Добавить в моё избранное
6 мин, 54 сек 15121
За стеклом стояла пол-литровая бутылка виски; по ней извилисто стекали крупные капли дождя, из-за чего казалось, что лошадь на этикетке оживает, а самого Пегаса и след простыл. Ну, чудеса… — Пожалуй, вам одной всё это не осилить, — сказал я, доставая бутылку и ещё один стакан.
— Вот это по-нашему, по-морскому! — одобрительно рявкнула Муза и сама налила нам по полному стакану.
— А то я уж подумала, что ты бацилла. Дай-ка ещё килечки. И лучку побольше… Ага, вот так. Ну, будь здрав, боярин! Хфуууу… — Что такое «бацилла»? — едва не задохнувшись спиртным выхлопом, прошептал я.
— Эээ, да у тебя совсем кнехт не варит, — проворчала она, засовывая в рот двойной бутерброд с килькой и кольцами лука. Учись, салага: «бацилла» — это молодой боцман, от которого одна головная боль. Он даже качелей не выдерживает — травит смычки то и дело.
— Смычки?? — Кажется, я совсем опьянел… Лучше промолчу. И я продолжил разглядывать свою гостью: её балахон распахнулся, открывая взору обтянутую тельняшкой фигуру. Хм… ничего такая… стройненькая. Штаны закатаны почти до колен, как у матроса, только что драившего палубу… — Да, драить тоже приходилось, — перехватив мой взгляд, бодро сообщила Муза.
— И стасиков гонять по всей норе! — засмеялась она, обнажив два ряда великолепных зубов… Я люблю, когда люди смеются — искренне, по-доброму. Смеющийся человек на минуту становится самим собой, сбрасывая надетую с раннего утра деловую маску, делающую его похожим на манекен с массой функций — от домработницы до босса. Но смеются все одинаково — без маски. Вот и Муза моя рассмеялась… Хм… моя? Неожиданно я поймал себя на мысли, что эта, уже крепко поддавшая, дама мне чем-то симпатична. Да, определённо — она обаятельна. Несмотря на загар и перегар. И нос выдаёт в ней породу, которую не скроешь за крепким словцом и неряшливой робой. И протекцию обещала… — Баклан, ты чего притих?! — Дама уже клевала носом, но, видимо, по старой морской привычке, всё ещё хорохорилась.
— Кончай якоря вымачивать! Трави концы, рогатые! Эй, там, на голубятне! Полный вперёд!
Похоже, моя Муза окончательно причалила. Погасшая трубка выпала из ослабевшей руки. Какая же она мирная, когда спит… — Эй… — я потряс её за плечо, — а ты зачем прилетала-то? — Пользуясь её состоянием, я нахально перешёл на «ты».
— Я звал тебя по делу — мне завтра рассказ сдавать!
— Ах, да… рассказ.
— Машинально повторила за мной Муза, тараща на меня свои пуговичные глаза.
— Слушай… я сейчас не в той кондиции. Мне бы вааанну, чашечку кооофе… Нет, она явно издевалась надо мной! И это — после двух бутылок «Белой лошади»!
— Ах, тебе ванну?! — Я уже разозлился.
— Сейчас будет тебе «ваааанна», дорогая моя морячка! И кофе с какавой!
Интересно, чем моются музы? И моются ли они вообще? «Белая лошадь», постучав копытом в моей голове, услужливо подсказала, что богиня Афродита родилась из морской пены — в холодной морской воде.
Я быстро наполнил ванну ледяной водой, насыпал туда стирального порошка, ароматической морской соли и вылил флакон какой-то пахучей жидкости, которой жена крахмалила мои рубашки. Потом подумал — и добавил зелёнки — вода сразу стала по-морскому зеленоватой и пенистой. Вот так: если она действительно божественного происхождения, она возродится из любой пены. Или, по крайней мере, протрезвеет от холода. Я повесил на крючок белоснежный банный халатик жены и, оглядев всё это великолепие, отправился за Музой.
Муза дремала, положив голову на руки… Её волосы растрепались и, рассыпавшись по плечам, уже не выглядели старческими буклями. Я осторожно снял с неё балахон и уже протянул руки к тельняшке, но тут она приоткрыла один глаз и возмущённо оттолкнула меня:
— У тебя, кажись, борзометр зашкалило, юнга! Проводи меня в купальню… В ванной долго было подозрительно тихо… Ни бульканья, ни визгов, ни всплесков воды — ничего. Я уже засомневался — а была ли она тут вообще, как дверь отворилась… На пороге стояла она — в халатике, с волосами, красиво уложеными в конский хвост… — Ты опять проспал целый день? — голосом жены строго спросила Муза. Вон — даже не ел ничего. А ведь тебе завтра в издательство!
Я посмотрел на часы — они неторопливо пробили девять склянок… Вечер… — Свари мне, пожалуйста, кофе, — попросил я жену. Я, наверное, сегодня всю ночь буду работать… Мы будем работать, — поправился я, — с моей Музой.»
— Вот это по-нашему, по-морскому! — одобрительно рявкнула Муза и сама налила нам по полному стакану.
— А то я уж подумала, что ты бацилла. Дай-ка ещё килечки. И лучку побольше… Ага, вот так. Ну, будь здрав, боярин! Хфуууу… — Что такое «бацилла»? — едва не задохнувшись спиртным выхлопом, прошептал я.
— Эээ, да у тебя совсем кнехт не варит, — проворчала она, засовывая в рот двойной бутерброд с килькой и кольцами лука. Учись, салага: «бацилла» — это молодой боцман, от которого одна головная боль. Он даже качелей не выдерживает — травит смычки то и дело.
— Смычки?? — Кажется, я совсем опьянел… Лучше промолчу. И я продолжил разглядывать свою гостью: её балахон распахнулся, открывая взору обтянутую тельняшкой фигуру. Хм… ничего такая… стройненькая. Штаны закатаны почти до колен, как у матроса, только что драившего палубу… — Да, драить тоже приходилось, — перехватив мой взгляд, бодро сообщила Муза.
— И стасиков гонять по всей норе! — засмеялась она, обнажив два ряда великолепных зубов… Я люблю, когда люди смеются — искренне, по-доброму. Смеющийся человек на минуту становится самим собой, сбрасывая надетую с раннего утра деловую маску, делающую его похожим на манекен с массой функций — от домработницы до босса. Но смеются все одинаково — без маски. Вот и Муза моя рассмеялась… Хм… моя? Неожиданно я поймал себя на мысли, что эта, уже крепко поддавшая, дама мне чем-то симпатична. Да, определённо — она обаятельна. Несмотря на загар и перегар. И нос выдаёт в ней породу, которую не скроешь за крепким словцом и неряшливой робой. И протекцию обещала… — Баклан, ты чего притих?! — Дама уже клевала носом, но, видимо, по старой морской привычке, всё ещё хорохорилась.
— Кончай якоря вымачивать! Трави концы, рогатые! Эй, там, на голубятне! Полный вперёд!
Похоже, моя Муза окончательно причалила. Погасшая трубка выпала из ослабевшей руки. Какая же она мирная, когда спит… — Эй… — я потряс её за плечо, — а ты зачем прилетала-то? — Пользуясь её состоянием, я нахально перешёл на «ты».
— Я звал тебя по делу — мне завтра рассказ сдавать!
— Ах, да… рассказ.
— Машинально повторила за мной Муза, тараща на меня свои пуговичные глаза.
— Слушай… я сейчас не в той кондиции. Мне бы вааанну, чашечку кооофе… Нет, она явно издевалась надо мной! И это — после двух бутылок «Белой лошади»!
— Ах, тебе ванну?! — Я уже разозлился.
— Сейчас будет тебе «ваааанна», дорогая моя морячка! И кофе с какавой!
Интересно, чем моются музы? И моются ли они вообще? «Белая лошадь», постучав копытом в моей голове, услужливо подсказала, что богиня Афродита родилась из морской пены — в холодной морской воде.
Я быстро наполнил ванну ледяной водой, насыпал туда стирального порошка, ароматической морской соли и вылил флакон какой-то пахучей жидкости, которой жена крахмалила мои рубашки. Потом подумал — и добавил зелёнки — вода сразу стала по-морскому зеленоватой и пенистой. Вот так: если она действительно божественного происхождения, она возродится из любой пены. Или, по крайней мере, протрезвеет от холода. Я повесил на крючок белоснежный банный халатик жены и, оглядев всё это великолепие, отправился за Музой.
Муза дремала, положив голову на руки… Её волосы растрепались и, рассыпавшись по плечам, уже не выглядели старческими буклями. Я осторожно снял с неё балахон и уже протянул руки к тельняшке, но тут она приоткрыла один глаз и возмущённо оттолкнула меня:
— У тебя, кажись, борзометр зашкалило, юнга! Проводи меня в купальню… В ванной долго было подозрительно тихо… Ни бульканья, ни визгов, ни всплесков воды — ничего. Я уже засомневался — а была ли она тут вообще, как дверь отворилась… На пороге стояла она — в халатике, с волосами, красиво уложеными в конский хвост… — Ты опять проспал целый день? — голосом жены строго спросила Муза. Вон — даже не ел ничего. А ведь тебе завтра в издательство!
Я посмотрел на часы — они неторопливо пробили девять склянок… Вечер… — Свари мне, пожалуйста, кофе, — попросил я жену. Я, наверное, сегодня всю ночь буду работать… Мы будем работать, — поправился я, — с моей Музой.»
Страница
2 из 2
2 из 2
