Вор неслышно бежал по парапету, ориентируясь больше на чутье, чем на тусклый блеск звезд. Широкие крыши с множеством чердаков и ниш, идеальная местность для перемещений по городу и отличный схрон, к тому же, в случае чего, с невысоких домов можно спрыгнуть, например, на голову нерасторопному полицаю. Здесь он в своей стихии. Его еще ни разу не ловили, слыл одним из лучших в Ноксусе и по праву гордится статусом.
Добавить в моё избранное
7 мин, 17 сек 8688
Сами небеса приказали промышлять в ночную пору: тьма скрывала движения, тишина предупреждала о близкой опасности, народ не путался под ногами, хозяева не мешали во время задания, потому что благополучно дрыхли. А он был столь вежлив, что никогда никого не будил, он же не ханжа, сам разберется, мой дом — твой дом. И все твое — мое.
Размышляя на веселые темы, ловкач поднимался по водосточной трубе, до последнего этажа осталось немного. Проще соскочить с крыши, но он любил карабкаться по отвесным стенам, эта любовь у него еще с детства, со времен, когда они сорванцами лазали по деревьям и большому ноксианскому черепу.
На подоконнике сиротливо стояла неприметная коробочка в клетку. Он хотел пробраться прямиком в открытое окно, однако любопытство взыграло, требуя свою дань. Едва пальцы коснулись гладкой поверхности, как крышка распахнулась и на свет, с ехидным смехом, выпрыгнул чертик из табакерки. Естественной человеческой реакцией было отпрыгнуть, но это не лучшая идея на подоконнике третьего этажа. Утратив опору в виде водосточной трубы, вор полетел вниз. К счастью, повалился на мешки с мусором, а профессиональная выдержка не дала вырваться крику. Он прислушался. Все тихо, обошлось, можно продолжать.
От раздавшегося над ухом вкрадчивого шепота он подскочил:
— А вот и мы.
Тать отпрыгнул, споткнулся о мешки, упал, быстро вскочил и уставился на незнакомца, но лучше бы сразу бежал без оглядки. Он узнал этот оскал, застывший на лице, безумные глаза вращались в орбитах, шутовские бубенцы позвякивали, но веселиться — последняя идея в данном случае.
— Мамочка, — в этот раз вор не сдержал вскрик, лицо побелело и стало похожим на грим шута.
— Конечно, — решил подыграть Шако.
— Мама знает, что ее сын вор, поэтому подарит подходящий подарок, смотри какой ножичек.
— Нет, не надо, пожалуйста.
— Отказываться от подарка очень плохая примета, этим ты оскорбляешь любимую мамочку, мое сердце разрывается. Ах, неужели, я вырастила неблагодарного отпрыска?
Вор развернулся и со всей прытью ног бросился петлять по переулкам. Он знал город, как носки собственных ботинок, знал, где можно срезать, а где затаиться. Но против Шако прыти обычного человека не хватало.
Призрачная фигура подставила ногу, заставив вора считать ребрами брусчатку, потом его грубо подняли, заломив руки и зажав рот. Не нужно поворачиваться, чтобы понять, чьим заложником стал, колокольчики гремели предсмертным звоном. Но тут из-за поворота, как ни в чем не бывало, появился второй Шако!
— Проклятый демон, пусти.
— И чего все так серьезно, разве ты не хочешь поиграть?
— Иди отымей сам себя!
— Фи, как грубо, мы, комики, не опускаемся ниже пояса, это моветон.
— Мне плевать, куда вы там опускаетесь или нет. Пусти!
Шако молча изучал жертву, словно ребенок насекомое, которому собирался оторвать все лапки. Голос сочился откровенной издевкой, сарказмом и насмешкой:
— Не бойся смерти, она открывает дар истины, только перед ее лицом человек, и даже вор, становиться тем, кто он на самом деле. А единственно красиво лишь то, что является правдой… О, это я сказал, правда? Наверное, мне стоило стать поэтом, ха-ха-ха.
— Катись в Бездну!
— Спасибо, давно хочу провести там отпуск, а то работаю, не покладая рук. Двух пар.
Грабитель выхватил из-за пояса ручной арбалет, но болт пролетел сквозь шута, словно тот был призраком, в следующий миг кортик, сочащийся ядом, застыл в полудюйме от глаза. Вор выпустил арбалет из ослабевших рук.
— Веселее, — вкрадчиво говорил Шако.
— Ты войдешь в царство смерти в добром расположении духа. Я подарю тебе улыбку!
Кинжал описал широкую дугу, выполняя обещание хозяина, кровавая улыбка распустила свой цвет под перекошенным в агонии лицом человека. Он улыбался смерти, а она — ему.
Покончив с работой, шутник поручил клону тащить тело, а сам, припеваючи, поскакал по крышам, выделывая кренделя. Чудесная ночка, дань богу крови уплачена, звезды сияют ему одному. Жизнь прекрасна, аха-ха-ха-ха!
Шут направлялся к предместьям, высматривал знакомое кладбище. Вскоре показалась заброшенная библиотека, но в узких подвальных окнах горел свет. Об этом месте ходила дурная молва, народ обходил улицу стороной, даже пьянчуги и отъявленные головорезы, коих в Ноксусе хватало.
Шако бесцеремонно открыл дверь, в чем ему послужила собственная нога, и вошел в благоухающий разнообразными ароматами подвал. Широкий стол уставляли банки, склянки и реторты, цветастые жидкости непрестанно булькали, подгоняемые жаром сухого топлива. Окровавленные стены увесили хирургические инструменты или просто грубо сработанные куски стали. В углу зловеще затаилась пыточная машина, усыпанная острыми шипами, Шако так и подмывало кого-нибудь туда посадить.
Размышляя на веселые темы, ловкач поднимался по водосточной трубе, до последнего этажа осталось немного. Проще соскочить с крыши, но он любил карабкаться по отвесным стенам, эта любовь у него еще с детства, со времен, когда они сорванцами лазали по деревьям и большому ноксианскому черепу.
На подоконнике сиротливо стояла неприметная коробочка в клетку. Он хотел пробраться прямиком в открытое окно, однако любопытство взыграло, требуя свою дань. Едва пальцы коснулись гладкой поверхности, как крышка распахнулась и на свет, с ехидным смехом, выпрыгнул чертик из табакерки. Естественной человеческой реакцией было отпрыгнуть, но это не лучшая идея на подоконнике третьего этажа. Утратив опору в виде водосточной трубы, вор полетел вниз. К счастью, повалился на мешки с мусором, а профессиональная выдержка не дала вырваться крику. Он прислушался. Все тихо, обошлось, можно продолжать.
От раздавшегося над ухом вкрадчивого шепота он подскочил:
— А вот и мы.
Тать отпрыгнул, споткнулся о мешки, упал, быстро вскочил и уставился на незнакомца, но лучше бы сразу бежал без оглядки. Он узнал этот оскал, застывший на лице, безумные глаза вращались в орбитах, шутовские бубенцы позвякивали, но веселиться — последняя идея в данном случае.
— Мамочка, — в этот раз вор не сдержал вскрик, лицо побелело и стало похожим на грим шута.
— Конечно, — решил подыграть Шако.
— Мама знает, что ее сын вор, поэтому подарит подходящий подарок, смотри какой ножичек.
— Нет, не надо, пожалуйста.
— Отказываться от подарка очень плохая примета, этим ты оскорбляешь любимую мамочку, мое сердце разрывается. Ах, неужели, я вырастила неблагодарного отпрыска?
Вор развернулся и со всей прытью ног бросился петлять по переулкам. Он знал город, как носки собственных ботинок, знал, где можно срезать, а где затаиться. Но против Шако прыти обычного человека не хватало.
Призрачная фигура подставила ногу, заставив вора считать ребрами брусчатку, потом его грубо подняли, заломив руки и зажав рот. Не нужно поворачиваться, чтобы понять, чьим заложником стал, колокольчики гремели предсмертным звоном. Но тут из-за поворота, как ни в чем не бывало, появился второй Шако!
— Проклятый демон, пусти.
— И чего все так серьезно, разве ты не хочешь поиграть?
— Иди отымей сам себя!
— Фи, как грубо, мы, комики, не опускаемся ниже пояса, это моветон.
— Мне плевать, куда вы там опускаетесь или нет. Пусти!
Шако молча изучал жертву, словно ребенок насекомое, которому собирался оторвать все лапки. Голос сочился откровенной издевкой, сарказмом и насмешкой:
— Не бойся смерти, она открывает дар истины, только перед ее лицом человек, и даже вор, становиться тем, кто он на самом деле. А единственно красиво лишь то, что является правдой… О, это я сказал, правда? Наверное, мне стоило стать поэтом, ха-ха-ха.
— Катись в Бездну!
— Спасибо, давно хочу провести там отпуск, а то работаю, не покладая рук. Двух пар.
Грабитель выхватил из-за пояса ручной арбалет, но болт пролетел сквозь шута, словно тот был призраком, в следующий миг кортик, сочащийся ядом, застыл в полудюйме от глаза. Вор выпустил арбалет из ослабевших рук.
— Веселее, — вкрадчиво говорил Шако.
— Ты войдешь в царство смерти в добром расположении духа. Я подарю тебе улыбку!
Кинжал описал широкую дугу, выполняя обещание хозяина, кровавая улыбка распустила свой цвет под перекошенным в агонии лицом человека. Он улыбался смерти, а она — ему.
Покончив с работой, шутник поручил клону тащить тело, а сам, припеваючи, поскакал по крышам, выделывая кренделя. Чудесная ночка, дань богу крови уплачена, звезды сияют ему одному. Жизнь прекрасна, аха-ха-ха-ха!
Шут направлялся к предместьям, высматривал знакомое кладбище. Вскоре показалась заброшенная библиотека, но в узких подвальных окнах горел свет. Об этом месте ходила дурная молва, народ обходил улицу стороной, даже пьянчуги и отъявленные головорезы, коих в Ноксусе хватало.
Шако бесцеремонно открыл дверь, в чем ему послужила собственная нога, и вошел в благоухающий разнообразными ароматами подвал. Широкий стол уставляли банки, склянки и реторты, цветастые жидкости непрестанно булькали, подгоняемые жаром сухого топлива. Окровавленные стены увесили хирургические инструменты или просто грубо сработанные куски стали. В углу зловеще затаилась пыточная машина, усыпанная острыми шипами, Шако так и подмывало кого-нибудь туда посадить.
Страница
1 из 3
1 из 3
