В двенадцать часов пополудни двенадцатого декабря, войдя в московскую подземку, я отчётливо ощутила аромат моих любимых белых фиалок, тех самых, лесных, что собирала с сестрой на опушке берёзовой рощи в радужном детстве, гостя у бабушки в деревне, и которые давно занесены в Красную книгу, как вымирающие растения.
6 мин, 14 сек 9196
Запах сочился, словно из-под земли, изо всех щелей, и казалось, стекал с потолка, как вешние воды во время половодья. Он не был приторно-сладким и въедливым, скорее наоборот, его хотелось вбирать и вбирать жадно, как губка, наслаждаться до бесконечности. «Ну вот, не иначе новое химическое оружие испытывают на москвичах неумолимые террористы. Мало им взрывов в метро и авиакатастроф, — решили уморить народ тихо и изощрённо», — думала я, а ноги уже несли по перрону и гостеприимные двери поезда, словно ожидающие именно любительницу лесных фиалок, живо захлопнулись… Странно, но внутреннее ощущение дарило радость и долгожданное спокойствие. Значит газ действует не сразу: «Ну что же, легче будет умирать, да и стоит ли печалиться, если уже надышалась». Волнения и страхи остались на перроне, как забытые второпях вещи. Водрузившись на свободное место, я стала погружаться в атмосферу безмятежного созерцания всех прелестей жизни подземного мира.
На удивление люди сидели весьма расслабленно и каждый как мог пытался скоротать своё драгоценное время. Кто-то спокойненько читал книгу — живую и многими позабытую из-за шагающего прогресса в ногу с регрессом души, иные, закрыв глаза от усталости, ловили релакс под мерный перестук колёс, мысленно блуждая во дне проходящем. Мило улыбнувшись вновь прибывшей, мальчик, напротив меня, погрузился в томик стихов Андрея Белого. Сам он казался ангелом, сошедшим с небес: белокурые вьющиеся волосы и глаза — голубики. «Да», — заметила я, — «только венчика над головой не хватает». Будучи наблюдательной, я быстро отметила, что достаточно было проехать одну остановку, как усталость отступала, появлялись силы и желание снова бежать по делам. И только необходимость следовать до станции назначения позволяла активизироваться исключительно в пределах отведённой территории. Пассажиры легко и радостно уступали места вновь вошедшим, помогали занести чемоданы и сумки, вежливо усаживали стариков и болтали с малышами, и от этого в вагоне становилось чуть светлее, словно кто-то подливал маслица в лампадку… Вспомнился запах ладана, храмовое пение, и тихое умиротворение закралось в душу: «Хорошо то как… Почему я так редко стала ходить на службу? Вечно ищу себе отговорки и оправдания: то поспать в выходные хочется, то уборка по дому со стряпнёй, а радости от исполненного — ноль — дырка от бублика». Вдруг в дальнем конце вагона кто-то громко чихнул, и весь вагон радушно пропел: «Будьте здоровы!» Удивлению моему не было предела: «Вот это да! Куда я попала? Может быть тут вольноотпущенные с Канатчиковой дачи? Но так не бывает, чтобы всех и сразу… А может быть газ так действует?». Дальше фиалковое наваждение раскрывалось во всей своей красе, лепесток за лепестком.
Скорость поезда увеличивалась, закладывало уши, но никто на это не обращал внимания. Вдруг резко в вагоне погас свет, и уверенный голос, словно с небес, произнёс: «Просьба соблюдать спокойствие. Идёт проверка на Принадлежность». «Принадлежность чему или кому?» — тревога наползала, как чёрная туча, к тому же силуэты невидимых людей расцветали всеми цветами и оттенками радуги, переливаясь своим неповторимым светом. Мальчик напротив погрузился в золотое марево, и мне тут же вспомнился стих Андрея Белого «Тело»:
В неизносный, Косный Ком — — Бьётся Сердце, — — Светоём.
Телo Бренное И пленное — — Бьётся — — Солнечной Вселенною.
Очи — прянут:
Станут Свет — — В золотые — — Ливни лет, — — В золотое — — Бездорожие… В уши — Грянут Трубы — — Божие!
Суши Каменные Жгла — — Сила пламенного Молота… Души — Божьи Зеркала, — — Отражающие — Золото.
Стало ужасно интересно. Взглянув на свой силуэт, определила — да я почти фиолетовая. «Каждый охотник желает знать где сидит фазан. Ф — фазан», — вспомнилась детская зубрилка всех цветов радуги и мои часто повторяемые слова: «Да мне всё фиолетово!» — когда чувствовала, как ком обид начинал нестерпимо душить, и чтобы не обозлиться на обидчика, я переключала своё внимание на душеспасительные темы. «Дофазанилась значит. А, впрочем, хорошая маскировочка в ночи», — успокаивала я себя. Но это было только начало, фиалковое наваждение разворачивалось со скоростью мысли.
На станции «Добрынинская» в инвалидной коляске въехал мужчина очень приятной наружности, элегантно одетый, и тут же перешел к решительным действиям. Громко и отчётливо он проговорил на весь вагон: «Братья и сёстры, есть ли среди вас нуждающиеся?» После чего проехал по вагону, щедро осыпая таковых. Казалось, карманы его были бездонны. И что самое интересное, — люди принимали его денежную помощь, как должную, с большой благодарностью. Я тут же вспомнила, что всегда подавала инвалидам щедро, как могла, а они прятали эти бумажки в потайные карманы и, оглядываясь по сторонам, спешили восвояси, но, чтобы инвалиды раздавали милостыню — никогда! Подъехав ко мне и заглянув в глаза, он протянул мне три пятитысячных купюры, сказав: «Это тебе, голубка, маме на лекарства». «Точно, голубка… сизокрылая», — подумала я, вспомнив про фиолетовый, а он, словно прочтя мысли, погладил меня по руке.
На удивление люди сидели весьма расслабленно и каждый как мог пытался скоротать своё драгоценное время. Кто-то спокойненько читал книгу — живую и многими позабытую из-за шагающего прогресса в ногу с регрессом души, иные, закрыв глаза от усталости, ловили релакс под мерный перестук колёс, мысленно блуждая во дне проходящем. Мило улыбнувшись вновь прибывшей, мальчик, напротив меня, погрузился в томик стихов Андрея Белого. Сам он казался ангелом, сошедшим с небес: белокурые вьющиеся волосы и глаза — голубики. «Да», — заметила я, — «только венчика над головой не хватает». Будучи наблюдательной, я быстро отметила, что достаточно было проехать одну остановку, как усталость отступала, появлялись силы и желание снова бежать по делам. И только необходимость следовать до станции назначения позволяла активизироваться исключительно в пределах отведённой территории. Пассажиры легко и радостно уступали места вновь вошедшим, помогали занести чемоданы и сумки, вежливо усаживали стариков и болтали с малышами, и от этого в вагоне становилось чуть светлее, словно кто-то подливал маслица в лампадку… Вспомнился запах ладана, храмовое пение, и тихое умиротворение закралось в душу: «Хорошо то как… Почему я так редко стала ходить на службу? Вечно ищу себе отговорки и оправдания: то поспать в выходные хочется, то уборка по дому со стряпнёй, а радости от исполненного — ноль — дырка от бублика». Вдруг в дальнем конце вагона кто-то громко чихнул, и весь вагон радушно пропел: «Будьте здоровы!» Удивлению моему не было предела: «Вот это да! Куда я попала? Может быть тут вольноотпущенные с Канатчиковой дачи? Но так не бывает, чтобы всех и сразу… А может быть газ так действует?». Дальше фиалковое наваждение раскрывалось во всей своей красе, лепесток за лепестком.
Скорость поезда увеличивалась, закладывало уши, но никто на это не обращал внимания. Вдруг резко в вагоне погас свет, и уверенный голос, словно с небес, произнёс: «Просьба соблюдать спокойствие. Идёт проверка на Принадлежность». «Принадлежность чему или кому?» — тревога наползала, как чёрная туча, к тому же силуэты невидимых людей расцветали всеми цветами и оттенками радуги, переливаясь своим неповторимым светом. Мальчик напротив погрузился в золотое марево, и мне тут же вспомнился стих Андрея Белого «Тело»:
В неизносный, Косный Ком — — Бьётся Сердце, — — Светоём.
Телo Бренное И пленное — — Бьётся — — Солнечной Вселенною.
Очи — прянут:
Станут Свет — — В золотые — — Ливни лет, — — В золотое — — Бездорожие… В уши — Грянут Трубы — — Божие!
Суши Каменные Жгла — — Сила пламенного Молота… Души — Божьи Зеркала, — — Отражающие — Золото.
Стало ужасно интересно. Взглянув на свой силуэт, определила — да я почти фиолетовая. «Каждый охотник желает знать где сидит фазан. Ф — фазан», — вспомнилась детская зубрилка всех цветов радуги и мои часто повторяемые слова: «Да мне всё фиолетово!» — когда чувствовала, как ком обид начинал нестерпимо душить, и чтобы не обозлиться на обидчика, я переключала своё внимание на душеспасительные темы. «Дофазанилась значит. А, впрочем, хорошая маскировочка в ночи», — успокаивала я себя. Но это было только начало, фиалковое наваждение разворачивалось со скоростью мысли.
На станции «Добрынинская» в инвалидной коляске въехал мужчина очень приятной наружности, элегантно одетый, и тут же перешел к решительным действиям. Громко и отчётливо он проговорил на весь вагон: «Братья и сёстры, есть ли среди вас нуждающиеся?» После чего проехал по вагону, щедро осыпая таковых. Казалось, карманы его были бездонны. И что самое интересное, — люди принимали его денежную помощь, как должную, с большой благодарностью. Я тут же вспомнила, что всегда подавала инвалидам щедро, как могла, а они прятали эти бумажки в потайные карманы и, оглядываясь по сторонам, спешили восвояси, но, чтобы инвалиды раздавали милостыню — никогда! Подъехав ко мне и заглянув в глаза, он протянул мне три пятитысячных купюры, сказав: «Это тебе, голубка, маме на лекарства». «Точно, голубка… сизокрылая», — подумала я, вспомнив про фиолетовый, а он, словно прочтя мысли, погладил меня по руке.
Страница
1 из 2
1 из 2