Добавить в моё избранное
8 мин, 28 сек 16680
Иногда приходя в себя, больная категорически отказывалась ехать в больницу, а потом необходимость в этом отпала сама собой.
Собственно, с этого и началось наше окончательное падение в бездну, по сравнению с которой мой мизантропический запой оказался расположен посреди, прямо-таки, белоснежной жизненной полосы, потому как в день смерти жены мой бывший одноклассник сошел с ума. Он буквально помешался на этой безвременной смерти, постоянно копошась в себе, выясняя, кто виноват в трагедии, вновь и вновь ища выход из безвыходного положения. Он, подобно мне перед этим, к чертям бросил работу, разругался со всеми знакомыми, кроме, быть может, меня, да еще Вокипуты, которого вот уже со школы никто из нас не видел.
Он вновь и вновь звонил посреди ночи с безумными требованиями приехать к нему, выпить и посидеть до утра, чтобы ему не было страшно; жаловался на то, что за ним кто-то следит; угрожал найти убийцу и лично расправиться с ним. Откуда взялась у него мысль об убийце — мне было не ясно, но, неожиданно сплоченные несчастьем, теперь мы вновь стремительно отдалялись друг от друга, в первую очередь — потому, что его безумный растрепанный вид и его сумасшедшие мысли стали вызывать у меня непреодолимое отвращение.
А потом он заявил, что неожиданно сгоревшая Ален пала жертвой вампира и каждую ночь после смерти является к нему вместе с высоким статным вампиром, в которого превратился после смерти наш друг Вокипута.
К тому времени Алис безвылазно торчал дома, забаррикадировавшись дешевыми распятиями из ближайшей церквушки и последним, не вынесенным из дома, платяным шкафом. Я пришел к нему, напоил водкой, а когда он захрапел прямо на столе, гадко всхрюкивая по пьяни, оставил его одного, а сам — поехал домой к давешнему «ботанику». Старая мать Вокипуты долго не хотела открывать, то ли не узнавая, то ли брезгуя патлатым небритым типом в черной «косухе»; наконец — открыла и, так и не пригласив войти, сообщила, что Тошик (вот, как его звали! ) погиб на каких-то военных учениях. Три года назад… После чего я вернулся к Алису, по дороге купив еще одну бутылку, и остался у него на ночь.
А ночью я увидел их… Алис внезапно замолчал, замер и сделался белым, как его умирающая жена, остекленевшими глазами уставившись в окно. Я проследил за его взглядом, чувствуя, как покрываюсь при этом холодным потом, и выронил стакан, потому как увидел стоящую на подоконнике мертвую Ален и мертвого Вокипуту рядом с ней. Они стояли, смотрели на нас и улыбались, обнажая огромные сияющие в лунном свете, клыки. А потом — безмолвно растаяли в заоконной тьме… — Ты видел их?! Ты видел эту тварь? — бился в истерике Алис, не уточняя, кого из двоих он имеет в виду, покуда не забрезжил рассвет и в голове его не созрела чудовищная мысль о мести. Да, он решился на убийство, если этот термин вообще уместен в данной ситуации. Он решил уничтожить Зло и, в принципе, это ему почти удалось.
Не знаю, что он думал весь день, готовясь к вечернему походу на кладбище, к могиле своей бывшей подруги. Мы пили, строгали колья, закупили на базаре чеснок. Потом — вновь пили и он все бормотал неразборчиво о мести, о смерти, о водке и крови. Проклинал всех подряд и один раз даже замахнулся на меня здоровенным тесаком, которым обтесывал очередную деревяшку.
На кладбище мы пришли за пол часа до закрытия, нашли могилу Ален и молча — он к тому времени иссяк — дождались, когда разойдутся последние немногочисленные посетители. Потом принялись копать.
Черная жирная земля оказалась довольно податливой, в ней прямо-таки кишели черви — жирные, белесые. Показался гроб. Мы извлекли его, взломали крышку и нашему взору, озаренная лучами заходящего солнца, предстала юная покойница. Она не была как живая — она была такой, какой мы видели ее в предпоследний раз, на похоронах: восковая, землистого оттенка кожа отливала одновременно желтизной; белое платье, в складки которого, пока мы ломали крышку, насыпалась земля; светлые волосы, рассыпанные по атласной подушке. Зато теперь я заметил на шее пресловутый след вампирского укуса — две черных припухлых дыры.
Я стоял и смотрел на немертвую. Внутри у меня все протестовало, но я своими глазами видел вампира и против воли начинал понимать, что нам придется ее убить. Нет, не убить — освободить; отпустить ее немногочисленные еще грехи — их не могло накопиться много — и выпустить ее пленную душу на свободу.
И внезапно Алис бросился к ней, впился зубами в ее шею и принялся грызть, чавкая и давясь при этом. Девушка взвыла, принялась отбиваться, раздирая когтями лицо бывшего мужа. Вой, визг, рык и звук разгрызаемых хрящей, брызги крови. Гроб развалился, белое платье порвалось. Я замер в ужасе, сходя с ума снова и снова в одно дикое мгновение, а потом, не разбирая дороги, бросился бежать… Теперь вы понимаете, почему я в свои, не столь уж и многочисленные годы, совершенно седой, почему у меня трясутся руки и почему, черт возьми, я нахожусь в этой проклятой комнате?
Собственно, с этого и началось наше окончательное падение в бездну, по сравнению с которой мой мизантропический запой оказался расположен посреди, прямо-таки, белоснежной жизненной полосы, потому как в день смерти жены мой бывший одноклассник сошел с ума. Он буквально помешался на этой безвременной смерти, постоянно копошась в себе, выясняя, кто виноват в трагедии, вновь и вновь ища выход из безвыходного положения. Он, подобно мне перед этим, к чертям бросил работу, разругался со всеми знакомыми, кроме, быть может, меня, да еще Вокипуты, которого вот уже со школы никто из нас не видел.
Он вновь и вновь звонил посреди ночи с безумными требованиями приехать к нему, выпить и посидеть до утра, чтобы ему не было страшно; жаловался на то, что за ним кто-то следит; угрожал найти убийцу и лично расправиться с ним. Откуда взялась у него мысль об убийце — мне было не ясно, но, неожиданно сплоченные несчастьем, теперь мы вновь стремительно отдалялись друг от друга, в первую очередь — потому, что его безумный растрепанный вид и его сумасшедшие мысли стали вызывать у меня непреодолимое отвращение.
А потом он заявил, что неожиданно сгоревшая Ален пала жертвой вампира и каждую ночь после смерти является к нему вместе с высоким статным вампиром, в которого превратился после смерти наш друг Вокипута.
К тому времени Алис безвылазно торчал дома, забаррикадировавшись дешевыми распятиями из ближайшей церквушки и последним, не вынесенным из дома, платяным шкафом. Я пришел к нему, напоил водкой, а когда он захрапел прямо на столе, гадко всхрюкивая по пьяни, оставил его одного, а сам — поехал домой к давешнему «ботанику». Старая мать Вокипуты долго не хотела открывать, то ли не узнавая, то ли брезгуя патлатым небритым типом в черной «косухе»; наконец — открыла и, так и не пригласив войти, сообщила, что Тошик (вот, как его звали! ) погиб на каких-то военных учениях. Три года назад… После чего я вернулся к Алису, по дороге купив еще одну бутылку, и остался у него на ночь.
А ночью я увидел их… Алис внезапно замолчал, замер и сделался белым, как его умирающая жена, остекленевшими глазами уставившись в окно. Я проследил за его взглядом, чувствуя, как покрываюсь при этом холодным потом, и выронил стакан, потому как увидел стоящую на подоконнике мертвую Ален и мертвого Вокипуту рядом с ней. Они стояли, смотрели на нас и улыбались, обнажая огромные сияющие в лунном свете, клыки. А потом — безмолвно растаяли в заоконной тьме… — Ты видел их?! Ты видел эту тварь? — бился в истерике Алис, не уточняя, кого из двоих он имеет в виду, покуда не забрезжил рассвет и в голове его не созрела чудовищная мысль о мести. Да, он решился на убийство, если этот термин вообще уместен в данной ситуации. Он решил уничтожить Зло и, в принципе, это ему почти удалось.
Не знаю, что он думал весь день, готовясь к вечернему походу на кладбище, к могиле своей бывшей подруги. Мы пили, строгали колья, закупили на базаре чеснок. Потом — вновь пили и он все бормотал неразборчиво о мести, о смерти, о водке и крови. Проклинал всех подряд и один раз даже замахнулся на меня здоровенным тесаком, которым обтесывал очередную деревяшку.
На кладбище мы пришли за пол часа до закрытия, нашли могилу Ален и молча — он к тому времени иссяк — дождались, когда разойдутся последние немногочисленные посетители. Потом принялись копать.
Черная жирная земля оказалась довольно податливой, в ней прямо-таки кишели черви — жирные, белесые. Показался гроб. Мы извлекли его, взломали крышку и нашему взору, озаренная лучами заходящего солнца, предстала юная покойница. Она не была как живая — она была такой, какой мы видели ее в предпоследний раз, на похоронах: восковая, землистого оттенка кожа отливала одновременно желтизной; белое платье, в складки которого, пока мы ломали крышку, насыпалась земля; светлые волосы, рассыпанные по атласной подушке. Зато теперь я заметил на шее пресловутый след вампирского укуса — две черных припухлых дыры.
Я стоял и смотрел на немертвую. Внутри у меня все протестовало, но я своими глазами видел вампира и против воли начинал понимать, что нам придется ее убить. Нет, не убить — освободить; отпустить ее немногочисленные еще грехи — их не могло накопиться много — и выпустить ее пленную душу на свободу.
И внезапно Алис бросился к ней, впился зубами в ее шею и принялся грызть, чавкая и давясь при этом. Девушка взвыла, принялась отбиваться, раздирая когтями лицо бывшего мужа. Вой, визг, рык и звук разгрызаемых хрящей, брызги крови. Гроб развалился, белое платье порвалось. Я замер в ужасе, сходя с ума снова и снова в одно дикое мгновение, а потом, не разбирая дороги, бросился бежать… Теперь вы понимаете, почему я в свои, не столь уж и многочисленные годы, совершенно седой, почему у меня трясутся руки и почему, черт возьми, я нахожусь в этой проклятой комнате?
Страница
2 из 3
2 из 3
