! Оро!

— Ну что ты, успокойся, успокойся, хороший. Энди, успокойся.