Добавить в моё избранное
15 мин, 29 сек 74
Тоже совет. Моя мама давно уже, с пятидесяти лет, антресоли заполнила вместо сундука. Городская стала. Тоже совет.
Напротив сундуков — старый шкаф (раньше его называли «буфет», в старинных книгах если читаю про буфеты в кухне, бабушкин вспоминаю), который когда-то был красой в пещере-«зале», а до этого многие годы служил у бабушки в избе (но этого я уже не помню), самодельный, резной, милый. Краска, видимо, была очень качественной, поэтому слезала она медленно: под последней, голубой, показывался нежно бежевый. Там бабушка хранила всякие мелочи. Жалко стало, потому что всё там хранила для нас с мамой и сыном, который приезжал раз в год и увозил всё для жены. Она много для меня собирала к лету, сама не ела.
— Картнай («старая мама» дословно — «бабушка»), почему лимон такой жесткий, как камешек? — спросила я ее, когда увидела его в одном из ящичков.
— Ииииииий, — протянула она (в деревне этой бабушки все такие «музыкальные»), — я же для тебя приберегла! Нам, бабушкам, иногда на праздники дают гостинцы. С 8 марта осталось! А вот шоколадку кушай, кушай! — И она ласково похлопала меня по спине.
В напротив двери — большая круглая металлическая самодельная высокая бочка, крышка такая же, — для круп, с запасов на зиму.
На деревянном потолке большие крюки — для мяса: что-то сушится, а готовые — вяленые — ждут очереди своей.
Справа от двери стояли два ларца — с пшеном (для цыплят, покупали и сыпали туда, сами не ели — экономили, потому что мясо птиц будут есть всегда, да еще и сын увезет с собой, и нам в поезде поесть, а зимой дядя или бабушка везут пару с собой) и для пшеницы (тогда в деревне мельники были в почете — мы даже на мельницу ездили делать муку (тоже взяли напрокат коня с телегой), а вот это — чудесная история: словно большой деревянный слон стоит на четырех толстенных черных прорезиненных ногах и танцует — туда-сюда, и потом — мука получается).
И в завершении, большой металлический бочонок с мукой, за дверью. Она такая холодная, как вода из-под крана.
Бабушка моя маленькая, потому дядя сделал ей из длинной доски подставки, прибитые на обычные пни, потому она залезала и брала из ларцов то, что было нужно на тот момент.
Под подставкой — банки. Вот до них, накононец, дошли (вы всё еще со мной? ).
Мое путешествие по «холодильнику» всегда завершалось банками — что там внутри? Интересно же! Раз читаете, наверное, и вам интересно. Немного осталось.
3. Это было один раз в жизни. А в бабушкиной — второй.
— Бабушка, а кто погрыз эти крышки? — спросила картнайку городская внучка.
— Ох, окаянные, опять грызут! — возмутилась бабушка. Покачала головой. — Посмотри, они и мыло мое хозяйственное едят! — заметила она, когда нагнулась осмотреть крышки банок. Она в коробке хранила и мыло. Открыла коробку с мылом.
«Надо же, крысы и мыло едят! « — удивилась я, которая крыс не видела никогда в жизни.
Лето прошло.
На следующий год я опять выбрала день для тщательного изучения «запретной» для чужих глаз комнаты двора. Обычно это жаркий день, когда куры лежат, расставляя крылья прямо на земле, с открытым клювом (и я доставала яйца с тонкой скорлупой, я думала, что они «не дозревшие», оказывается, в жару меняются многие привычные вещи), а старый кот распластался на крыше хлева и свисает, как черная тряпка, гляди, вот-вот упадет.
Дошла до ларца. Банки. Крышки целы, мыло уже лежали в шкафу друг на дружке. Все в порядке!
Казалось бы со стороны, что я задаю глупый вопрос (глупый для тех, кто умничает, а самого спросите, реакцию представляете и они не ответят вам, просто шаблоны «где-то слышал»? ):
— Картнай («бабушка», — татарск.), а где крысы?
— О, это удивительная история, улыбается она. — Крысы появились у меня в прошлом году, когда ты сказала. Как и откуда — не знаю. В очередной раз я зашла, гляжу, на меня сверкают два глаза из-за угла. А до этого, очень давно, как клэт только не заделывали: и цементом заливали, и камнями обставляли. Сильные крысы! Но, когда они каким-то образом сломали замок, где я хранила самодельный сыр, который для вас готовила, и его весь съели, я просто от обиды села на ступеньку у ларца и горько заплакала.
Плакала и от обиды разговаривала с ними:
— Иииий, Ходай («Господи», — татарск.), ну я же бедная женщина, живу запасами, коплю для детей круглый год, не ворую, уважаемая женщина, медик, я же все, что собираю — для детей, для тех, кто ко мне приходит — соседи, подруги, а летом дети едут, внученька единственная. Но зачем у меня воруете, у честной?
И все!
Бабушка до самой смерти рассказывала по моей просьбе эту историю. Мне она запомнилась и даже пригодилась (выходит так)! Так что, тот, кто писал про тараканов, я подтверждаю, что он не лжет, а говорит правду! Потому что с прусаками в коммуналке я проделала то же самое!
Напротив сундуков — старый шкаф (раньше его называли «буфет», в старинных книгах если читаю про буфеты в кухне, бабушкин вспоминаю), который когда-то был красой в пещере-«зале», а до этого многие годы служил у бабушки в избе (но этого я уже не помню), самодельный, резной, милый. Краска, видимо, была очень качественной, поэтому слезала она медленно: под последней, голубой, показывался нежно бежевый. Там бабушка хранила всякие мелочи. Жалко стало, потому что всё там хранила для нас с мамой и сыном, который приезжал раз в год и увозил всё для жены. Она много для меня собирала к лету, сама не ела.
— Картнай («старая мама» дословно — «бабушка»), почему лимон такой жесткий, как камешек? — спросила я ее, когда увидела его в одном из ящичков.
— Ииииииий, — протянула она (в деревне этой бабушки все такие «музыкальные»), — я же для тебя приберегла! Нам, бабушкам, иногда на праздники дают гостинцы. С 8 марта осталось! А вот шоколадку кушай, кушай! — И она ласково похлопала меня по спине.
В напротив двери — большая круглая металлическая самодельная высокая бочка, крышка такая же, — для круп, с запасов на зиму.
На деревянном потолке большие крюки — для мяса: что-то сушится, а готовые — вяленые — ждут очереди своей.
Справа от двери стояли два ларца — с пшеном (для цыплят, покупали и сыпали туда, сами не ели — экономили, потому что мясо птиц будут есть всегда, да еще и сын увезет с собой, и нам в поезде поесть, а зимой дядя или бабушка везут пару с собой) и для пшеницы (тогда в деревне мельники были в почете — мы даже на мельницу ездили делать муку (тоже взяли напрокат коня с телегой), а вот это — чудесная история: словно большой деревянный слон стоит на четырех толстенных черных прорезиненных ногах и танцует — туда-сюда, и потом — мука получается).
И в завершении, большой металлический бочонок с мукой, за дверью. Она такая холодная, как вода из-под крана.
Бабушка моя маленькая, потому дядя сделал ей из длинной доски подставки, прибитые на обычные пни, потому она залезала и брала из ларцов то, что было нужно на тот момент.
Под подставкой — банки. Вот до них, накононец, дошли (вы всё еще со мной? ).
Мое путешествие по «холодильнику» всегда завершалось банками — что там внутри? Интересно же! Раз читаете, наверное, и вам интересно. Немного осталось.
3. Это было один раз в жизни. А в бабушкиной — второй.
— Бабушка, а кто погрыз эти крышки? — спросила картнайку городская внучка.
— Ох, окаянные, опять грызут! — возмутилась бабушка. Покачала головой. — Посмотри, они и мыло мое хозяйственное едят! — заметила она, когда нагнулась осмотреть крышки банок. Она в коробке хранила и мыло. Открыла коробку с мылом.
«Надо же, крысы и мыло едят! « — удивилась я, которая крыс не видела никогда в жизни.
Лето прошло.
На следующий год я опять выбрала день для тщательного изучения «запретной» для чужих глаз комнаты двора. Обычно это жаркий день, когда куры лежат, расставляя крылья прямо на земле, с открытым клювом (и я доставала яйца с тонкой скорлупой, я думала, что они «не дозревшие», оказывается, в жару меняются многие привычные вещи), а старый кот распластался на крыше хлева и свисает, как черная тряпка, гляди, вот-вот упадет.
Дошла до ларца. Банки. Крышки целы, мыло уже лежали в шкафу друг на дружке. Все в порядке!
Казалось бы со стороны, что я задаю глупый вопрос (глупый для тех, кто умничает, а самого спросите, реакцию представляете и они не ответят вам, просто шаблоны «где-то слышал»? ):
— Картнай («бабушка», — татарск.), а где крысы?
— О, это удивительная история, улыбается она. — Крысы появились у меня в прошлом году, когда ты сказала. Как и откуда — не знаю. В очередной раз я зашла, гляжу, на меня сверкают два глаза из-за угла. А до этого, очень давно, как клэт только не заделывали: и цементом заливали, и камнями обставляли. Сильные крысы! Но, когда они каким-то образом сломали замок, где я хранила самодельный сыр, который для вас готовила, и его весь съели, я просто от обиды села на ступеньку у ларца и горько заплакала.
Плакала и от обиды разговаривала с ними:
— Иииий, Ходай («Господи», — татарск.), ну я же бедная женщина, живу запасами, коплю для детей круглый год, не ворую, уважаемая женщина, медик, я же все, что собираю — для детей, для тех, кто ко мне приходит — соседи, подруги, а летом дети едут, внученька единственная. Но зачем у меня воруете, у честной?
И все!
Бабушка до самой смерти рассказывала по моей просьбе эту историю. Мне она запомнилась и даже пригодилась (выходит так)! Так что, тот, кто писал про тараканов, я подтверждаю, что он не лжет, а говорит правду! Потому что с прусаками в коммуналке я проделала то же самое!
Страница
4 из 5
4 из 5
