Ее мало что связывало с этим миром. Даже с отцом и матерью она едва произносила более десятка слов за день. Постепенно это количество сократилось до «доброго утра», «спасибо» и «спокойной ночи»…
2 мин, 24 сек 8949
Между нею и родителями не было ничего общего. Так же как ее лицо не имело ничего общего с тем, кем она была. Говорят, глаза — зеркало души. Она долго смотрела себе в глаза — в зеркальном отражении — но не видела в них ничего, кроме разбросанных по серому рыжих точек. Между ее душой и телом была очень слабая связь.
Собственное имя ничего ей не говорило. Она читала книги в библиотеке, изучала словари, но имя оставалось пустым звуком, таким же пустым, как его первая буква — «о». Большую часть дня она была окружена людьми — множеством людей, совершенно незнакомых и претендовавших на то, чтобы быть знакомыми. По крайней мере, они называли ее по имени. Имени, за которым не было ничего, кроме пустоты.
Ее не замечали. Толкали, наступали на ноги, садились на ее сумку. Говорили о ней так, будто ее присутствие было формой сквозняка — неизбежностью, к кторой привыкли. Она не обижалась — ведь все это не имело к ней никакого отношения.
Она жила в другом мире — там, где тело было не нужно, и куда она отправлялась, как только закрывала глаза. Она бы хотела остаться в нем насовсем, но свет и день каждый раз возвращали ее обратно, в манекен, который мучили головокружение и колотье в груди.
Она пробовала не дышать, потому что ее «о» было наполнено воздухом, который прижимал к земле. Но становилось больно, и в груди кололо еще больше. Она боялась высоты, и не тонула, потому что отец научил ее плавать. Но дело было не в этом. Что-то еще не пускало, странное чувство, что для чего-то все это было нужно.
Книга об андрогинах попалась ей в руки случайно, но она сразу поняла, что это был далекий потомок случая, породившего большой взрыв. Ее душа была разделена, и пока она не найдет половинку, застрявшую в кукле из плоти, отличавшуюся от ее собственной плоской грудью и крантиком снизу, ей не быть свободной.
Следующие несколько лет инструментом ее жизни стала телефонная книга. Она проживала дни в телефонных будках, дыша в трубку, когда чужой голос снова и снова спрашивал «Алё?» Она не думала, что будет, когда, наконец, найдет его среди миллионов, и, когда это случилось, она испугалась. Она повесила трубку. Что сказать ему? Ее голос был голосом куклы, говорившим только заученные слова.
Но она не могла не звонить. Ей хотелось снова и снова слышать его «алё?». И она набирала номер. И вешала трубку.
Однажды она сидела перед ящиком, в котором красивая кукла, похожая на женщину, рассказывала истории на ночь. «Сергей Вишневский пятнадцати лет найден сегодня мертвым. Предположительно подросток выпал из окна собственной квартиры на восьмом этаже. Милиция ведет следствие по причинам смерти. Семья Сергея рассказывает, что в последнее время мальчика беспокоили странные телефонные звонки»….
Она улыбнулась. Выключила телевизор. Пошла на кухню и взяла длинный нож, которым мать обычно резала мясо. Она спрятала нож под кофтой. В своей комнате она встала перед зеркалом. Серые глаза смотрели на нее рыжими крапинами «о». Она взяла деревянную рукоятку двумя руками и проделала в них дырку.
Собственное имя ничего ей не говорило. Она читала книги в библиотеке, изучала словари, но имя оставалось пустым звуком, таким же пустым, как его первая буква — «о». Большую часть дня она была окружена людьми — множеством людей, совершенно незнакомых и претендовавших на то, чтобы быть знакомыми. По крайней мере, они называли ее по имени. Имени, за которым не было ничего, кроме пустоты.
Ее не замечали. Толкали, наступали на ноги, садились на ее сумку. Говорили о ней так, будто ее присутствие было формой сквозняка — неизбежностью, к кторой привыкли. Она не обижалась — ведь все это не имело к ней никакого отношения.
Она жила в другом мире — там, где тело было не нужно, и куда она отправлялась, как только закрывала глаза. Она бы хотела остаться в нем насовсем, но свет и день каждый раз возвращали ее обратно, в манекен, который мучили головокружение и колотье в груди.
Она пробовала не дышать, потому что ее «о» было наполнено воздухом, который прижимал к земле. Но становилось больно, и в груди кололо еще больше. Она боялась высоты, и не тонула, потому что отец научил ее плавать. Но дело было не в этом. Что-то еще не пускало, странное чувство, что для чего-то все это было нужно.
Книга об андрогинах попалась ей в руки случайно, но она сразу поняла, что это был далекий потомок случая, породившего большой взрыв. Ее душа была разделена, и пока она не найдет половинку, застрявшую в кукле из плоти, отличавшуюся от ее собственной плоской грудью и крантиком снизу, ей не быть свободной.
Следующие несколько лет инструментом ее жизни стала телефонная книга. Она проживала дни в телефонных будках, дыша в трубку, когда чужой голос снова и снова спрашивал «Алё?» Она не думала, что будет, когда, наконец, найдет его среди миллионов, и, когда это случилось, она испугалась. Она повесила трубку. Что сказать ему? Ее голос был голосом куклы, говорившим только заученные слова.
Но она не могла не звонить. Ей хотелось снова и снова слышать его «алё?». И она набирала номер. И вешала трубку.
Однажды она сидела перед ящиком, в котором красивая кукла, похожая на женщину, рассказывала истории на ночь. «Сергей Вишневский пятнадцати лет найден сегодня мертвым. Предположительно подросток выпал из окна собственной квартиры на восьмом этаже. Милиция ведет следствие по причинам смерти. Семья Сергея рассказывает, что в последнее время мальчика беспокоили странные телефонные звонки»….
Она улыбнулась. Выключила телевизор. Пошла на кухню и взяла длинный нож, которым мать обычно резала мясо. Она спрятала нож под кофтой. В своей комнате она встала перед зеркалом. Серые глаза смотрели на нее рыжими крапинами «о». Она взяла деревянную рукоятку двумя руками и проделала в них дырку.