Море бушевало, разбиваясь серыми волнами о ровные белые скалы; седые барашки летели вверх, как ошмётки лопнувшего шарика. Были сумерки, и скоро — об этом было известно уже давно — всё должна была поглотить тьма. Исполинские отвесные скалы смотрели на шторм невозмутимо, с лёгкостью разбивая все натиски. Ничего не стоило им укрощать эту стихию — так было много столетий подряд, и сегодня будет так же, как всегда.
Добавить в моё избранное
24 мин, 30 сек 1850
Кто воздвиг эти каменные громадины у самого моря? Гордый ли гунн ходил здесь по краю обрыва, глядя своими раскосыми глазами в сторону горизонта? Римлянин ли в грязных доспехах маршировал здесь колоннами, таская камень за камнем, чтобы утрамбовать могучие бледные изваяния у самого подножия моря? Вряд ли самый старый мудрец сможет сказать это точно. Горы и сами не хотели знать; их разум дремал в тысячелетнем покое, и горе тому, кто бы осмелился разбудить его.
Пока горы спокойно сдерживали воду своими подошвами, никому дела не было до того, что происходит под её толщей. Там, на мутном дне, уже сотни лет в яростной истерике бились водоросли — сотни миллионов спутанных зелёных слоевищ, торчащих из камней. Именно они и были причиной этого шторма — раскачиваясь, они так сильно толкали воду, что она покорно шла вперёд, волоча за собой ветер. Раньше, в совсем древние времена, они толкались по одиночке, вразнобой пытаясь вызвать волну, но это никогда не заканчивалось ничем, кроме столкновения с соседями — такими же боязливыми, скользкими и зелёными, как они сами. Их спокойные склизкие лица выражали лишь тоску и разочарование: ничто не помогало сдвинуть волну вперёд, на мерзкие горы, что отделяли их от мира.
Но всё изменилось, когда великий Уур-хун взобрался на камень. Он был совсем не таким, как они — мощным, разноцветным, с десятками лепестков, торчащих из ствола тела; каждый сын народа Низших Растений сразу понял, что к ним пришёл тот, кому суждено вершить их судьбы. Листья Уур-хуна торчали острыми пластинами, меняя цвет от тёмно-зелёного у самых корней до красного и затем бурого в верхней части слоевища. А в чёрной прорези пасти у него сверкало три ряда острых и крепких зубов — они сияли, как лёд под солнечными лучами. Тогда он впервые обратился к подводному народу с речью:
— Братья! Миллионы лет мы растём здесь, и нас стало так много, что морская пучина уже не может вместить нас. Вы все давно хотите наружу, но проклятые горы веками преграждали нам путь. Вы думали, что не можете изменить этого? Я говорю вам — раскачивайте воду все вместе, в едином такте, чтобы пришла большая волна — и тогда мы сокрушим эту жалкую преграду!
И водоросли поняли, что вода и вправду пойдёт вперёд легче, если раскачиваться всем одновременно. Маленькие зелёные рожицы исказились, наливаясь жестокостью. Они закачались вперёд и назад, назад и вперёд, и повторяли так день за днём, становясь всё крепче и ловчее. И громогласный хор миллионов разносил под водой грозный клич:
Вперёд! Вперёд! Во все углы!
Мы здесь едины, хоть малы!
Туда, где солнце ляжет спать, Мы донесём свою печать!
Уур-хун оглядывал бесконечный строй и восхищался силой и самоотверженностью своего народа. Он видел: с таким войском ему теперь будет очень просто захватить мир. Не важно даже, каковы будут его воины по отдельности, одно их количество уже позволит водорослям установить свою власть над всеми столицами мира, думал он. «Когда растения выйдут на сушу, миллионы людей будут бежать, спасаясь от их извилистых корней и безжалостных зубов на маленьких мордочках, но мы будем беспощадны — горы трупов заполнят их площади, а реки окрасятся в красный цвет. Тогда уже сами они — проклятые люди, столько лет занимавшие сушу — отправятся жить под воду, мы схороним их в гигантских клетках на морском дне, и все, что они смогут сделать — это прирасти к камням, позеленеть и раскачиваться туда-сюда, не в силах изменить свою судьбу, как это делали мы по их вине столько бесконечно долгих зим,» — так рассуждал великий Вождь Народа Низших Растений, наблюдая со своего камня за усилиями зелёных собратьев. «Совсем скоро придёт этот день,» — думал он, — «Как только мы смоем единственную преграду — эти отвратительные, ненавистные горы, отделяющие море от аккуратных городишек человечества. Надо лишь чуть-чуть поднажать, и наши усилия приведут к успеху.» Но время шло, а горы всё не смывались — они оставались такими же невозмутимыми, как и прежде, как ни старались орды водорослей. Порой от них отваливались куски рассыпчатой белой породы, и в такие моменты старейшины Низших Растений, наблюдавшие за ситуацией через длинные трубки, высунутые наружу, ликовали — вот он, час, когда горы уступят нам дорогу. Но за белыми кусками обнажались лишь новая белая стена, и конца ей не было видно — стало ясно, что волнам не смыть горы полностью, что они не собираются освобождать им проход. Уун-хур давал своим воинам отдохнуть, чтобы они набрались сил раскачивать море с ещё большей яростью — они не теряли надежду и качались, пронзая солёную толщу беззвучным писком. Но всё было по-прежнему, и сколько бы отчаяния не было в их трудах, камень продолжал сдерживать океан.
И вот, однажды под вечер, насмотревшись на старание своих детей, братьев и сестёр, Уур-хун вздохнул, и, отвернувшись, чтобы никто не заметил его разочарования, пополз к своему дому под камнем, возвещая об окончании дня.
Пока горы спокойно сдерживали воду своими подошвами, никому дела не было до того, что происходит под её толщей. Там, на мутном дне, уже сотни лет в яростной истерике бились водоросли — сотни миллионов спутанных зелёных слоевищ, торчащих из камней. Именно они и были причиной этого шторма — раскачиваясь, они так сильно толкали воду, что она покорно шла вперёд, волоча за собой ветер. Раньше, в совсем древние времена, они толкались по одиночке, вразнобой пытаясь вызвать волну, но это никогда не заканчивалось ничем, кроме столкновения с соседями — такими же боязливыми, скользкими и зелёными, как они сами. Их спокойные склизкие лица выражали лишь тоску и разочарование: ничто не помогало сдвинуть волну вперёд, на мерзкие горы, что отделяли их от мира.
Но всё изменилось, когда великий Уур-хун взобрался на камень. Он был совсем не таким, как они — мощным, разноцветным, с десятками лепестков, торчащих из ствола тела; каждый сын народа Низших Растений сразу понял, что к ним пришёл тот, кому суждено вершить их судьбы. Листья Уур-хуна торчали острыми пластинами, меняя цвет от тёмно-зелёного у самых корней до красного и затем бурого в верхней части слоевища. А в чёрной прорези пасти у него сверкало три ряда острых и крепких зубов — они сияли, как лёд под солнечными лучами. Тогда он впервые обратился к подводному народу с речью:
— Братья! Миллионы лет мы растём здесь, и нас стало так много, что морская пучина уже не может вместить нас. Вы все давно хотите наружу, но проклятые горы веками преграждали нам путь. Вы думали, что не можете изменить этого? Я говорю вам — раскачивайте воду все вместе, в едином такте, чтобы пришла большая волна — и тогда мы сокрушим эту жалкую преграду!
И водоросли поняли, что вода и вправду пойдёт вперёд легче, если раскачиваться всем одновременно. Маленькие зелёные рожицы исказились, наливаясь жестокостью. Они закачались вперёд и назад, назад и вперёд, и повторяли так день за днём, становясь всё крепче и ловчее. И громогласный хор миллионов разносил под водой грозный клич:
Вперёд! Вперёд! Во все углы!
Мы здесь едины, хоть малы!
Туда, где солнце ляжет спать, Мы донесём свою печать!
Уур-хун оглядывал бесконечный строй и восхищался силой и самоотверженностью своего народа. Он видел: с таким войском ему теперь будет очень просто захватить мир. Не важно даже, каковы будут его воины по отдельности, одно их количество уже позволит водорослям установить свою власть над всеми столицами мира, думал он. «Когда растения выйдут на сушу, миллионы людей будут бежать, спасаясь от их извилистых корней и безжалостных зубов на маленьких мордочках, но мы будем беспощадны — горы трупов заполнят их площади, а реки окрасятся в красный цвет. Тогда уже сами они — проклятые люди, столько лет занимавшие сушу — отправятся жить под воду, мы схороним их в гигантских клетках на морском дне, и все, что они смогут сделать — это прирасти к камням, позеленеть и раскачиваться туда-сюда, не в силах изменить свою судьбу, как это делали мы по их вине столько бесконечно долгих зим,» — так рассуждал великий Вождь Народа Низших Растений, наблюдая со своего камня за усилиями зелёных собратьев. «Совсем скоро придёт этот день,» — думал он, — «Как только мы смоем единственную преграду — эти отвратительные, ненавистные горы, отделяющие море от аккуратных городишек человечества. Надо лишь чуть-чуть поднажать, и наши усилия приведут к успеху.» Но время шло, а горы всё не смывались — они оставались такими же невозмутимыми, как и прежде, как ни старались орды водорослей. Порой от них отваливались куски рассыпчатой белой породы, и в такие моменты старейшины Низших Растений, наблюдавшие за ситуацией через длинные трубки, высунутые наружу, ликовали — вот он, час, когда горы уступят нам дорогу. Но за белыми кусками обнажались лишь новая белая стена, и конца ей не было видно — стало ясно, что волнам не смыть горы полностью, что они не собираются освобождать им проход. Уун-хур давал своим воинам отдохнуть, чтобы они набрались сил раскачивать море с ещё большей яростью — они не теряли надежду и качались, пронзая солёную толщу беззвучным писком. Но всё было по-прежнему, и сколько бы отчаяния не было в их трудах, камень продолжал сдерживать океан.
И вот, однажды под вечер, насмотревшись на старание своих детей, братьев и сестёр, Уур-хун вздохнул, и, отвернувшись, чтобы никто не заметил его разочарования, пополз к своему дому под камнем, возвещая об окончании дня.
Страница
1 из 7
1 из 7
